Как хорошо, как сладко, как но-
во было для нее чувствовать, что она любима! Как радостно было думать о
ком-то с такой глубокой нежностью, что слезы навертывались на глаза, и
плакать от умиленного счастья! Ей хотелось открыть объятия тому, кого не
было перед нею, послать ему призыв, открыть объятия навстречу его обра-
зу, возникавшему перед глазами, навстречу поцелуям, которые он непрес-
танно слал ей где-то вдали или вблизи, сгорая в лихорадке ожидания.
И она протянула руки в откинувшихся белых рукавах пеньюара ввысь, к
звездам. Вдруг она вскрикнула. Большая черная тень, перешагнув через пе-
рила балкона, внезапно появилась в окне.
Она вскочила, замирая от страха. Это был он! И, даже не подумав о
том, что их могут увидеть, она бросилась к нему на грудь.


VIII

Отсутствие Андермата затянулось. Обри-Пастер вел изыскания. Он нашел
еще четыре источника, которые могли дать новому акционерному обществу
вдвое больше воды, чем требовалось. Весь округ был в волнении от этих
разведок, от этих открытий, от важных новостей, мгновенно перелетавших
из уст в уста, от нежданных блестящих перспектив; все суетились, востор-
гались, только и говорили что о будущем курорте, только о нем и думали.
Даже маркиз и Гонтран проводили целые дни около рабочих, буривших гра-
нитные породы, и со все возраставшим любопытством слушали объяснения ин-
женера и его поучительные рассказы о геологическом строении Оверни. Те-
перь Поль и Христиана могли совершенно свободно, спокойно любить друг
друга: никто ими не интересовался, никто ничего не подозревал, никому и
в голову не приходило шпионить за ними, - все любопытство, все внимание
людей, все их чувства поглощены были будущим курортом.
С Христианой происходило то же, что бывает с юношей, впервые опьянев-
шим от вина. Первый глоток - первый поцелуй - обжег, одурманил ее, вто-
рой бокал она выпила залпом и нашла, что он лучше, а теперь она пила
жадными большими глотками и была пьяна любовью.
С того вечера, когда Поль проник в ее комнату, она жила, как в угаре,
не сознавая того, что происходит вокруг. Время, вещи, люди теперь не су-
ществовали для нее. На земле и в небе был только один-единственный чело-
век - тот, кого она любила. Глаза, ее видели только его, все мысли были
только о нем, все надежды устремлялись только к нему. Она жила, двига-
лась, ела, одевалась, как будто слушала, что ей говорят, отвечала, но
ничего не понимала, не сознавала, что делает. И ничто теперь ее не стра-
шило: никакое несчастье не могло ее сразить, - она ко всему стала не-
чувствительна. Никакая телесная боль не могла затронуть тело, подвласт-
ное только трепету любви. Никакие душевные страдания не могли коснуться
завороженной души.
А он любил ее с той восторженностью, какую вносил во все свои страст-
ные увлечения, и доводил ее чуть не до безумия. Часто в конце дня, зная,
что маркиз и Гонтран пошли к источнику, он говорил:
- Пойдемте навестим наш небесный уголок.
Он называл их "небесным уголком" сосновую рощицу, зеленевшую на гор-
ном склоне, над самым ущельем. Они поднимались туда через молодой лес по
крутой тропинке и шли так быстро, что Христиана задыхалась, но им надо
было спешить, так как времени было мало. Чтобы ей легче было идти, он
поддерживал ее за талию, подхватывал, приподнимал; и, положив ему руку
на плечо, она опиралась на него, а иногда, обняв за шею, приникала поце-
луем к его губам. Они всходили все выше, выше, воздух свежел, ветер ове-
вал им лица, и, когда они достигали сосен, их обдавало запахом смолы,
живительным, как дыхание моря.
Они садились под темными соснами - она на мшистом бугорке, он ниже, у
ее ног. Ветер пел в ветвях. Стволы звенели под ветром тихою песней со-
сен, всегда чем-то похожей на кроткую жалобу, а бескрайний простор Лима-
ни, уходивший в невидимые дали, затянутые легкой дымкой тумана, действи-
тельно создавал впечатление океана. Да, конечно, там, внизу, простира-
лось море, никакого сомнения быть не могло, - они чувствовали его дуно-
вение на своем лице.
Поль ласкался к ней и по-детски шаловливо говорил:
- Дайте-ка мне ваши пальчики. Я их съем, это мои любимые конфеты.
Он брал в рот один пальчик за другим и делал вид, что ест их, млея от
наслаждения, как жадный лакомка.
- Ах, какие вкусные! В особенности мизинчик. Ничего на свете не может
быть вкуснее.
Потом он становился на колени и, опираясь локтями о ее колени, шеп-
тал:
- Лиана, посмотрите на меня.
Он звал ее Лианой, потому что она обвивала его объятиями, как лиана
обвивает ствол дерева.
- Посмотрите на меня, я хочу заглянуть вам в душу.
Они смотрели друг на друга неподвижным, пристальным взглядом, и в нем
как будто сливались воедино. Он говорил:
- Настоящая любовь - это когда вот так принадлежишь друг другу, все
остальное - только игра в любовь.
Сблизив лица так, что дыхание их смешивалось, они искали друг друга в
прозрачной глубине глаз.
Он шептал:
- Я вижу вас, Лиана. Любимая, я вижу ваше сердце.
Она отвечала:
- И я вас вижу, Поль, я тоже вижу ваше сердце.
И они действительно видели друг друга, проникали в самую глубину души
и сердца, потому что у обоих в душе и сердце была только любовь, исступ-
ленный порыв любви друг к другу.
Он говорил:
- Лиана, у вас глаза, как небо! Такие же голубые, ясные, чистые, и
столько в них света! Мне кажется, я вижу, как в них проносятся ласточки.
Это, наверно, ваши мысли, Лиана Да?
Они долго-долго смотрели друг на друга, а потом придвигались еще бли-
же, обменивались тихими поцелуями и после каждого поцелуя смотрели друг
на друга. Иногда он брал ее на руки и бежал по берегу ручья, стекавшего
к Анвальскому ущелью и водопадом низвергавшегося в него. В этой узкой
долине чередовались луга и перелески. Поль бежал по траве и, поднимая на
вытянутых сильных руках свою ношу, кричал:
- Лиана, улетим!
Восторженная, страстная любовь рождала в них это упорное, непрестан-
ное, мучительное желание улететь прочь от земли И все вокруг обостряло в
них это стремление души: и прозрачный легкий воздух - крылатый воздух,
как говорит Поль, и голубоватые широкие дали, куда им хотелось унестись
вдвоем, держась за руки, и исчезнуть в высоте над этой беспредельной
равниной, когда ее покроет ночная тьма. Улететь бы вдвоем в мглистое ве-
чернее небо и никогда, никогда не возвращаться! Куда улететь? Они не
знали. Но как же манила эта мечта!
Он бежал, держа ее на руках, пока хватало дыхания, потом опускал ее
на выступ утеса и становился перед нею на колени Он целовал ей ноги, он
поклонялся ей, шептал детские, нежные слова.
Если б они любили друг друга в городе, страсть их была бы, вероятно,
иной - более осторожной, более чувственной, не такой воздушной и романи-
ческой. Но здесь, в этом зеленом краю, среди просторов, где душа шири-
лась и рвалась куда-то, одни, вдали от всего, что могло бы отвлечь их от
захватившего их безрассудного чувства, они очертя голову ринулись в это
поэтическое безумие страсти И вся природа вокруг них, теплый ветер, ле-
са, ароматный вольный воздух днем и ночью пели им песню любви, и мелодия
эта сводила их с ума, как звуки бубна и пронзительный визг флейты приво-
дят в исступление дервиша, который неистово кружится во власти навязчи-
вой мысли.
Однажды вечером, когда они вернулись в отель к обеду, маркиз вдруг
сказал им:
- Через четыре дня возвращается Андермат Он уже уладил все дела А
после этого, на следующий день, мы уедем. Мы что-то зажились здесь. Не
полагается чересчур затягивать курортный сезон.
Они были ошеломлены этими словами, как будто им возвестили, что завт-
ра настанет конец света За столом оба молчали, в растерянности думая,
что же теперь будет. Значит, через несколько дней надо расстаться, и уж
больше нельзя будет встречаться свободно. Это казалось им таким неверо-
ятным, таким нелепым, что они не могли себе представить, как же это воз-
можно.
Действительно, Андермат приехал в конце недели. Он телеграфировал,
чтобы к первому утреннему поезду выслали два экипажа. Христиана не спала
всю ночь, взволнованная каким-то странным, новым для нее чувством -
страхом перед мужем и вместе с тем гневом, необъяснимым презрением к не-
му и желанием бросить ему вызов. Она поднялась с постели на рассвете,
оделась и стала его ждать. Он подъехал в первой коляске, в ней сидело
еще трое - какие-то весьма приличные, хорошо одетые господа, державшие-
ся, однако, очень смиренно. Во второй коляске приехало еще четверо, по
виду рангом пониже. Маркиз и Гонтран удивились. Гонтран спросил:
- Что это за люди?
Андермат ответил:
- Мои акционеры Мы сегодня учредим акционерное общество и тут же вы-
берем правление.
Он поцеловал жену, не сказав ей ни слова, едва взглянув на нее, так
он был озабочен, и, повернувшись к семерым приезжим, стоявшим у крыльца
в почтительном молчании, скомандовал:
- Велите подать себе завтрак, а потом прогуляйтесь. Встретимся здесь
в полдень.
Все семеро двинулись разом, без слов, как солдаты по команде офицера,
поднялись парами по ступенькам крыльца и исчезли в дверях гостиницы.
Гонтран, следивший за их шествием, спросил с серьезным видом:
- Где вы откопали этих статистов?
Банкир слегка улыбнулся.
- Вполне приличные люди. Биржевики, капиталисты...
И, помолчав, добавил, улыбаясь во весь рот:
- Занимаются моими делами.
Затем он поспешил к нотариусу, чтобы еще раз проглядеть документы и
акты, хотя заранее прислал их совершенно готовыми.
В нотариальной конторе он встретился с доктором Латоном, с которым за
время своего отсутствия успел обменяться несколькими письмами, и они
долго шептались в углу, пока писцы царапали перьями по бумаге, как будто
по ней бегали и шуршали какие-то проворные насекомые.
Учредительное собрание акционеров было назначено в два часа.
В кабинете нотариуса сделали приготовления, словно для концерта. Нап-
ротив стола, где должен был восседать нотариус, мэтр Ален, вместе со
старшим письмоводителем, были выстроены в два ряда стулья для акционе-
ров. Ввиду важности события мэтр Ален нарядился во фрак, уморительно об-
легавший его круглую, как шарик, фигурку. Этот низенький шамкающий ста-
ричок похож был на фрикадельку из белого куриного мяса.
Как только пробило два часа, в кабинет вошел Андермат в сопровождении
своего тестя, шурина, Поля Бретиньи и свиты из семерых приезжих, которых
Гонтран назвал статистами. У Андермата был вид полководца. Вскоре после
этого прибыл старик Ориоль со своим Великаном - у обоих был вид встрево-
женный, недоверчивый, как и у всех крестьян, когда им надо подписывать
бумаги. Последним явился доктор Латон. Он помирился с Андерматом, прине-
ся ему в искусно закругленных фразах почтительные извинения, за которыми
последовали изъявление полной, безоговорочной, беспрекословной покорнос-
ти и предложение услуг.
В ответ банкир, чувствуя, что держит его в руках, пообещал ему завид-
ную должность главного врача на новом курорте.
Когда все собрались, наступило глубокое молчание.
Наконец нотариус сказал:
- Прошу садиться, господа.
Он прошамкал еще несколько слов, которых никто не расслышал в шуме
передвигаемых стульев.
Андермат вытащил для себя из шеренги один стул и устроился напротив
своего отряда, чтобы можно было следить за ним, а когда все уселись,
взял слово.
- Господа! Нет необходимости подробно излагать вам цель настоящего
собрания. Прежде всего нам нужно учредить новое акционерное общество, в
которое вы пожелали вступить пайщиками. Следует, однако, упомянуть о не-
которых затруднениях, доставивших нам немало хлопот. Прежде чем предпри-
нимать что-либо, я должен был иметь уверенность, что мы добьемся необхо-
димого разрешения для основания нового общественно полезного учреждения.
Эта уверенность у меня теперь есть. Все, что еще остается сделать в этом
смысле, я беру на себя. Я уже заручился твердым обещанием министра. Но
меня останавливает другая трудность. Нам, господа, придется вести борьбу
со старым акционерным обществом Анвальских минеральных вод. Я не сомне-
ваюсь, что борьба эта принесет нам победу - победу и богатство. Но как в
битвах прежних времен воинам нужен был боевой клич, так и нам в совре-
менном сражении нужен свой клич - название нашего курорта, название
звучное, заманчивое, удобное для рекламы, действующее на слух, как звук
фанфары, и на глаз, как блеск молнии. Однако мы, господа, находимся в
Анвале и не можем произвольно окрестить по-новому этот край. Нам остает-
ся только один выход: дать новое наименование курорту, только курорту.
И вот что я предлагаю.
Наша лечебница будет построена у подножия холма, который является
собственностью господина Ориоля, присутствующего здесь; наше будущее ка-
зино мы воздвигнем на вершине того же самого холма. Итак, с полным пра-
вом можно сказать, что этот холм, вернее, эта гора, - ибо это настоящая,
хоть и небольшая гора, - представляет собою основу нашего предприятия,
ведь мы владеем ее подножием и ее гребнем. А посему я считаю вполне ес-
тественным, чтобы мы назвали наше предприятие "Источники Монт-Ориоля" 1,
и таким образом название нашего курорта, который станет одним из знаме-
нитейших курортов мира, будет связано с именем первого его владельца.
Воздадим кесарево кесарю.

1. Монт-Ориоль (Mont-Oriol) - Гора Ориоля (франц.).

И заметьте, господа, что это наименование звучит великолепно. Будут
говорить: "Монт-Ориоль", так же как говорят: "Мон-Дор". Начертание его
радует глаз, звучание ласкает слух, его видишь, его слышишь, оно вреза-
ется в память: Монт-Ориоль! Монт-Ориоль. Источники Монт-Ориоля!
И Андермат то произносил это название нараспев, то бросал его скоро-
говоркой, как мячик, напряженно вслушиваясь, как оно звучит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35