Госпожа Андермат подбежала к зеркалу и, поглядевшись в него, вся зат-
ряслась от веселого детского хохота.
- Ох, до чего они смешные, просто уморительные! Неужели их только
два? Наверно, есть еще третий. Покажите мне его скорее! Виль, сходи за
ним, приведи, я хочу на него посмотреть.
Муж спросил удивленно:
- Как так "третий"? Почему "третий"?
Маркизу пришлось объясниться и извиниться: он немного побаивался сво-
его зятя. Он сказал, что доктор Бонфиль был у него сегодня с визитом и
он, воспользовавшись этим, привел его к Христиане, желая узнать мнение
такого опытного врача, которому он вполне доверяет, к тому же коренного
жителя Анваля, человека, открывшего источник.
Андермат, пожав плечами, заявил, что его жену будет лечить только
доктор Латон; и озадаченный маркиз стал обдумывать, как бы уладить дело,
чтобы не обиделся его сердитый врач.
Христиана спросила о своем брате:
- Гонтран здесь?
Отец ответил:
- Да, приехал четыре дня тому назад со своим другом, Полем Бретиньи,
о котором, помнишь, он часто нам говорил. Они вместе путешествуют по
Оверни. Побывали уже в Мон-Доре и в Бурбуле, а в конце будущей недели
поедут отсюда в Канталь.
Затем он спросил у дочери, не хочет ли она отдохнуть до завтрака пос-
ле ночи, проведенной в поезде, но она ответила, что прекрасно выспалась
в спальном вагоне и только просит дать ей часок на то, чтобы помыться и
переодеться, а после этого ей хочется посмотреть деревню и ванное заве-
дение. В ожидании, когда она будет готова, отец и муж ушли в свои комна-
ты.
Вскоре она позвала их, и все трое вышли из гостиницы на прогулку.
Г-жу Андермат сразу же восхитила деревня, спрятавшаяся в лесу, в глубине
долины и, казалось, со всех сторон замкнутая каштановыми деревьями высо-
тою с гору. Эти вековые великаны волею случая разбросаны были повсюду -
росли у ворот, во дворах, на улицах; кроме того, повсюду били родники,
на каждом шагу высились черные камни, а оттуда, из просверленного ма-
ленького отверстия, вырывалась светлая струя воды и, изгибаясь в воздухе
дугой, падала в каменную колоду. Под сводами ветвей разливался свежий
запах листвы и хлева; овернки важной поступью медленно двигались по ули-
цам или же стояли у порога и пряли черную шерсть, проворными пальцами
ссучивая кудель с прялки, заткнутой за пояс. На них были короткие юбки,
не закрывавшие худых лодыжек, обтянутых синими чулками, корсажи с помо-
чами и холщовые рубашки с рукавами, из которых высовывались жилистые и
сухие, костлявые руки.
Вдруг откуда-то донеслась музыка - странные, скачущие, прерывистые и
хриплые звуки, как будто заиграла старая, разбитая шарманка.
- Что это такое? - воскликнула Христиана.
Отец засмеялся.
- Оркестр курортного казино. Всего четыре музыканта, а шуму сколько!
И он подвел дочь к стене деревенского дома, где наклеена была яр-
ко-красная афиша. Жирными черными буквами на ней значилось:
АНВАЛЬСКОЕ КАЗИНО
Директор г-н Петрюс Мартель из Одеона.
Суббота 6 июля.
БОЛЬШОЙ КОНЦЕРТ
Играет оркестр под управлением маэстро Сен-Ландри, лауреата консерва-
тории, удостоенного второй премии. Партию рояля исполнит г-н Жавель,
удостоенный первой премии консерватории. Флейта-г-н Нуаро, лауреат кон-
серватории. Контрабас - г-н Никорди, лауреат Брюссельской королевской
академии.
После концерта большое представление
ЗАБЛУДИЛИСЬ В ЛЕСУ
Комедия в одном действии г-на Пуантиле.
Действующие лица
Пьер де Лапуант - г-н Петрюс Мартель из Одеона.
Оскар Левейе - г-н Птинивель из Водевиля.
Жан - г-н Лапальм из Большого театра в Бордо.
Филиппина - м-ль Одлен из Одеона.
Во время спектакля играет оркестр под управлением маэстро Сен-Ландри.
Христиана читала вслух, хохотала и удивлялась. Отец сказал ей:
- Погоди, они еще не так тебя позабавят. Пойдем посмотрим на них.
Они двинулись дальше и, повернув направо, вошли в парк. Больные сте-
пенно, чинно прогуливались по трем аллеям, подходили к источнику, выпи-
вали предписанный им стакан воды и опять начинали шагать. Некоторые Си-
дели на скамейках, чертили по песку тросточкой или кончиком зонта. Они
не разговаривали и как будто ни о чем не думали, все были какие-то полу-
мертвые, зачарованные сонной одурью и курортной скукой. Только странные
звуки музыки, неведомо откуда долетавшие, неведомо кем порожденные, сот-
рясали теплый, застывший воздух, проносились под деревьями, и, казалось,
лишь они и приводили в движение уныло бродившие фигуры.
Кто-то крикнул:
- Христиана!
Она обернулась и увидела брата. Он подбежал, поцеловался с ней, пожал
руку Андермату, потом взял сестру под руку и быстро повел ее по аллее,
опередив отца и зятя.
Между братом и сестрой начался веселый разговор. Гонтран, высокий и
элегантный молодой человек, был так же смешлив, как сестра, так же под-
вижен, как отец, и равнодушен ко всему на свете, но вечно поглощен одной
заботой - где бы достать тысячу франков.
- Я думал, ты спишь, - говорил он, - а то бы уж давно прибежал поце-
ловать тебя. Да еще этот Поль утащил меня сегодня утром на прогулку, -
посмотреть на замок Турноэль.
- Кто это - Поль? Ах да, твой друг.
- Поль Бретиньи. Да, ты ведь с ним не знакома. Он сейчас принимает
ванну.
- Он болен?
- Нет, но все-таки лечится. Недавно был адски влюблен.
- И поэтому принимает углекислые ванны! Так они, кажется, называются
- углекислые? Хочет таким способом излечиться от любви.
- Да. Он делает все, что я ему велю. У него рана, понимаешь, глубокая
сердечная рана! Такой уж он бешеный, неистовый. Чуть не умер. И ее хотел
убить. Она актриса, известная актриса. Он ее любил безумно! Ну, а она,
разумеется, изменила ему. Была ужасная драма. Вот я и увез его сюда.
Сейчас он немного оправился, но все еще думает о ней.
Сестра перестала улыбаться и сказала уже серьезным тоном:
- Интересно будет на него посмотреть.
Впрочем, слово "любовь" для нее почти не имело смысла. Иногда она ду-
мала о любви так же, как бедная женщина, живя в скудости, думает о жем-
чужном ожерелье, о бриллиантовой диадеме и на минуту загорается желанием
иметь эти драгоценности, для нее такие далекие, но кому-то другому впол-
не доступные. Представление о любви она почерпнула из немногих романов,
прочитанных от нечего делать, но не придавала ей большого значения. Она
не отличалась мечтательностью и от природы была наделена душой жизнера-
достной, уравновешенной и всем довольной. Замужество - а она уже была
замужем два с половиной года - не нарушило той дремоты, в которой живут
наивные девушки, дремоты сердца, мыслей и чувств, - для иных женщин этот
сон длится до самой смерти. Жизнь казалась ей простой и приятной, ника-
ких сложностей она не видела в ней, не доискивалась ее смысла и цели.
Она жила безмятежно, спокойно спала, одевалась со вкусом, смеялась, была
довольна. Чего еще могла она желать?
Когда ей представили Андермата в качестве искателя ее руки, она сна-
чала отказала ему с ребяческим негодованием. Что?! Выйти замуж за еврея!
Отец и брат, разделявшие ее отвращение, ответили так же, как и она, ре-
шительным отказом. Андермат исчез с горизонта, притаился. Но спустя три
месяца он дал взаймы Гонтрану свыше двадцати тысяч франков, да и у мар-
киза, по другим причинам, стало изменяться мнение. Он по самому существу
своему не мог сопротивляться упорному натиску и всегда уступал из эгоис-
тической любви к покою. Дочь говорила о нем: "Ах, папа, папа! Какая у
него путаница в мыслях!" Это было верно. У него не было ни твердых
взглядов, ни верований, а только восторженные, постоянно менявшиеся ув-
лечения. То он проникался минутным поэтическим преклонением перед стары-
ми родовыми традициями и желал короля, но короля разумного, просвещенно-
го, идущего в ногу с веком; то, прочитав книгу Мишле или какого-нибудь
другого мыслителя-демократа, с жаром говорил о равенстве людей, о совре-
менных идеях, о требованиях бедняков, угнетенных и обездоленных. Он мог
уверовать во что угодно, смотря по настроению, и когда старая его прия-
тельница г-жа Икардон, имевшая связи в еврейских кругах, пожелала посо-
действовать браку Христианы с Андерматом, она знала, как подойти к мар-
кизу и какими доводами его убедить.
Она утверждала, что для евреев, угнетенных так же, как был угнетен
французский народ до революции, настал час мщения и теперь они будут уг-
нетать других могуществом золота. Маркиз де Равенель, человек совсем не
религиозный, был, однако, убежден, что идея бога очень полезна как зако-
нополагающая идея, что она больше может держать в узде боязливых глупцов
и невежд, нежели неприкрашенная идея справедливости, и поэтому с одина-
ковой равнодушной почтительностью относился ко всем религиозным догмам,
питал одинаково искреннее уважение к Конфуцию, Магомету и Иисусу Христу.
Распятие Иисуса на кресте он отнюдь не считал наследственным грехом ев-
реев, а только грубой политической ошибкой. Поэтому г-же Икардон доста-
точно было нескольких недель, чтоб внушить ему восторг перед непрестан-
ной скрытой деятельностью евреев, повсюду преследуемых и всемогущих. И
вдруг он стал другими глазами смотреть на их торжество, считая его спра-
ведливой наградой за долгое унижение. Он видел теперь в евреях властите-
лей, которые повелевают королями - повелителями народов, поддерживают
или низвергают троны, могут разорить и довести до банкротства целую на-
цию, точно какогонибудь виноторговца, гордо посматривают на приниженных
государей и швыряют свое нечистое золото в приоткрытые шкатулки самых
правоверных католических монархов, а получают от них за это грамоты на
дворянство и железнодорожные концессии.
И он дал согласие на брак своей дочери Христианы де Равенель с банки-
ром Вильямом Андерматом.
Христиана же поддалась осторожному воздействию со стороны г-жи Икар-
дон, подруги маркизы де Равенель, ближайшей своей советницы после смерти
матери; к этому прибавилось воздействие отца, корыстное равнодушие бра-
та, и она согласилась выйти за этого толстяка-банкира, который был очень
богат, молод и не безобразен, но совсем не нравился ей, - так же согла-
силась бы она провести лето в какой-нибудь скучной местности.
А теперь она находила, что он добродушный, внимательный, неглупый че-
ловек, приятный в близком общении, но частенько смеялась над ним, болтая
с Гонтраном, проявлявшим черную неблагодарность к зятю.
Гонтран сказал ей:
- Муж у тебя стал совсем лысый и розовый. Он похож на больной, раз-
бухший цветок или на молочного поросенка... Откуда у него такие краски
берутся?
- Я тут ни при чем, уверяю тебя! Знаешь, мне иногда хочется наклеить
его на коробку с конфетами.
Они уже подходили к ванному заведению.
У стены, по обе стороны двери, сидели на соломенных табуретках два
человека, покуривая трубки.
- Посмотри-ка на них, - сказал Гонтран. - Забавные типы! Сначала пог-
ляди на того, который справа, на горбуна в греческой шапочке. Это дядюш-
ка Прентан, бывший надзиратель в риомской тюрьме, а теперь смотритель и
почти директор анвальского водолечебного заведения. Для него ничего не
изменилось: он командует больными, как арестантами. Каждый приходящий в
лечебницу - это заключенный, поступающий в тюрьму; кабинки - это одиноч-
ные камеры; зал врачебных душей - карцер, а закоулок, где доктор Бонфиль
производит своим пациентам промывание желудка при помощи зонда Барадюка,
- таинственный застенок. Мужчинам он не кланяется в силу того принципа,
что все осужденные - презренные существа. С женщинами он обращается бо-
лее уважительно, но смотрит на них с некоторым удивлением: в риомской
тюрьме содержались только мужчины. Это почтенное убежище предназначалось
для преступников мужского пола, и с дамами он еще не привык разговари-
вать. А второй, слева, - это кассир. Попробуй попроси его записать твою
фамилию - увидишь, что получится.
И, обратившись к человеку, сидевшему слева, Гонтран медленно, раз-
дельно произнес:
- Господин Семинуа, вот моя сестра, госпожа Андермат; она хочет запи-
саться на двенадцать ванн.
Кассир, длинный, как жердь, тощий и одетый по-нищенски, поднялся, во-
шел в свою будку, устроенную напротив кабинета главного врача, открыл
реестр и спросил:
- Как ваша фамилия?
- Андермат.
- Как вы сказали?
- Андермат.
- По слогам-то как будет?
- Ан-дер-мат.
- Так, так, понял.
Он медленно стал выводить буквы. Когда он кончил писать, Гонтран поп-
росил:
- Будьте добры, прочтите, как вы записали фамилию моей сестры.
- Пожалуйста. Госпожа Антерпат.
Христиана, смеясь до слез, заплатила за абонемент, потом спросила:
- Что это за шум там, наверху?
Гонтран взял ее под руку.
- Пойдем посмотрим.
Они поднялись по лестнице; навстречу им неслись сердитые голоса.
Гонтран отворил дверь, они увидели большую комнату с бильярдом посреди-
не. Двое мужчин без пиджаков стояли друг против друга с длинными киями в
руках и вели яростный спор через зеленое поле бильярда:
- Восемнадцать!
- Нет, семнадцать!
- А я вам говорю, у меня восемнадцать!
- Неправда, только семнадцать.
Это директор казино Петрюс Мартель из Одеона, как обычно, сражался на
бильярде с комиком г-ном Лапальмом из Большого театра в Бордо.
Петрюс Мартель, тучный мужчина с необъятным животом, который колыхал-
ся под рубашкой и нависал над поясом брюк, державшихся на честном слове,
лицедействовал во многих местах, потом обосновался в Анвале и, получив в
управление казино, проводил все дни своей жизни в истреблении напитков,
предназначенных для курортных гостей. Он носил огромные офицерские усы и
с утра до вечера увлажнял их пивной пеной или сладкими, липкими ликера-
ми, пылал неумеренной страстью к бильярду и, заразив ею старого комика
своей труппы, завербовал его себе в партнеры.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35