– Ли учит наших дочерей всему, что они должны знать, чтобы в один прекрасный день стать достойными женами и матерями. Для этого необходимы четыре добродетели, – терпеливо объяснял Во, загибая пальцы, – скромность, послушание, правильная речь и смиренное поведение. Они также должны хорошо усвоить три правила: дочь зависит от отца, жена зависит от мужа, и мать зависит от сына. Их также учили ткать и вышивать, готовить и быть радушными хозяйками. Видите ли, мисс Пейдж, мы считаем дочерей временным украшением дома отца, пока девушке не придет пора перебраться в дом мужа. В древнем изречении об этом говорится более красноречиво: дочь подобна молодому побегу бамбука, который растет вне ограды твоего сада.
– Но раз вы считаете, что дочерям не обязательно образование, зачем вы наняли меня учить их английскому языку? – спросила Сарина в замешательстве.
На его глаза словно опустилась пелена, сделав их бездонными и непроницаемыми.
– Возможно, это просто проявление моего тщеславия. – Он пожал плечами, но его глаза вдруг вспыхнули и голос стал тверже. – Если бы какой-нибудь изящный цветок, столь же поразительно красивый и говорящий по-французски, оказался в таком положении, как вы, я бы выбрал для моих дочерей французский язык вместо английского. Сказать по правде, моя дорогая мисс Пейдж, не так часто нам даруется случай найти счастливое разрешение чьим-то проблемам.
Значит, Во дал ей эту работы из сострадания? Это одновременно польстило Сарине и смутило ее. Но она понимала, что продолжать эту тему бесполезно. Во Шукэн дал ей ответ, какой пожелал. Подумав о детях, которых она могла бы учить где-нибудь в Америке или Англии, она вздрогнула от предчувствия, что здесь она не принесет никакой пользы и, возможно, просто станет еще одним украшением дома Во. Она с грустью оглядела маленькую, ярко освещенную комнату с наклонным потолком и голыми стенами. Четыре маленьких деревянных стола и стоящие возле них низкие скамейки располагались вокруг большого прямоугольного стола с высоким стулом. Интересно, насколько это отличается от школы миссии? Ее взгляд упал на две стопки выцветших сине-зеленых полосатых шелковых подушек, лежащих в углу комнаты.
– Ими пользовался еще мой сын, – негромко пояснил Во, найдя удачный способ прервать неловкое молчание, воцарившееся между ними. – Обучение девочек будет начинаться в девять утра, а в полдень им сюда принесут легкий завтрак. Потом дети час будут спать на этих подушках, а став постарше, просто отдыхать на них и размышлять о том, чему их учили утром. Занятия заканчиваются около четырех часов, после чего девочки возвращаются в дом, чтобы принять ванну и приготовиться к ужину.
– А мне тоже следует придерживаться этого распорядка? – поинтересовалась Сарина, чувствуя, как холодно прозвучал ее голос.
Если Во и заметил перемену в ее тоне, ничто в его голосе не выдало этого.
– Это целиком на ваше усмотрение, – ответил он. – Несомненно, вы обнаружите, что заниматься с ними гораздо труднее, чем с мальчиками, но если вы опытный и терпеливый педагог, то преодолеете все препятствия, которые они перед вами воздвигнут. Это ваша вотчина, мисс Пейдж. Управляйте ею хорошо и будете более чем прилично вознаграждены за свои усилия. А сейчас я больше не могу откладывать свой отъезд, потому что в городе меня ждет множество неотложных дел. – Он поклонился Сарине и направился к двери. – Я прикажу, чтобы сюда немедленно прислали двух рабов. Они выгребут эту многолетнюю пыль и приготовят дом для моих дочерей. – Во снова поклонился и вышел, оставив ее наедине с пылью, воспоминаниями и собственными тревожными мыслями.
Вскоре после того, как двое молодых слуг закончили уборку, Сарина услышала раздававшиеся неподалеку звонкие голоса. Несколько минут спустя в комнату в сопровождении неулыбчивой, одетой в серый халат служанки с бледным мрачным лицом вошли три девочки. Сарина уже знала, что ее зовут Лань Тай и что она «амах» девочек.
Все три девочки выглядели, как миниатюрные копии красавицы Ли. Их густые черные волосы с подстриженной челкой походили на блестящие шапочки на их маленьких головках. На девочках были одинаковые блузки из бледно-розового шелка и такие же штаны, а на ногах крошечные тапки, какие носили Сюе и Ли. Они вошли в комнату прихрамывая, маленькими шажками, и Сарину охватило негодование: она, как и Чен, считала завязанные ноги неоправданной жестокостью. Но она скрыла свои чувства за теплой и дружелюбной улыбкой и, когда все три девочки по очереди поклонились ей, поклонилась им в ответ.
– Я Сарина, – медленно и отчетливо произнесла она, показывая на себя и тщательно выговаривая каждый слог. – Са-ри-на.
– Са-ли-на, – с робкой улыбкой повторила самая высокая из трех девочек.
Сарина покачала головой и снова произнесла свое имя:
– Са-ри-на.
На этот раз все три девочки сделали попытку повторить его:
– Са-ли-на.
Сарина улыбнулась и кивнула головой. Салина. Пусть пока будет так, решила она. По крайней мере для начала. Она посмотрела на старшую из девочек, показала на себя и снова громко повторила свое имя. Потом показала на девочку и вопросительно приподняла бровь.
Девочка без колебаний ответила:
– Лян.
– Лян. – Сарина повторила имя девочки, и Лян гордо кивнула.
Потом Сарина показала на девочку, стоящую рядом с Лян, и та полушепотом произнесла:
– Хуэй.
Сарина повторила ее имя и заставила Хуэй назвать себя еще раз, но уже в полный голос. Удовлетворившись, она показала на самую маленькую из трех и была вознаграждена визгом:
– Чуй.
Старшие сестры рассмеялись, прикрывая рты крошечными ручками. Мрачная женщина, все еще стоящая позади них, постучала поочередно рукой по их плечам и строго покачала головой. Смех мгновенно смолк. Посмотрев на сопровождающую, Сарина сначала показала на нее, а потом на дверь. Женщина заморгала и оглянулась на дверь, но осталась на месте. Сарина снова показала на дверь и сделала просительный жест руками.
Лян, похоже, догадалась, что хотела сказать Сарина, потому что повернулась к служанке и что-то быстро произнесла по-китайски. Та смутилась, но Лян заговорила снова, и она, кивнув головой, поклонилась девочкам. Затем с упреком посмотрела на Сарину, еще раз поклонилась и шаркающей походкой вышла из комнаты. Сарина положила Лян руку на плечо и четко произнесла:
– Спасибо.
Лян нахмурилась. Сарина повторила и с улыбкой чуть поклонилась девочке. Лян поклонилась в ответ, и с ее крошечных, как почка розы, губ слетело робкое:
– Паси-бо.
Несмотря на свободу, данную ей Во, Сарина следовала тому же распорядку, который когда-то был установлен для его сына. К ее радости, симпатичные дочки Во полюбили ее. Шли дни, и Сарина обнаружила, что с каждым новым английским словом, которое запоминали девочки, она узнавала его китайский вариант. Оказалось, что это самый легкий и эффективный способ учить ее подопечных. Каждое утро она приносила в летний домик какие-нибудь предметы: ювелирные украшения, что-нибудь из одежды, домашнюю посуду или утварь и по очереди показывала им. После того как кто-нибудь из девочек называл слово по-китайски, она медленно произносила его по-английски, и сестры повторяли за ней. Вскоре несколько утренних часов они стали проводить в саду, изучая названия цветов и деревьев. Из всех трех девочек одиннадцатилетняя Лян оказалась самой любознательной и помогала Сарине увлечь девятилетнюю Хуэй и восьмилетнюю Чуй, когда их энтузиазм начинал иссякать.
День был настолько насыщен делами, что Сарина к вечеру еле добиралась до постели. Но в темноте, когда звуки дня становились тише и замирали, ее охватывала прежняя тоска, которую, казалось, не могло смягчить время. Пара крепких рук выхватывала ее из темноты, заставляя вспомнить все, что она старалась забыть. Открыв раздвижные панели, Сарина лежала на кровати и смотрела на тени, которые в лунном свете отбрасывали плывущие облака. Иногда ей виделся в них корабль, качающийся на волнах, иногда два тела, слившиеся в любовной игре.
Во вздохах ветра ей слышалось ее имя, произнесенное его голосом. Но затем ветер становился холоднее, его завывания громче, и ей слышалось уже не ее имя, а совсем другое. Хи-ла-ри. Хи-ла-ри. Она закрывала глаза, поворачивалась на бок, подставляя ветру и луне спину, и пыталась убедить себя, что однажды ее боль пройдет навсегда. Но довольно часто она просыпалась утром с чувством одиночества, холодившим душу, а знакомые зеленые глаза по-прежнему жгли ей сердце.
Однажды днем, в четыре часа, когда девочки вернулись к строгой и сумрачной Лань Тай, Сарина отправилась погулять по саду. Бродя среди раскидистых тутовых деревьев, она увидела Чена, выходящего из деревянного домика, где разводили шелковичных червей. Окликнув его по имени, она поспешила к нему навстречу, радуясь возможности возобновить знакомство с неуловимым молодым человеком, которого она теперь видела только за ужином. Противоречивые чувства отражались на лице Чена: похоже, он разрывался между желанием поговорить с ней и необходимостью быть осторожным. Сарина подошла ближе, и лицо юноши стало непроницаемым. Сарина в очередной раз восхитилась его способностью так легко скрывать свои чувства и снова вспомнила, как он притаился в тот вечер за окном музыкальной комнаты. Интересно, в какую опасную игру он играет?
– Ваших юных подопечных сегодня уже отпустили, мисс Пейдж? – спросил Чен с легкой улыбкой.
– И вернули под надзор Лань Тай, которая столь неодобрительно ко мне относится, – вздохнула Сарина.
Чен рассмеялся.
– Не обращайте внимания на бедную старуху, – сказал он. – За двадцать четыре года, что она живет у нас в доме, еще ни один человек не снискал ее одобрения. Но она «амах», которой нет равных, и дети, которых она опекает, – это ее дети, своих у нее никогда не было.
Сарина сразу почувствовала нежность к этой женщине и почему-то вспомнила о несчастных крестьянах, к которым Чен выказывал такое же сострадание. Она попыталась вспомнить их имена.
– На, – пробормотала она, не сообразив, что произносит имя вслух, – и Янь У. Как они, Чен? – спросила она и была награждена его удивленным взглядом.
– Только подумать, вы даже запомнили, как их зовут! – Он улыбнулся и заглянул ей в глаза, словно впервые увидел. – Рад сообщить вам, что Янь У совсем поправился, а На все еще очень меня беспокоит. Ребенок, который у нее скоро родится, десятый по счету, и я боюсь, что это будет стоить ей жизни. У нее почти не осталось сил, и она проводит весь день в доме под присмотром своей старшей дочери. Если отец узнает об этом, он страшно рассердится, потому что его шелковичными червями сейчас занимается на два человека меньше обычного.
– Но если эта женщина так больна, ваш отец наверняка не будет против того, чтобы ее собственная дочь ухаживала за ней.
Чен стиснул зубы.
– Вы не знаете моего отца, – буркнул он.
– Возможно, я знаю его лучше, чем вы думаете, – возразила она. – Любой мужчина, способный проявить сострадание к постороннему человеку, каким для него была я, наверняка выкажет гораздо большую заботу о своей крестьянке, которая столько лет проработала на него.
– Несчастный крестьянин, пусть и самый преданный, не идет ни в какое сравнение с посторонним человеком, если им оказывается красивая молодая женщина вроде вас, мисс Пейдж.
Сарина внезапно разволновалась.
– Чен, я не…
– Вы не находите странным, что мой отец, который всегда считал дочерей бесполезной обузой, теперь настаивает на том, чтобы они изучали английский язык? – прервал он ее, и щеки Сарины стали медленно наливаться краской. – Лян уже одиннадцать лет, мисс Пейдж, и ее скоро обручат. Все эти одиннадцать лет отец ее почти не замечал, и вдруг она и ее младшие сестры получают привилегию, которой пользуются только сыновья. Вы не задумывались почему?
Лицо Сарины запылало: его слова были эхом ее недавних мыслей, но она все-таки встала на защиту Во Шукэна.
– Своими домыслами вы оскорбляете нас обоих, Чен, – с упреком сказала Сарина. – Вы лучше других знаете, как опасно говорить о вашем отце таким неуважительным тоном.
Его лицо вновь стало непроницаемым, и он слегка поклонился ей в знак безмолвного извинения.
– Вы были когда-нибудь в домиках, где мы разводим шелкопряда, мисс Пейдж? – спросил он ровным, спокойным голосом.
Сделав над собой усилие, чтобы выбросить из головы их предыдущий разговор, Сарина покачала головой.
– Тогда идемте, – он легко взял ее под руку. – Позвольте мне показать вам неприглядное происхождение чудесного шелка, который предпочитает для своих платьев даже императорская фамилия. Они покупают шелк только у нас.
Он открыл дверь в одно из длинных, лишенных окон строений, и Сарина вошла в прохладную, тускло освещенную комнату.
– Рассказывают, что много тысяч лет назад императрица Сы Лин, жена императора Хуан Ди, первая распорядилась выращивать тутовое дерево и разводить тутового шелкопряда, – поведал Чен. – Она была замечательная женщина, ей даже приписывают изобретение ткацкого станка для шелка.
– Тогда почему же, – спросила его Сарина, – если некоторые из женщин столько сделали для вашей страны, их здесь так низко ценят?
– На это, мисс Пейдж, – он печально улыбнулся, – у меня нет ответа. Это лицемерно, глупо, но, как бы сказал мой достопочтенный отец, это традиция, на которой держится наша культура.
Они некоторое время в задумчивости молча бродили по обширному зданию, заставленному от пола до потолка полками, как на складе Во в Шанхае. Но вместо рулонов шелковой ткани на полках находились сотни плоских плетеных подносов, на которых тысячи маленьких черных червячков поедали зеленые листья тутового дерева.
– Гусеницы едят круглые сутки в течение сорока двух дней, – пояснил Чен, – и становятся толстыми и белыми и достигают примерно трех дюймов в длину. За это время они четыре раза впадают в глубокий сон, который длится ровно сутки. Пока они спят, их кожа лопается, и, проснувшись, они выползают из старой оболочки и снова едят, до новой линьки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44