Он умер от обострения давнего недуга.– Перенелла тоже «умерла», хотя в действительности перебралась в Швейцарию, где позже встретилась со своим супругом. Да и самому Николасу сначала пришлось пережить собственные похороны, и только потом он оказался в Швейцарии. Канчес, с которым тебе предстоит познакомиться, стал настолько умудренным и одновременно настолько современным, что его возраст покажется тебе невероятным. Но уверяю: он один из тех необыкновенных людей – по крайней мере, что касается прожитых лет и накопленных знаний. С другой стороны, он сильно от них отличается. Мне кажется, Канчес с Фламелем не ладят. Видимо, в прошлом между ними что-то произошло, и теперь они превратились в заклятых врагов.– Какой же я идеалист! Я полагал, что бессмертные люди – если таковые существуют – помышляют исключительно о благе человечества.– Конечно, все обстоит по-другому, пока существуют Гитлеры, Буши, Наполеоны, Цезари, Филиппы Вторые, Людовики Четырнадцатые, Муссолини, Франко, Пиночеты и все, кто вертится вокруг их власти, незаметные, прячущиеся за спиной. Жажда власти – огромный соблазн, причина ужасных злодеяний. И, откровенно говоря, Рамон, я предпочитаю быть на стороне победителей.– Но послушай, Рикардо! «Какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит?» Евангелие от Матфея, 16:26.

– Я не Дориан Грей и, поверь, отличаю добро от зла. Человек – это мыслящее животное, а все идеи манихейства суть измышления запуганного и невежественного общества, которое ужасно боится боли, а еще больше – смерти. Людьми, всеми нами, движет стремление к выгоде. Ты хочешь взять на себя роль героя, но это не дает тебе права полагать, что одни поступают хорошо, а другие дурно. Идеи добра и зла сосуществуют в голове человека как бы в виде кучевого облака, на которое с разных сторон обрушиваются этические представления, – эти удары и направляют наше поведение. Именно они, бессмертные, управляют нами, чтобы сохранить свое бессмертие. Наш мир основан на условностях, и есть люди, которые движут этим миром ради собственной выгоды, ради того, чтобы мы никогда против них не восстали. Ты ведь помнишь про Зевса (впоследствии Юпитера), Венеру, Гермеса и им подобных? Вот каковы бессмертные, а тебя они пытаются превратить в нового Улисса или Геркулеса. Тебе не стать даже полубогом. Они использовали тебя, простодушный Рамон.– Не говори ерунды! Послушай, Рикардо, ты меня испытываешь или тоже хочешь использовать?– Клянусь, ты всегда был мне симпатичен. Я очень хорошо к тебе относился и до сих пор так отношусь. Ты жил в моем лондонском обиталище как у себя дома. Никогда бы не подумал, что ты станешь звеном цепи, против которой я борюсь. Ты пришел к ним, они тебя загипнотизировали, усыпили, а теперь ты собираешься стать одним из них. Они каждый год устраивают посвящение одного новичка, а потом исчезают. Я нуждаюсь в тебе, потому что тебя посвятят в тайны Великого делания. Ты – избранный. С этого момента многие будут в тебе нуждаться.– Рикардо, ты несешь полную чушь. Кто такие «они»?– Тебе лучше знать, с кем ты познакомился в Лондоне. Тебя видели с Виолетой Фламель, дочерью Николаса, и ее сестрицей Джейн.– Они не говорили, что Фламель – их отец.– Можно только догадываться, как все обстоит на самом деле. Быть может, они сами об этом не знают. Известно лишь, что перед своей мнимой смертью Николас завещал философское наследие племяннику, а Виолета и Джейн вполне могут оказаться дочерьми последнего. Впрочем, я убежден, что они – дочери Фламеля. Племянник не так давно погиб в Боснии, разорванный на куски гранатой. Тут уж ничего не поделаешь, невозможно быть абсолютно неуязвимым. Даже бессмертные рискуют жизнью.– Ты намекаешь, что Виолета может оказаться прабабушкой бабушки моей прабабушки?– Даже старше, хотя не скажу наверняка. Известно, что несколько десятилетий назад, около тысяча девятьсот семидесятого года, у племянника Николаса родился ребенок. По правде говоря, я не вхож в тайны этого семейства.Сердце мое пронзительно заныло. Кто же врет? Почему Виолета так много от меня скрывала? Неужели она хотела меня использовать, натравив на предполагаемых похитителей рукописи? Быть может, вся история с экономкой, Аресом и продажей книги Рикардо Лансе – выдумка, а на самом деле «Книга еврея Авраама» была похищена из музея… Но почему о краже никого не оповестили, почему до сих пор работают охранные системы?– Рикардо, скажи правду: ваша рукопись похищена из Амстердама?– Никто ничего не похищал. Единственный, кто может забрать ее из музея, – сам Николас. И если он так поступил, то очень давно, по причинам, ведомым лишь ему одному. Адольфо Арес сказал тебе правду: он получил книгу от старушки, не зная истинной цены рукописи, а экономка хранила ее среди книг, полагая, что это случайное, никому не принадлежащее библиографическое сокровище. Она тоже не знала настоящей цены этого ключа ко всем мечтам, ключа к бессмертию.– Рикардо, что тебе от меня нужно?Рикардо пронзительно поглядел на меня сверху вниз и ответил:– Ты единственный человек, единственный их друг, который может помочь мне перешагнуть порог и обрести дар, которой мы утратили тысячи лет назад, дар жизни.– Но мы и так живем более чем достаточно. И это говорит тебе человек, который хочет жить дольше.– Нет, Рамон, человек не живет. Это не жизнь, а лишь печальная карикатура на нее. Жизнь в том виде, в каком она была задумана, длится тысячу лет, и такие долгожители нам с тобой известны.– Об этом я кое-что знаю, но задавался вопросом: не слишком ли тяжек груз подобного долголетия?– Нисколько. Это путь, который следует пройти, и я собираюсь проделать его любой ценой. Ты разве не замечал, как мы инстинктивно цепляемся за жизнь? Долгая жизнь – это наш рай. Она…Но в тот самый миг, когда Рикардо собирался объяснить мне самую суть загадки тысячелетнего существования, к нашему столику подошли два человека.– Привет, Витор Мануэл! Как поживаешь? Рамон, представляю тебе своих друзей, маэстро Канчеса и Адриао.– Очень приятно. С Адриао мы познакомились сегодня вечером, а о маэстро Канчесе я много слышал.Было больше девяти часов вечера. За ужином вновь прибывшие (носители непостижимых тайн, окутанные плотным туманом загадки, который витал над нашим столиком и мешал разговору) смотрели на меня как на врага, с которым или договариваются о перемирии, или предлагают предать свой народ. Но мое внутреннее нравственное чутье под названием «совесть» понемногу одерживал о верх. Во мне зрело упорное желание отстоять свои убеждения. Мне помогла даже мысль о Боге – единственном истинном и чистом Боге, ведь я не разделял теории о десятках богов, которые наблюдают за нами, манипулируя нами и распоряжаясь нашими судьбами по своему усмотрению.– Итак, вы – бессмертные?Оба маэстро повернулись ко мне с досадой и злостью.– Где ты откопал этого балаганного шута? – сухо, презрительно спросил Канчес.– Да уж, сеньор Канчес, вы-то, наверное, многое повидали за свою долгую жизнь!Вспомнив слова Жеана де Мандевилля, я хотел еще кое-что добавить, но Канчес оборвал меня:– Вероятно, за шестьсот лет можно кое-чему научиться, но главное – это уметь наслаждаться жизнью и держаться подальше от подобных вам чистоплюев.– Мне бы не хотелось такого бессмертия, как бы сильно я ни боялся смерти. Меня не привлекает идея навсегда застыть в одной и той же фазе, каждый день видеть одно и то же, беспокоиться только о том, как бы получше спрятаться, как бы не проведали про мой дар и не отобрали эликсир, благодаря которому я живу.– Твой друг – кретин и святоша, – еще презрительнее заявил Канчес, глядя на Рикардо.– А знаете, сеньор Канчес, почему вы так цепляетесь за свою вечную жизнь и почему ваши друзья безуспешно стремятся вам уподобиться? – Я говорил пылко, но в то же время взвешивая каждое слово. – Потому что вы не верите в иную жизнь, потому что в вашем представлении люди – в общем-то, животные. К тому же ваша беспредельная злоба противится идее смерти, ведь вы знаете, что тогда придется дать отчет во всех ваших преступлениях, во всех мерзких делах.– Рикардо, я не могу находиться рядом с этим недоумком!Канчес уже поднимался из-за стола, когда Рикардо его остановил.– Пожалуйста, господа, ведите себя как разумные люди! Мы собрались здесь по делу. Хотя наши цели во многом не совпадают, мы едины в одном: в стремлении овладеть тайнами «Книги еврея Авраама». И ты тоже, Рамон. Не говори, что откажешься от знания, ведущего к бессмертию. Быть может, тобой движет стремление к чистоте, а некоторыми из нас движет страх иной жизни. Но в конечном итоге мы все желаем одного и того же. Кроме того, мы нуждаемся в тебе, а ты нуждаешься в нас, чтобы расшифровать книгу.– И что же вам нужно от меня?– Ты единственный, кто покамест сохранил чистоту души, – ехидно добавил Рикардо. – Ты – ключ, который откроет дверь к познанию.Мне на ум снова пришли слова Мандевилля, и я процитировал их так, словно на меня снизошла благодать:– Что бы вы ни говорили, я не верю, что в этом мире возможно жить вечно. Мы знаем только, ибо так сказано в Священном Писании, что были древние патриархи, прожившие более тысячи лет. Мафусаил, старейший человек, чей возраст указан в Библии, прожил 969 лет.

Верно также и то, что некоторые мудрецы, хотя не живут среди нас, веками пребывают в этом мире. Но и их бытие ограничено, так как на мудрецов возложена определенная миссия – помогать избранным, нуждающимся в помощи. Однако где гарантия, что это подлинное бессмертие? Нигде не говорится о бессмертии тела. Пусть кто-нибудь подтвердит это и докажет. Исключения возможны только для святых и сопричастных Богу. Моисей, ушедший из мира и телом и душой, а еще Дева Мария и Иисус. Где теперь их тела и души? Видимо, единственный способ обрести подлинное бессмертие – это достичь святости или божественности. Не самое простое дело!– Что ж, я не святой и не бог, – отозвался Канчес, – и нахожусь среди вас благодаря жидкости, которая гуще воды и оставляет золотые потеки на стекле. Благодаря эликсиру, добытому при помощи терпеливого труда. Я принимаю его уже много лет.– И кто же его добыл, ты, что ли?Я перешел на «ты», поскольку оскорбления Канчеса перешли все границы.– Этим даром я не обладаю. Я способен только расшифровать секретную формулу, но мне не позволено готовить эликсир. Я потратил на опыты много лет, и все без толку. Так когда-то предрек Фламель, и он оказался прав, вот почему я его ненавижу.– Ты предал его?– Я просто отказался умирать. Я вступил в связь с демонами. Видишь – мы не святые и не боги, но боремся за свое бессмертие.– Кто же готовил для тебя эликсир?– Новички, вставшие на путь святости. Таких я встречал немало.– И ты совращал их с истинного пути, а потом бросал в канаве, как собаку, сбитую на шоссе!– Все обстоит не так ужасно.– Но новичка ждет кара?– Об этом спроси Фламеля.– А где же он, Фламель?– Ты имеешь в виду мастера камуфляжа, бестелесное привидение, которое нигде не увидишь?– Я имею в виду маэстро Фламеля, великого Философа с большой буквы, самого мудрого в мире алхимика.– Он вездесущ. Он как ваш Бог, нечто вроде реки, которая течет то под землей, то на поверхности. Сейчас Фламель либо в Италии, либо в Голландии, либо в Хорватии… Там он обычно обретается, но, стоит запахнуть бедой, перебирается в Индию, Китай или Нью-Йорк. Скользкий тип. Порой он меняет внешность и осмеливается проникать даже в Бадагас, единственное царство несвятых бессмертных. Разнюхивает, роется повсюду, закладывает мины, чтобы уничтожить «бессмертных дурного толка», как он выражается.– Ну да, понятно. Сейчас выяснится, что Фламель – террорист и убийца.– Он, как и его Бог, на что угодно пойдет ради божественного порядка, ради добра. А для победы над так называемым «злом» все средства хороши. Вот почему мне ненавистны его благостные речи: он ведет себя как самый настоящий террорист, его оружие – разрушение и варварство. Кто там сказал: «Подставь другую щеку»? Наивный Иисус, обманутый собственным, как принято считать, отцом.Я решил сменить тему.– Вот что, ты уже довольно долго меня не оскорблял, что не может не радовать. Я не знаю того, что знаешь ты, но скажу так: эликсир обладает даром продлевать жизнь сверх положенных сроков, однако право на это нужно заслужить. Нельзя просто прийти и выпить свою порцию ради того, чтобы прожить еще сто, двести или триста лет в погоне за богатством и наслаждениями.– Да, смертные любят потолковать на эту тему. Так вот, дружок: я обладаю правом тысячу раз влюбиться, перещупать сотни молоденьких девчонок, сколько угодно раз напиться допьяна и путешествовать по свету с кошельком, набитым золотом; правом получать от жизни все возможные удовольствия. Понял? А Фламель тем временем переживает, что я подаю дурной пример. Но мне позволяют так жить его ученики, добывающие для меня магический напиток. Да и сам ты поможешь мне с превеликим удовольствием. Правда, ты не будешь знать, что я – это я. Запомни мои слова.– Вечно жить желают только те, кто считает, что с концом бренного тела кончится все. Вот почему они так боятся его утратить. Скажу сразу, что не собираюсь тебе помогать.Канчес ухмыльнулся. В его водянистых глазках жила вековая мудрость, полная отрицательной энергии, темно-коричневой, почти черной. Он был лишен ауры, и от этого делалось жутко. Он походил на Смита… Возможно, и был Смитом. Виолета и Джейн согласились бы со мной: Канчес – тип того же пошиба, что Смит, в этом я был уверен.Появился официант с бутылкой «Эспорао» урожая 1987 года. Когда он разлил вино по бокалам и удалился, я заметил, что ни у кого не возникло желания чокнуться, все четыре бокала остались стоять на столе. И тут Канчес достал из кармана пиджака узкую бутылочку прозрачного стекла с маслянистой жидкостью гуще воды, цветом напоминавшую выдержанное розовое вино. Когда маэстро слегка покачал бутылку, на стекле появились отблески чистого золота. Канчес добавил в каждый бокал с вином по нескольку капель.От волнения я прикрыл глаза, ведь это был эликсир, продлевающий человеческую жизнь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53