Пыльная белая дорога извивалась перед ним, словно река На повороте
вдруг выросла человеческая фигура. Он сразу узнал ее, но не двигался,
ждал, весь трепеща от блаженного сознания, что она приближается, идет к
нему, идет ради него.
Она шла мелкими шажками, не смея его окликнуть и беспокоясь оттого,
что все еще не видит его, - он стоял под деревом, шла, взволнованная
глубокой тишиной, светлой пустыней земли и неба, и перед нею двигалась
ее тень" непомерно большая тень, которая вытянулась далеко впереди, как
будто торопилась скорее принести ему какую-то частицу ее существа.
Христиана остановилась, и тень ее неподвижно легла на дороге.
Поль быстро сделал несколько шагов до того места, где на дороге выри-
совывалась тень головы. И, словно боясь потерять хоть что-нибудь, исхо-
дящее от нее, он стал на колени и, нагнувшись, прильнул губами к краю
темного силуэта. Как собака, томясь жаждой, подползает на животе к бере-
гу ручья и пьет из него воду, так жадно целовал он в пыли очертания лю-
бимой тени. Он передвигался на коленях и на руках и все целовал, целовал
контуры тени, как будто впивал в себя смутный дорогой ему образ, прос-
тертый на земле.
Удивленная, немного испуганная, она ждала, не решаясь заговорить с
ним, и только когда он подполз к ее ногам и, обхватив ее обеими руками,
поднял к ней голову, она спросила:
- Что с тобой сегодня?
Он ответил:
- Лиана, я теряю тебя!
Она перебирала пальцами густые волосы своего друга и, запрокинув ему
голову, поцеловала его в глаза.
- Почему теряешь? - спросила она, доверчиво улыбаясь ему.
- Завтра мы расстанемся.
- Расстанемся? Ненадолго, милый, совсем ненадолго.
- Кто знает! Не вернутся дни, прожитые здесь.
- Будут другие дни, такие же прекрасные.
Она подняла его, увлекла под дерево, где он когда-то ждал ее, усадила
рядом с собой, чуть пониже, чтобы гладить и перебирать его волосы, и
стала говорить серьезно и спокойно, как женщина рассудительная, твердая
и пламенно любящая, которая все уже предусмотрела, чутьем угадала, что
надо делать, и решилась на все:
- Слушай меня, милый. В Париже я чувствую себя совершенно свободно
Вильям не обращает на меня никакого внимания. Ему важны только его дела,
а меня он и не замечает. Ты не женат, значит, я могу приходить к тебе. Я
буду приходить каждый день, каждый день, в разное время: то утром, то
днем, то вечером, - ведь прислуга начнет сплетничать, если я буду ухо-
дить из дому в одни и те же часы Мы можем встречаться так же часто, как
здесь, и даже чаще, - не надо будет бояться любопытных.
Но он повторял, крепко обнимая ее за талию и положив голову ей на ко-
лени:
- Лиана! Лиана! Я потеряю тебя! Я чувствую, что потеряю тебя!
Она немножко рассердилась на него за эту неразумную, детскую печаль,
не вязавшуюся с его мощным телом; рядом с ним она, такая хрупкая, была
полна уверенности в себе, уверенности, что никто и ничто не может их
разлучить.
Он зашептал:
- Лиана, согласись, бежим вместе, уедем далекодалеко, в прекрасную
страну, полную цветов, и будем там любить друг друга. Скажи только сло-
во, и мы сегодня же вечером уедем. Скажи, ты согласна?
Но она досадливо пожала плечами, недовольная, что он не слушает ее.
Разве можно в такую минуту предаваться мечтаниям и ребяческим нежностям?
Сейчас надо проявить волю и благоразумие, придумать средство, чтобы мож-
но было всегда любить друг друга и не вызывать подозрений.
Она сказала:
- Послушай меня, милый. Нам надо все обдумать и договориться, чтобы
не допустить какой-нибудь неосторожности или ошибки. Во-первых, скажи:
ты уверен в своих слугах? Больше всего надо бояться доноса, анонимного
письма моему мужу. Сам он ни за что не догадается. Я хорошо знаю
Вильяма...
Но это имя, которое она произнесла уже два раза, вдруг болезненно за-
дело Поля. Он сказал с раздражением:
- Ах, не говори о нем сегодня?
Она удивилась:
- Почему? Ведь надо же... О, уверяю тебя, он совсем не дорожит мною.
Она угадала его мысли. Смутная, еще безотчетная ревность проснулась в
нем. И вдруг, став на колени, он сказал, сжимая ее руки:
- Слушай, Лиана...
И умолк, не решаясь высказать свое беспокойство, возникшее вдруг пос-
тыдное подозрение, не находя слов, как выразить его.
- Слушай, Лиана... Как у тебя с ним?
Она не поняла:
- Что "как"? Очень хорошо...
- Да, да... Я знаю. Но послушай... пойми меня хорошенько... Ведь он
твой муж... словом... Ах, если б ты знала, сколько я думал об этом пос-
ледние дни! Как это меня мучает!.. Как это терзает меня! Ты поняла? Да?
Она на миг задумалась и вдруг, поняв его вопрос, вскрикнула с искрен-
ним негодованием:
- Ах, как ты можешь?.. Милый, как ты мог подумать... Зачем ты так!..
Я же вся твоя, слышишь? Только твоя... Ведь я люблю тебя, Поль!..
Он снова уронил голову ей на колени и тихо сказал:
- Лиана, маленькая моя!.. Но ведь он твой муж... Муж. Как же ты бу-
дешь? Ты подумала об этом? Скажи... Как будет сегодня вечером или завт-
ра? Ты же не можешь... всегда, всегда говорить ему "нет"...
Она прошептала еле слышно:
- Я его уверила, что я беременна... и он успокоился. Ему это не очень
важно... право. Не будем говорить об этом, милый, не надо. Если бы ты
знал, как мне это обидно, как горько!.. Верь мне, ведь я люблю тебя!..
Он больше не двигался, молча целовал ее платье, вдыхая аромат ее ду-
хов, а она тихо гладила его лицо своими легкими, нежными пальцами.
Вдруг она сказала:
- Пора. Надо идти, а то могут заметить, что нас обоих нет.
Они простились, крепко, до боли сжав друг друга в долгом объятии, и
она ушла первая, почти побежала, чтобы вернуться поскорее. Он смотрел ей
вслед, пока она не исчезла, смотрел с такой печалью, как будто все его
счастье, все надежды исчезли вместе с нею.


Часть вторая

I

Через год, к первому июля, Анвальский курорт стал неузнаваем.
На вершине холма, поднимавшегося посреди долины, меж двух ее выходов,
выросло строение в мавританском стиле, и на фронтоне его блестело золо-
тыми буквами слово Казино.
Молодой лес по склону, обращенному к Лимани, превратился в небольшой
парк. Перед казино, возвышаясь над широкой овернской равниной, протяну-
лась терраса с каменной балюстрадой, которую из конца в конец украшали
большие вазы поддельного мрамора.
Пониже, в виноградниках, мелькали крытые лаком фасады шести разбро-
санных в них швейцарских домиков.
На южном склоне сверкал белизной громадный "Гранд-отель Монт-Ориоля",
привлекая взоры путешественников еще издали, как только они выезжали из
Риома. А внизу, у подошвы того же самого холма, стояло теперь квадратное
здание без всяких вычур в архитектуре, но просторное, окруженное садом,
где пробегал ручей, вытекавший из ущелья, - это была водолечебница, и
там больных ожидали чудеса исцеления, которые сулила им брошюра, напи-
санная доктором Латоном. Надпись на фасаде гласила: Лечебные ванны
Монт-Ориоля; на правом крыле буквами помельче сообщалось: Гидротерапия,
Промывание желудка. Бассейны с проточной водой; на левом крыле: Институт
механизированной врачебной гимнастики.
Все было новенькое, ослепительно белое. Повсюду еще работали маляры,
кровельщики, водопроводчики, землекопы, хотя ванное заведение уже месяц
было открыто для больных.
С первых же дней успех превзошел все ожидания основателей. Три вид-
нейших парижских врача, три знаменитости, профессора Ма-Руссель, Клош и
Ремюзо, взяли новый курорт под свое покровительство и согласились пожить
некоторое время в виллах, построенных Бернским обществом сборных дач и
предоставленных в их распоряжение дирекцией курорта.
Доверяясь авторитету парижских светил, больные хлынули в Монт-Ориоль.
Новенький "Гранд-отель" был переполнен.
Хотя водолечебница начала действовать в первых числах июня, офици-
альное открытие курорта отложили до первого июля, чтобы привлечь по-
больше народу. Праздник решено было начать в три часа дня освящением ис-
точников. А вечером предполагалось большое представление, фейерверк и
бал, который должен был объединить всех больных Монт-Ориоля и соседних
курортов, а также именитых особ из населения КлермонФеррана и Риома.
Казино на вершине горы уже расцветилрсь флагами, со всех сторон реяли
голубые, красные, белые, желтые полотнища, окружавшие все здание пестрым
трепещущим облаком, а в парке вдоль аллей водрузили гигантские мачты с
длиннейшими вымпелами, извивавшимися, как змеи, в голубом небе.
Петрюс Мартель, получивший звание директора нового казино, воображал
себя под сенью этих бесчисленных флагов всемогущим капитаном какого-то
фантастического корабля; он выкрикивал приказания лакеям в белых фарту-
ках грозным, громовым голосом, словно адмирал в разгар морского боя, и
ветер доносил раскаты его баса до самой деревни.
На террасе появился Андермат, уже запыхавшийся от суеты. Петрюс Мар-
тель выбежал ему навстречу, приветствуя его широким и величавым жестом.
- Ну как? Все хорошо? - спросил банкир.
- Превосходно, господин председатель.
- Если я понадоблюсь, найдете меня в кабинете главного врача. У нас
сейчас заседание.
И он спустился с холма. У дверей водолечебницы встречать хозяина бро-
сились смотритель и кассир, которых, как и директора казино, переманили
от старого акционерного общества, жалкого, - бессильного соперника, об-
реченного на гибель. Бывший тюремный надзиратель отдал банкиру честь
по-военному, кассир согнулся в низком поклоне, как нищий, который просит
милостыню.
Андермат спросил:
- Главный врач здесь?
Смотритель отрапортовал:
- Так точно, господин председатель. Господа члены правления все при-
были.
Банкир прошел через вестибюль, мимо почтительно кланявшихся служите-
лей и горничных, повернул направо, отворил дверь и очутился в просторной
комнате, обставленной очень строго, с книжными шкафами, с бюстами деяте-
лей науки; тут собрались все находившиеся в Анвале члены правления:
тесть Андермата маркиз де Равенель, шурин Гонтран де Равенель, Поль Бре-
тиньи, доктор Латон и оба Ориоля - отец и сын, постаравшиеся одеться,
как господа, но такие длинные, сухопарые, в таких долгополых черных сюр-
туках, что оба напоминали факельщиков с рекламы бюро похоронных процес-
сий.
Обменявшись торопливыми рукопожатиями, все сели, и Андермат произнес
речь:
- Нам остается решить весьма важный вопрос: как назвать источники?
Тут я совершенно не согласен с главным врачом, господином Латоном. Он
предлагает дать трем нашим основным источникам имена трех светил медици-
ны, являющихся нашими гостями. Разумеется, этот лестный знак внимания
тронул бы их и еще больше привлек к нам. Но будьте уверены, господа, что
это навсегда оттолкнуло бы от нас их знаменитых собратьев, еще не отк-
ликнувшихся на наше приглашение, а между тем мы должны ценой любых уси-
лий, любых жертв убедить их в замечательном действии наших вод. Да, гос-
пода, человеческая природа всюду одна, надо ее знать и уметь ею пользо-
ваться. Никогда профессора Плантюро, де Ларенар и Паскалис - укажу хотя
бы только на этих трех специалистов по заболеваниям желудка и кишечника
- не пошлют к нам своих пациентов, цвет своей клиентуры, украшенной име-
нами принцев и эрцгерцогов, светских львов и львиц, которым они обязаны
своим состоянием и своей славой, никогда они не пошлют таких больных ле-
читься водами источника Ма-Русселя, источника Клоша или источника Ремю-
зо. Ведь тогда у этих пациентов, у всей публики будут некоторые основа-
ния думать, что именно профессора Ремюзо, Клош и Ма-Руссель открыли наши
источники и все целебные их свойства. Совершенно несомненно, господа,
что имя Гюблера, которым окрестили первый источник Шатель-Гюйона, надол-
го восстановило против этого курорта многих видных врачей, тогда как они
могли взять его под свою опеку с самого начала, и ему не стоило бы таких
трудов достигнуть нынешнего своего процветания.
Поэтому я предлагаю просто-напросто дать источнику, открытому первым,
имя моей жены, а двум другим - имена дочерей господина Ориоля. Таким об-
разом, у нас будут источники Христианы, Луизы и Шарлотты. Это звучит
очень мило, очень поэтично. Что вы на это скажете?
Все согласились с его мнением, даже доктор Латон, который только до-
бавил:
- В таком случае следовало бы попросить профессоров Ма-Русселя, Клоша
и Ремюзо быть крестными отцами и в процессии вести под руку крестных ма-
терей.
- Отлично! Отлично! - воскликнул Андермат. - Бегу к ним. Они согла-
сятся, ручаюсь. Да свидания. Встретимся в церкви, шествие двинется отту-
да.
И он бегом бросился из кабинета.
Вслед за ним ушли маркиз и Гонтран. Затем Ориоли, надев на головы ци-
линдры, важно зашагали рядышком, две черные, мрачные фигуры на белой до-
роге; а Полю Бретиньи, приехавшему только накануне, к торжеству открытия
курорта, доктор Латон сказал:
- Нет, нет, я вас не пущу, господин Бретиньи. Я хочу показать вам мое
детище, от которого я жду настоящих чудес. Пойдемте посмотрим Институт
механизированной врачебной гимнастики.
Он подхватил Поля Бретиньи под руку и потащил его с собой. Но когда
они вышли в вестибюль, служитель остановил доктора:
- Господин Рикье ждет промывания.
В прошлом году доктор Латон злословил по поводу промываний желудка,
апостолом коих был доктор Бонфиль, щедро применявший их в водолечебнице
старого курорта, где он состоял главным врачом. Но времена меняются, а с
ними изменилось и мнение доктора Латона - зонд Барадюка стал теперь важ-
нейшим орудием пытки в руках главного врача нового курорта, и он с детс-
кой радостью засовывал его в - пищеводы всех больных.
Он спросил у Поля Бретиньи:
- Вы когда-нибудь присутствовали при этой небольшой операции?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35