Я был заинтригован, хотя чувство досады еще не прошло. Потребовалось всего лишь немного банальной похвалы, чтобы разобраться в событиях последних тринадцати лет. Я сделал большой глоток из бокала Ханны и поймал ее встревоженный взгляд.
– Эй, это мое!
– Не очень-то приятно, когда твои друзья что-то у тебя отнимают, правда?
– Что мы у тебя отняли?
– Мое достоинство.
– Перестань! Ты потерял его, когда бегал голышом по улице.
– О господи, мне тогда было пять лет! В конце концов вы могли бы сделать то, о чем я просил.
Ханна неторопливо отняла у меня бокал вина, как полицейский, разоружающий преступника.
– Пойди поговори с ней сам. Может быть, она изменилась. Попытайся что-нибудь выяснить, и если ты и вправду хочешь, чтобы мы ее игнорировали, мы так и поступим.
Настала моя очередь дуться.
– Ты обещаешь?
– Это лучшее, что мы можем сделать. Хотя нам придется работать с ней, все же я могу дать такое обещание.
Опять экивоки – типичный ход юриста.
Мы вернулись в кабинку, и я втиснулся рядом с Люси, оказавшись напротив Элли. Мы пожирали друг друга глазами, чувствовалось подводное течение, набиравшее силу. Я понимал, как это было неловко. Она была так привлекательна и так шикарна, и одно время была для меня почти всем. Я воображал, что мы станем друзьями на всю жизнь, а может, и больше того. Но это была давняя история.
Когда речь зашла о компаньоне, у которого была такая конусообразная голова, какую никому из нас прежде не доводилось видеть, Элли тихо сказала:
– Я думаю, нам нужно поговорить.
Я заметил, что кулаки ее сжаты. Меня удивила интонация, с какой это было сказано. Мягкая, почти дружеская. Я непроизвольно кивнул.
– Позже, – прошептал я, и она кивнула в ответ.
И когда я вновь втянулся в общий разговор, меня охватило непонятное волнение.
– Если вам интересно узнать мое просвещенное мнение, – сказал я, – у него произошел несчастный случай с огромной точилкой для карандашей.
ГЛАВА 5
Примерно час спустя Люси, Ханна и Эш продефилировали к игровому автомату, чтобы принять участие в телевикторине, в которой они надеялись выиграть. Обычно я старался отговорить их от этого, поскольку сия увлекательная игра выдавала, как мало они знали о том, что происходит за пределами офиса, и это вызывало их сетования: ах, нет у нас никакой жизни! Но в данном случае я приветствовал их инициативу, поскольку оставался наедине с Элли.
Мы слышали, как Эш взволнованно воскликнул: «Глория Эстефан!», после чего автомат разочарованно заурчал.
– Кто же тогда Рики Мартин? – жалобно спросил Эш.
– Ну? – произнес я наконец.
– Ну? – эхом отозвалась Элли, устремив на меня пристальный взгляд.
– Вот мы и вместе.
– Да уж. Похоже, так оно и есть. Наблюдательность всегда относилась к числу твоих достоинств.
И тут разговор застопорился. Я взглянул на Элли – впервые за много лет более внимательно и без тени смущения. У нее были идеально правильные черты лица, очаровательная улыбка и восхитительно зеленые глаза – все это наделяло ее притягательной силой. Она принадлежала к числу тех соблазнительных женщин, которым прощают все их выходки, и знала об этом. Я не раз готов был поддаться ее чарам, но воздерживался, несмотря на сильное искушение.
Еще я мог бы добавить, что ей всегда свойственна была предприимчивость, что проявлялось не только в отношениях со мной. Это читалось по ее глазам.
Женщинам-юристам необходимо это качество. Некоторые мужчины могут сделать карьеру, зная, как зовут метрдотеля ресторана «Савой-гриль» и обходясь без всяких выкрутасов. Тогда как женщины порою сталкиваются со стандартной дилеммой: если вы обзавелись детьми, значит, считается, что вы отнимали чужое время, посещая университетские лекции, а если их у вас нет, компаньоны начинают шептаться, что вы недостаточно женственны на их рафинированные вкусы.
Но существует новая плеяда молодых женщин-юристов – таких, как Элли и Люси: полных решимости иметь свой кусок пирога или детей, или что угодно, лишь бы чувствовать себя комфортно. О Ханне я не мог бы этого сказать с полной уверенностью: иногда мне казалось, что она проявляет странную двойственность по отношению к выбору этой звездной карьеры, словно для нее здесь на самом деле не было ничего привлекательного – так, что-то вроде суетливой беготни с целью раздобыть для дачи кухню из соснового дерева.
Я предпринял новую попытку завязать разговор.
– Значит… ты знала, что я работаю здесь.
– Да.
– Так почему же ты тогда пришла сюда?
– Потому что это лучшая из фирм, где я хотела бы работать.
– Зная, что здесь работаю я.
– Чарлз, ты меня предупреди, когда захочешь выдать что-нибудь более существенное, чем столь блистательную банальность.
Она знала, что мне не нравится, когда меня называют Чарлзом.
– Прекрати, Элинор. Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду.
Это не возымело должного эффекта. Ей нравилось имя Элинор, поскольку для юриста оно было более подходящим, чем Элли.
– О'кей, я признаю, что твое присутствие здесь дает пищу для размышлений.
Пожалуй, я мог бы стать участником судебной тяжбы: мои вопросы поставили ее в зависимое положение.
– Но ты все же пришла. Почему? И тут она показала зубы.
– Я решила, что было бы несправедливо судить о «Баббингтоне» по такому субъекту, как ты.
Неужели так трудно соблюдать элементарные приличия?
– Знаешь, Элли, ты прямо наглядное доказательство того положения, что лучше молчать и слыть дураком, чем открывать рот и пытаться устранить все сомнения.
– Последуй сам своему совету, Чарлз, и заткнись, черт бы тебя побрал!
Мы перевели дух, неприязнь усиливалась. Совсем как в старые добрые времена, – подумал я мрачно.
Элли глубоко вздохнула.
– Чарли, нам нужно поговорить серьезно. Дальше так продолжаться не может. Пора бы тебе повзрослеть. Ты считаешь, что у меня должно пропасть, желание поступить в лучшую юридическую фирму Сити только из-за того, что здесь работаешь ты? С какой стати? Неужели ты думаешь, что мне настолько ненавистна перспектива работать с тобой, что я изменю свои планы?
– Последние пятнадцать лет ты не выказывала особого желания работать со мной рядом.
– Ну и что? Это все в прошлом. Ты был зеленым юнцом. Может, и я еще была не совсем взрослой.
Интересно, это колкость или признание?
– Я не собираюсь менять свои планы только из-за детской ссоры с тобой. Мой компаньон-куратор переходит сюда, и он попросил меня перейти вместе с ним. Это серьезный знак внимания и фантастические возможности.
Я уже слышал о Йане Макферсоне, который был столь импозантен, что принц Чарлз рядом с ним смотрелся довольно бледно. Он обладал репутацией серьезного юриста и покорителя женских сердец. Я не мог не заподозрить, что между ним и Элли возникли определенные отношения.
Она читала мои мысли – фокус, которым она овладела, когда нам было по шесть лет.
– Я знаю, о чем ты думаешь, Чарли Фортьюн. Можешь успокоиться. О Йане ходит много слухов, но в офисе для него главное – работа. Он пробовал подкатить ко мне несколько лет назад, но это только потому, что я проявила к нему внимание, чтобы завоевать его расположение.
Я попытался скрыть свое недоверие за скептицизмом, что вызвало у нее еще большее раздражение.
– Я хочу стать компаньоном, вот и все. Хоть тебе и не нравится, что я здесь, но придется с этим смириться.
Я мог игнорировать ее желание вырвать теплое местечко компаньона прямо у меня из-под носа, но отказаться от старательно взлелеянной ненависти, как от какой-то ребяческой обиды, было выше моих сил.
– Поступай, как знаешь. Главное, чтобы это нравилось тебе.
Мы услышали, как сильно Люси ударила по автомату, который подавал сигналы, настаивая на том, что Том Круз не мог играть в фильме «Миссия невыполнима», поскольку этот фильм был снят в шестидесятые годы.
Элли вздохнула еще раз.
– Пора бы забыть о прошлом, Чарли. Тебе не кажется?
Поскольку я не чувствовал сильной потребности что-либо забывать, то промолчал в знак несогласия.
– А если я извинюсь, это поможет? – Это похоже было на желанную уступку.
– Может быть, – ответил я осторожно. – А ты это серьезно? – Она рассмеялась.
– Конечно, нет. Но я, пожалуй, извинюсь, если ты заткнешь свой фонтан, – произнесла она с вызовом.
Неподдельный гнев закипел у меня в груди – вероятно, он объяснялся ее поведением в предыдущие годы, поскольку она относилась к нашим отношениям не так серьезно, как я.
– Я просто не верю тебе. Ты годами игнорировала меня, и я уже начал подозревать, что это из зависти, а тут вдруг выясняется, что ничего не произошло. Как это понимать?
Элли оглянулась, чтобы убедиться, что коллеги не обращают на нас внимания.
– Сначала так и было, – ответила она решительно. – О господи, сколько же времени прошло!.. Но я до сих пор помню, как ты гулял со всеми этими девицами, а потом прибегал ко мне и говорил, что я твоя лучшая подруга и тому подобное. Ты должен понять, как это было непросто. Если бы я знала, что секс значит для тебя так много, это помогло бы мне удержать тебя.
– Неужели это правда? Как-то с трудом верится.
– Я планировала, что мы сблизимся в тот день, когда пришли результаты наших курсовых работ. Я была так взволнована. Но ты начал проявлять враждебность…
– Только потому, что ты собиралась в этот чертов Кембридж.
– А я подумала: «Хрен с ним! Если он хочет продолжать в том же духе, я ему еще не так насолю». Что и сделала.
Так, значит, она готова была заниматься со мной сексом? Кажется, это происходило сто лет назад, но сейчас у меня голова пошла кругом. Я провел несколько лет, не ознаменованных никакими событиями, а потом еще большее количество лет, думая об этом, удивляясь этому. Как бы глупо это ни звучало, она была моей первой любовью. А может, я ее идеализировал? И все же она была тем эталоном, с которым я подходил к другим девушкам и находил их так или иначе несоответствующими. Для меня было облегчением узнать, что она была бы вполне счастлива жить со мной, но потом я вспомнил, сколько времени потратил, размышляя об этом. Дерьмо, дерьмо, дерьмо, дерьмо!
Не была ли причиной произошедшего наша враждебность? – размышлял я в растерянности. Выходит, дух соперничества, который сделал нас такими хорошими юристами, вырвался из-под контроля? Чертовски грустно, если это было так. Но откуда я мог знать, что у нее было желание спать со мной?
Я не мог это так просто оставить.
– Почему ты мне тогда не сказала, что собираешься в Кембридж? Как ты могла так поступить со мной? Я тоже мог бы туда попасть.
– Вряд ли это удержало бы тебя от разврата. Да и в конце концов, ты теперь старший сотрудник в «Баббингтон Боттс». Это не так уж плохо для того, кто не учился в Кембридже.
Странно, неужели она все еще обожает меня, как и в то время, когда хотела со мной спать?
– Речь не о том. Почему ты все-таки это сделала?
Она раздраженно пожала плечами.
– Не знаю. Это было так давно. Наверно, я хотела начать все с нуля. Или взять над тобой верх. А может, у меня просто такой характер. Не знаю.
В этот момент завопила Люси:
– Да-да, я знаю, я это знаю. На прошлой неделе я вела дело с токийским офисом. Мы отстаем от них на девять часов!
– Конечно, ты совершил чудовищную глупость, поступив в университет. Во всяком случае ты это заслужил.
– Как дела? – спросила Ханна, возвратившись к столу.
Я пытался подать ей знак, чтобы она удалилась, но Элли была рада пуститься в объяснения.
– Нормально. Мы тут говорим о свитерах, ласково льнущих к телу при каждом движении, и о лакированных шлепанцах с кисточками. Ему всегда это так нравилось.
Ханна уставилась на меня с притворным ужасом, который свидетельствовал о ее принадлежности к тем, кто счел бы такой комплект чересчур смелым. К счастью, те времена, когда я не сомневался, что прекрасно экипирован для борьбы за место под солнцем юриспруденции, остались далеко в прошлом. Теперь, когда я распрощался со старой модой, моим постоянным партнером был «Тед Байкер».
– И это еще не все, – ухмыльнулась Элли.
– Не может быть! – воскликнула Ханна.
– Да-да. Я еще помню отутюженные джинсы с такими острыми складками, что можно было порезать о них палец.
Ханна захихикала.
– Тогда это было очень модно, – слабо отбивался я.
– Если иметь в виду пятидесятые годы, тогда конечно, – согласилась Элли.
Пожалуй, я мог бы сказать, что эти воспоминания разволновали меня. И все из-за женщины, которая была готова со мною спать. Мне до сих пор трудно было в это поверить.
– А кроме того, кто-то рассказывал мне о тех временах, когда он носил бермуды с длинными черными носками и…
Кто ей мог рассказать об этом?
– Я попал в разгар стирального кризиса, – запротестовал я.
– Пожалуйста, пусть лучше будут шлепанцы с кисточками, ну пожалуйста! – взмолилась Ханна.
Элли радостно кивнула, и Ханна одарила меня теплым, жалостливым взглядом.
– Это так очаровательно, Чарли. Я всегда подозревала, что в тебе живет маленький чертенок, готовый выскочить наружу.
Меня разбирала злость.
– Ханна, не вынуждай меня выставить на обозрение твою татуировку!
Элли с интересом поглядела на Ханну, лицо которой моментально запылало. Как-то субботним вечером, когда мы гуляли вдвоем, Ханна взяла с меня обет молчания, но теперь вызов был брошен. Она была уязвимой мишенью, и я хотел ее припугнуть.
– Можно посмотреть? – спросила Элли.
– Вряд ли, – сказал я.
В те годы, когда у нас была особенно напряженная работа, и я, и Ханна потеряли контакт с друзьями, а потому полагались друг на друга и по части развлечений, особенно по субботним вечерам. Но был всего один случай, когда я увидел у Ханны нечто большее, чем то, что позволительно показывать просто друзьям. Мы были в клубе вдвоем и со смехом закатились в пустой мужской туалет, где она стянула с себя трусики, чтобы продемонстрировать слово «Саймон» на одной из ягодиц. Буквы были мелкими, но их можно было разобрать на достаточно близком расстоянии, что я и сделал.
– Позволь узнать, – сказал я, задержав восхищенный взгляд на ее попке, имеющей форму персика, гораздо дольше, чем требовалось, чтобы прочитать одно-единственное слово, – что это значит?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49