– Избрания?– Ну да, избрания! В силу старинных обычаев по семь выборщиков от Кёльна, Майнца, Бранденбурга, Пфальца выбирают императора Священной Римской Империи. Король мог, конечно, сделать попытку, но я был одним из тех, кто предупреждал его, что эта мечта – безумие! У императора был свой кандидат – собственный внук Карл, наследник престола Испании, Фландрии и Неаполитанского королевства… Этот холодный, спокойный, рассудительный юноша – полная противоположность нашему очаровательному государю. Короче, дорогая Зефирина, что должно было произойти, то и произошло: король напрасно заплатил 514 тысяч флоринов, чтобы купить голоса германских князей, золото-то они взяли… но проголосовали за Карла V! Не смотрите на меня такими большими глазами, моя красавица, или, клянусь честью Ла Палиса, я за себя больше не отвечаю!.. На чем я остановился?– Вы сказали, что они проголосовали за Карла V, сударь, – ответила Зефирина, которая не теряла нити беседы.– Совершенно верно. Ну вот, моя дорогая, это и есть бочка с гусиным пометом, простите меня за такое выражение, в которой мы находимся. Карл V никогда не простит королю Франциску, что тот пытался похитить у него корону, которой уже восемьдесят лет владеет его семья. Борьба двух монархов неизбежна. Один из них лишний. Карл хочет изгнать Франциска из герцогства Миланского, а Франциск хочет выставить Карла из Неаполя. Ну, что вы скажете об этом безвыходном положении, прекрасная резонерка?Зефирина нахмурила тонкие золотисто-рыжие брови:– А какова роль короля Англии во всем этом, сударь?– Английский король говорит, что вы столь же умны, сколь и красивы, божественная Зефирина! – заявил Ла Палис, отвесив глубокий поклон.Чтобы скрыть смущение, Зефирина звонко расхохоталась. Тряхнув золотисто-рыжей гривой, она пришпорила коня и поскакала в сопровождении своего нового друга к наполовину построенным башням, чьи белые стены заметила в просвете между деревьями. ГЛАВА XIIКЛЯТВА На огромной стройке в Шамборе раздавались звуки пил и молотков, звенели кирки. Словно пчелы из одного улья, сотни славных малых – резчиков по камню, каменщиков, мостильщиков и плотников, – гнули спины за несколько солей в день, чтобы возвести сказочный дворец. Зефирина, восхищенная этим зрелищем, с восторгом смотрела на гигантский фундамент и на уже возведенные этажи здания, выраставшего на песчаной и бесплодной земле.– Вон Клеман Маро, лакей короля.Ла Палис указал на довольно молодого человека в сине-зеленой ливрее, сидевшего на подножке какой-то повозки.– Он немножко сумасшедший, немножко шут, немножко поэт, и еще, думаю, лютеранин, – добавил маршал. – Но король его любит и прощает ему все причуды.Действительно, лакей-поэт, должно быть, был погружен в свои рифмы или в увлекательное чтение, так как даже не поднял глаз от пергамента, который держал у себя на коленях, когда Зефирина и маршал де Ла Палис спешились рядом с ним.– Мадемуазель де Багатель ищет короля, чтобы передать ему послание от отца, господина маркиза, мой дорогой Клеман… Знаете ли вы, где его величество? – спросил Ла Палис чрезвычайно любезным тоном.Не повернув головы и не поднявшись, чтобы поклониться маршалу, как полагалось сделать, лакей-поэт пробормотал:– Его величество удалились вместе с добрым ветром судьбы.Выслушав этот дерзкий ответ, Ла Палис скорчил Зефирине гримасу, что должно было означать приблизительно следующее: «Я ведь вас предупреждал, что он довольно странный!» А Клеман Маро, желая показать, насколько Зефирина и маршал помешали его занятиям, громко произнес двусмысленную фразу:– Афиняне, я признателен вам и люблю вас, но я скорее буду повиноваться Дельфийскому оракулу, нежели вам…Лакей-поэт перевернул лист пергамента, приготовившись читать дальше. Ошеломленная подобной наглостью Зефирина набрала в грудь воздуха и продолжила вместо него:– Афиняне, оправдаете вы меня или нет, будьте уверены, что никогда я не изменю своего поведения, пусть даже тысячу раз должен буду стоять перед лицом смерти!– Клянусь богом поэтов, мадемуазель знакома с Сократом! – воскликнул Клеман Маро.– Но сударь, – с негодованием возразила Зефирина, – отчего вы думаете, что только род мужской обладает знаниями?– Я не думаю, вовсе не думаю, мадемуазель, просто так оно и есть… весьма часто женский разум помещается не в голове, а совсем в другом месте!– Да? И где же это, сударь? – спросила Зефирина, выдавая полную невинность своих пятнадцати лет.– Хм!..Внезапно смутившись, Клеман Маро обменялся взглядом с Ла Палисом. Последнему успела надоесть греческая философия, и он не скрыл своего нетерпения:– Все это очень хорошо, мой дорогой Маро, но известно ли вам – да или нет, – где мадемуазель де Багатель может найти короля?– Его благосклонное величество удалились, не известив меня о своей судьбе, – повторил Клеман Маро. – Но для такой ученой девицы… примите мои поздравления, мадемуазель! – лакей-поэт поклонился Зефирине: – Вы, конечно, догадываетесь, что вечер… его величество проведет в Кло-Люсэ!!…Зефирина начала смутно догадываться о том, какую власть над мужчинами ей дает ученость. Она поблагодарила находившегося на седьмом небе от счастья Клемана Маро несколькими словами по-гречески, потом, направившись к Красавчику, уже собиралась попросить Ла Палиса сопровождать ее в Кло-Люсэ, когда услышала восклицание:– Мадемуазель де Багатель…Это был Гаэтан, весь в пыли. Он привез скатанные в трубку документы для распорядителя работ на стройке.Гаэтан! От волнения Зефирина до крови прикусила губу. Сердце отплясывало в ее груди какую-то сумасшедшую сарабанду. У нее почти подкосились ноги в тот момент, когда юный Ронсар склонился перед ней в поклоне:– Мадемуазель… простите… Ваш покорный слуга!Молодой человек был, видимо, озадачен, что встретил ее так далеко от поместья Багатель без отца и без оруженосца. Было заметно, что присутствие маршала смущает его и не дает высказаться. Зефирина, у которой порозовели щеки и заблестели глаза, старалась сохранить хладнокровие. Сейчас ей особенно была необходима ясность мысли. Гаэтан был здесь тоже совершенно один. Это была неожиданная удача. Видя, в каком он замешательстве, Зефирина поняла, что именно ей придется принять решение. Прежде всего следовало избавиться от Ла Палиса, который, казалось, стал таким же прилипчивым, как банка со смолой.– Ну наконец-то, вот и вы, господин де Ронсар! – воскликнула Зефирина так, словно у нее была назначена встреча с молодым человеком.Опьянев от своих недавних успехов в красноречии, она несколько напыщенно произнесла:– Это настоящее уравнение Пифагора с параметрическим решением. Я ждала вас в пункте X в Блуа, господин де Ла Палис, заменив вас в пункте У, сопроводил меня сюда, вы возвращаетесь в пункт Z в Поссонньер, а я сама еду в том же направлении в Кло-Люсэ. Смотрите, какая интересная задача с прямоугольником квадратной формы… Едем, господин де Ронсар, в дороге мы поговорим о математике…Теперь, когда она скакала бок о бок с принцем своих грез, Зефирина приходила в отчаяние, не в силах придумать, что еще сказать умного. Со своей стороны, Гаэтан превосходил немотой рыбу. Напрасно щебетали в своих гнездах пташки, напрасно благоухала жимолость – тяжелое молчание удручало Зефирину. Она постаралась его нарушить несколькими остроумными замечаниями, но Гаэтан был явно не склонен к беседе и отвечал односложно.Подобное глупое положение вещей не могло долее продолжаться. Заметив на опушке леса саманную лачугу, откуда выходила тоненькая струйка дыма, Зефирина спросила:– Не согласитесь ли вы, господин де Ронсар, остановиться на несколько минут, чтобы раздобыть для нас стакан молока и буханку хлеба? Признаюсь вам, что я ничего не ела с самого рассвета…– К вашим услугам, мадемуазель! – откликнулся Гаэтан, спешиваясь.Не зная, как следует себя вести, Зефирина покачивалась из стороны в сторону в своем седле. Она видела, как Гаэтан беседовал с крестьянином. Мужчина услужливо склонился и тут же принялся доить свою козу.Внезапно Зефирина пошатнулась от пронзившей ее боли; у нее вновь заболела голова, и боль была еще сильнее, еще острее, чем прежде. У нее было ощущение, будто ей шилом пронзают череп. Зефирина сползла с седла на землю; двигаясь осторожно, словно сомнамбула, она подошла к колодцу, чтобы выпить немного воды и смочить себе виски.Склонившись над краем колодца, Зефирина вздрогнула. Собственное отражение затягивало ее в глубину вод, в то время как чей-то нежный голос шептал: «Зефирина… Зефирина…»– Осторожно, вы можете упасть!Крепкая рука Гаэтана ухватила ее в тот момент, когда она была готова упасть в колодец. У нее стучали зубы.– Вам плохо, мадемуазель? – спросил Гаэтан, заметив ее бледность.Зефирина не села, а рухнула на бревно.– Нет, это так глупо! Не знаю, что со мной… Сегодня у Меня много раз начинала болеть голова…Откинув голову назад, она оперлась о ствол дерева, и ее золотисто-рыжие кудри, спутавшиеся во время скачки, рассыпались по плечам.– Пустяки, вас просто одолел голод. Вот держите, ешьте и пейте!Гаэтан протянул ей миску, наполненную душистым, теплым и пенистым молоком. Зефирина выпила с жадностью. Чувствуя на себе нежный взгляд юноши, она проглотила булку ячменного хлеба и кусок сала, подаренные добрым крестьянином.– Теперь лучше? – спросил Гаэтан.– Да, гораздо лучше…– Знаете, иногда вы меня даже немного пугаете… – прошептал Гаэтан, усаживаясь рядом с девушкой.Зефирина только что закончила пиршество, съев все до последней крошки.– Пугаю?Она сидела, открыв рот и глядя на юношу с оторопелым видом, так что выглядела почти смешной. Гаэтан кивнул:– Да, черт побери! Вы слишком ученая, слишком умная для меня, Зефи… Я… как вам сказать… Я чувствую себя совершенно потерянным рядом с вами. С тех пор, как я вас знаю… В особенности с тех пор, как я держал вас в объятиях… Я мечтаю о вас! Но я всего лишь младший сын, мне предназначена военная карьера, я недостоин вас, я только и умею, что читать да писать, я не моралист и не филолог, не математик и не…– О, Гаэтан! Гаэтан!.. – простонала Зефирина.Изо всей его речи она уловила лишь одну фразу: «Я мечтаю о вас». Губы у нее тряслись, она дрожала всем телом. Захмелев от счастья, она вдруг поняла, насколько опасно быть столь занудно-ученой с сильным полом. Это был урок, который следовало запомнить.– Бог мой, как вы ошибаетесь, Гаэтан! – возразила Зефирина со слезами в голосе. – Я так одинока, так слаба. Это я нуждаюсь в вас, в вашей силе… Я нуждаюсь в вашем покровительстве. О, Гаэтан! Гаэтан!Зефирине хотелось прокричать о своей любви на весь лес. Она подняла на юношу сияющие глаза. Гаэтан наклонился. Его губы коснулись волос Зефирины, ласково притронулись к ее вискам, быстро пробежали вниз по нежной шейке. Его крепкие руки любовно сжали ее талию. Она прижалась к горячей мужской груди…Под звонкое щелканье дрозда молодые люди обменялись своим вторым поцелуем – немного неловким, очень целомудренным, чистым поцелуем двух влюбленных подростков… Цветы диких абрикосов нежились под лучами послеполуденного солнца.Гаэтан поднялся, ослепленный, рассматривал чудесное маленькое личико, обращенное к нему.– С этой минуты вы, Зефи, самое дорогое, что у меня есть. Клянусь своей жизнью!– Я люблю вас, Гаэтан! Я хочу быть вашей женой!Прерывающимся от волнения голосом Зефирина поведала юноше о событиях, вызвавших ее бегство, о причинах, заставивших ее искать встречи с королем.– Я доставлю вас к нему, душенька моя, – пообещал Гаэтан. – Я никогда особенно не любил вашу мачеху, а еще менее – ее отпрыска. Ничего не бойтесь, мы не оставим вас в их когтях.Словно желая скрепить печатью свои слова, Гаэтан поцеловал Зефирину в лоб. Он уже собирался выпрямиться, когда Зефирина непроизвольным движением обвила руками его шею. Истосковавшись по любви, внезапно найдя счастье на груди этого юноши, она вновь искала губами его рот. В совершенной невинности своей она закинула назад голову, раскрыла губы, готовая к бесконечному поцелую. Гаэтан наклонился, чтобы поцеловать ее в уголки губ. Она задрожала, затрепетала в его объятиях, и ей вдруг захотелось чтобы он укусил ее, впился в нее зубами, был с ней резок, был груб.Гаэтан побледнел. Высвободившись из ее объятий, он сделал несколько шагов в сторону. Когда он вернулся к Зефирине, ее восхитительные зеленые глаза были залиты слезами.– Зефирина, что случилось? – воскликнул юноша, встав на одно колено рядом с ней.Зефирина замотала своей рыжей головкой:– Вы меня не любите, Гаэтан!– Я вас не люблю?– Нет… вы бежите от меня!Гаэтан сжал кулаки.– Я так вас люблю, Зефи… что буду относиться к вам с почтением, не притронусь даже поцелуем, пока вы не станете моей женой!– Вы будете относиться ко мне с почтением и не притронетесь ко мне? Ничего не понимаю из того, что вы говорите. Нет ничего неуважительного в том, что вы меня поцелуете, если любите меня!Она вдруг обнаружила в Гаэтане нечто непонятное. Ей просто хотелось прижаться к нему, и она не видела, в чем же состоит затруднение.Гаэтан ласково погладил шелковистую щечку. Очень сильный в свои семнадцать лет, он внезапно ощутил чувство превосходства: он был молодым мощным самцом, взявшим под свое покровительство невинную лань.– Вы очень ученая во многих вещах, душечка моя, но не играйте с огнем, или я за себя не ручаюсь. Я люблю вас и сейчас докажу это.Лишь последние слова несколько успокоили Зефирину. А Гаэтан вытащил кинжал, который носил с собой.Быстрым движением он провел острием клинка по своей руке, оставив на ней короткий надрез.– Вы не боитесь, Зефи? – спросил юноша.– Нет… – ответила Зефирина.На самом же деле она пришла в ужас, однако закрыла глаза и храбро протянула маленький кулачок. Когда она вновь открыла глаза, на ее молочно-белой коже поблескивало несколько капель крови.– Клянусь Святым Граалем Иосифа Аримафейского в том, что я, как достойный рыцарь и благородный дворянин, клянусь своей кровью и кровью дамы – властительницы моих дум, что буду защищать ее от врагов, что буду почитать ее и беречь до самого дня нашей свадьбы… И что бы ни случилось, клянусь перед Богом и перед людьми никого не брать в супруги кроме нее!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43