Ионизированный слой, препятствующий распространению радиоволн, начался в двухстах километрах от поверхности планеты и закончился в двухстах шестидесяти семи.
Как только приборы показали, что цель достигнута, Топорков, не теряя ни минуты, включил передатчик. Направленная антенна была уже выдвинута и ориентирована на Землю. По Солнцу и звёздам Пайчадзе легко определил точное направление.
Экипаж корабля был уверен, что на радиостанции Космического института ежедневно настраиваются на их волну. Иначе не могло быть.
Ровно в двенадцать часов пятьдесят пять минут по московскому времени радиограмма, содержащая краткий, но обстоятельный отчёт о событиях на Венере, начала свой далёкий путь.
– Через сколько времени может прийти ответ? – спросил Мельников.
– Когда мы опустились на Венеру, – с обычной точностью ответил Белопольский, – расстояние между планетами равнялось девяноста миллионам километров. С тех пор прошло двести восемьдесят два часа. Венера догоняет Землю, и расстояние сокращается. Сейчас оно равно восьмидесяти одному миллиону. Радиоволне нужно четыре с половиной минуты, чтобы одолеть это расстояние в один конец.
– Значит, ответ придёт через девять минут?.
– Прибавь минуту на прочтение радиограммы и ещё минуту на составление ответа. Ответ придёт через одиннадцать минут. Если наша радиограмма дойдёт, – прибавил Белопольский.
– Почему же она может не дойти? Ведь ионизированный слой остался под нами.
– Мы ровно ничего не знаем об атмосфере Венеры. Может быть, в ней есть второй ионизированный слой, даже более мощный, чем первый.
Кроме командиров корабля, весь экипаж находился в радиорубке. Девять человек не спускали глаз с секундной стрелки.
Прошло девять, десять, одиннадцать минут. Ответа не было.
Двенадцать…
Никто не проронил ни слова. Все затаили дыхание. Неудача казалась очевидной. Радиограмма не дошла до Земли.
Надо было подниматься ещё выше, вылетать в межпланетное пространство.
Никто не допускал мысли, что на Земле на радиостанции никого нет. Это было невозможно, немыслимо…
Потрясённым людям секунды казались минутами…
И когда все окончательно уверились, что попытка не удалась, из репродуктора раздался слабый, но отчётливый голос:
– Ваша радиограмма принята. Благодарим за то, что пошли на риск, чтобы успокоить нас. Советую немедленно вернуться на поверхность Венеры. Желаем полного успеха в работе и её благополучного завершения. Семьи экипажа здоровы, у них всё в порядке. Подтвердите получение нашей радиограммы и немедленно опускайтесь. Горячий привет. Сергей Камов.
Словно ярче вспыхнули электрические лампы, словно свежее стал самый воздух. Давящая тяжесть ушла из сердца.
– Приняли. Поняли. Следующая связь двадцать седьмого августа. Выключаю передатчик, – сказал Топорков.
И только успели прозвучать эти слова, звездолёт пошёл вниз, туда, где далеко, белоснежной массой раскинулся необъятный облачный океан.
Мельников случайно посмотрел на Белопольского и поразился необычайному зрелищу. Константин Евгеньевич улыбался. Это было не то подобие усмешки, которое он иногда видел на суровом лице академика, а широкая, радостная улыбка человека, с плеч которого свалился камень. Казалось, ещё секунда – и Белопольский засмеётся.
«Расскажу Арсену, ни за что не поверит», – подумал Мельников.
Спуск занял значительно меньше времени, чем подъём. Через восемнадцать минут корабль влетел в облака. И так же, как двенадцать дней тому назад, миновав их толщу, оказались в самой середине грозового фронта. Словно Венера не умела другим способом встречать гостей.
– В третий раз мы с вами опускаемся на Венеру, – сказал Мельников. – Через несколько минут снова увидим оранжевый лес… Хоть бы что-нибудь зелёное!…
– Это результат духовной связи с Землёй, – чуть насмешливо ответил Белопольский.
– Я ни на минуту не терял этой связи, – обиженно возразил Мельников.
– Охотно верю. Но раньше всё заглушалось интересом к работе. Какая разница – зелёный или оранжевый цвет!
«Всё-таки, странный он человек, – подумал Мельников. – Никак не понять его до конца».
Материк находился сейчас почти на границе дневной и ночной половины Венеры. Направляясь на запад, звездолёт не мог пролететь мимо. И действительно, через двадцать минут полёта увидели на экране оранжево-красный лес. Мельников, управлявший кораблём, повернул на север, ища устье реки.
Проходили минуты, но она не появлялась. Вскоре заметили, что лес становится реже; начали попадаться равнины, которых не видели с борта подводной лодки.
– Или мы гораздо южнее, или, наоборот, севернее реки, – сказал Мельников. – Местность мне незнакома.
– Скорей всего севернее, – ответил Белопольский. – Повернём на юг.
Мельников переложил рули. Описав широкий полукруг, звездолёт повернул обратно.
Ещё около получаса летели вдоль берега, не встретив ни одного грозового фронта. Они виднелись всюду, но, по-видимому, шли также на юг.
С высоты шестисот метров открывался широкий кругозор. Белопольский и Мельников одновременно заметили искомую реку. Недалеко от океана она круто сворачивала на северо-запад, исчезая за лесным массивом. В той стороне горизонт был закрыт полосой грозы.
– Всегда и везде, – с досадой сказал Мельников.
Уже хорошо знакомые пейзажи Венеры сегодня почему-то раздражали его. Такое же чувство испытывали и остальные члены экипажа. Все смотрели на свинцовое небо и оранжево-красную полосу берега с раздражением. Хотелось увидеть что-нибудь, что хоть немного напоминало бы родину. Но, кроме воды океана, всё было иным, чуждым….
– Переждём! – спокойно сказал Константин Евгеньевич. – Особенно торопиться нам некуда.
На самой малой скорости звездолёт стал летать по кругу, не удаляясь от реки и ожидая прохождения фронта. Вскоре дорога очистилась.
Ещё пятнадцать минут полёта – и вдали показались пороги, казавшиеся с высоты тонкой белой линией, протянутой поперёк реки.
– Смотри, там озеро! – вдруг сказал Белопольский.
Мельников вгляделся в экран. Действительно, совсем близко от порога, среди деревьев, виднелось лесное озеро, имевшее, насколько можно было судить на расстоянии, километра два в поперечнике. Когда подлетели ближе, стало видно, что северный берег плоский, а южный поднимается над водой крутым обрывом. Лес подступал почти к самой поверхности воды.
Звездолёт опустился к вершинам леса. Моторы работали на минимально допустимой на столь незначительной высоте мощности, но всё же скорость была не менее пятидесяти метров в секунду.
Долетев до озера, Мельников повёл корабль вдоль его берегов.
– Вижу брёвна на северном берегу, – раздался из репродуктора голос Пайчадзе.
Вместе со всеми он находился в обсерватории и мог не на экране, а непосредственно в окна наблюдать местность.
В этот момент Мельников и сам увидел высокий штабель, и не один, а несколько. Они стояли на равном расстоянии друг от друга и были сложены из таких же брёвен, какие они с Баландиным видели у порогов. Но корабль пролетел мимо так быстро, что нельзя было ничего рассмотреть как следует.
– Вижу деревянную плотину!
Голос Зайцева дрожал от волнения. Одновременно с ним ту же фразу крикнули Баландин и Князев.
Звездолёт как раз подлетел к западной оконечности озера и, наклонившись на левое крыло, плавно поворачивал к югу. Ни Белопольский, ни Мельников ничего не успели увидеть.
– Где вы видите плотину? – спросил Константин Евгеньевич.
– Она уже позади, – ответил ему Баландин. – Из озера вытекает небольшая речка. У самого истока её перегораживает деревянный забор из тесно поставленных брёвен.
– Это озеро ещё загадочнее порогов, – сказал Мельников. – Его длина вполне достаточна. Посадим корабль здесь.
– На воду ни в коем случае, – ответил Белопольский. – Только на берегу.
– На берегу негде. Он слишком узок.
– Тогда у реки, там, где хотели раньше.
Мельников повёл корабль к реке. Она была совсем близко от озера. Их разделяло расстояние не превышающее одного километра.
Ещё при первом посещении порогов Мельников заметил удобное место для посадки звездолёта. Это была широкая и длинная полоса берега, целое поле, на котором корабль мог свободно опуститься и подняться впоследствии. Поле было ровным и как будто совсем сухим, поросшим жёлто-коричневой травой.
– Поторопись! – сказал Белопольский. – Вон там надвигается туча.
Мельников звонком предупредил экипаж о посадке.
Как только впереди показалось выбранное место, моторы остановились. Огромный корабль летел по инерции, быстро теряя скорость. Тяжёлая корма постепенно опускалась всё ниже.
Посадка «на лапы» требовала от пилота предельного внимания и точности каждого движения. Манёвр был настолько труден, что, несмотря на все усилия конструкторов, автопилот не мог заменить человека. Белопольский и Мельников затратили много усилий, чтобы овладеть искусством, (это было уже не техникой, а искусством) посадки. Надо было с исключительной точностью уловить момент, когда корабль почти остановится и окажется в воздухе в состоянии неустойчивого равновесия. На маленьком тренировочном «звездолёте» они десятки раз проделывали этот манёвр на Земле.
Но посадить «на лапы» такой исполинский корабль, как «СССР-КС 3», было неизмеримо труднее. Константин Евгеньевич, учитывая свой возраст, поручил это ответственное дело своему молодому товарищу, у которого рука была твёрже, а нервы, по всеобщему мнению, вообще отсутствовали.
Мельников не смотрел на экран. Всё своё внимание он сосредоточил на указателях высоты и скорости. Обе стрелки быстро приближались к нулю.
– Один, – отрывисто сказал Белопольский.
Это означало, что корма корабля находится в одном метре от земли.
Ещё секунда… другая…
– Лапы! – скомандовал Мельников. Белопольский нажал кнопку.
Они почувствовали слабый толчок, – это корма коснулась почвы. В ту же секунду амортизаторы выпали из гнёзд. Звездолёт, вздрогнув, остановился. Мощные моторы плавно и быстро убрали «лапы». Крылья исчезли в пазах, и корабль всем корпусом лёг на землю.
– Браво! – раздался голос Пайчадзе. – Молодец, Борис!
– Кажется, всё в порядке, – сдержанно сказал Мельников. – Конструкция Сергея Александровича выдержала последнее и самое серьёзное испытание.
«СССР-КС 3» опустился точно посередине между рекой и лесом. До порогов, находящихся выше по течению, было километра полтора.
Было четыре часа дня по московскому времени. До захода Солнца оставалось десять часов. Приближалась долгая, одиннадцатисуточная ночь Венеры.

Под ударом грозы

В задачу экспедиции на «СССР-КС 3» входило разрешение ряда спорных вопросов, стоящих перед астрономией, космогонией, астрофизикой. Со дня, когда звездолёт покинул ракетодром, прошло больше месяца. За этот сравнительно короткий срок научный состав экспедиции проделал огромную работу. Специально сконструированные приборы и отсутствие постоянного врага астрономии – атмосферы – за бортом корабля дало возможность значительно расширить знания о вселенной, уточнить уже известное и сделать новые открытия. Пайчадзе, специально занимавшийся солнечной короной, детально исследовал её верхние слои, имеющие такое огромное влияние на земную атмосферу и происходящие в ней процессы. Одно это уж оправдывало всю экспедицию. Посещение Арсены, выяснение её структуры проливало свет на вопрос о происхождении астероидов. Наконец, на самой Венере была окончательно выяснена продолжительность её суток, вызывавшая столько споров и разногласий среди учёных.
«Сверх плана» экспедиция Белопольского обнаружила на сестре Земли органическую жизнь. Не зародышевую, в виде микроорганизмов, как предполагали, а высоко развитую растительную и животную.
Как уже говорилось, до захода Солнца оставалось десять часов. Но это не значило, что сразу настанет темнота. Вращение Венеры вокруг оси совершалось так медленно, что вечерние сумерки должны были продлиться долго. Ночь в прямом смысле этого слова могла наступить не раньше как через пятьдесят часов. Это время надо было использовать.
Как только «СССР-КС 3» опустился на место своей новой стоянки, Мельников и Коржёвский вышли из корабля, чтобы обследовать берег и – выяснить, можно ли воспользоваться вездеходом. До порогов было полтора километра, и экскурсия туда пешком была опасна. Можно было не успеть вернуться при приближении грозового фронта. Предположение, высказанное Мельниковым, что от ливня можно укрыться под сводами леса, требовало ещё проверки.
Оба звездоплавателя без труда убедились, что грунт берега достаточно твёрд. Гусеницам вездехода не грозила опасность провалиться. Под оранжево-коричневым ковром трав находился слой плотно слежавшегося песка. Был ли это действительно песок, такой же как на Земле, или что-то другое, только похожее на него, пока оставалось неизвестным, но одно было несомненно – вездеходом можно пользоваться, а это было сейчас самым главным.
Где-то близко находились неизвестные обитатели Венеры, судя по всему, существа с большой физической силой, привыкшие к ночному мраку.
Как отнесутся они к пришельцам с Земли?
Если это дикари, как думал Мельников, то вполне возможны враждебные действия с их стороны. Звездоплаватели не хотели прибегать к оружию. В случае нападения вездеходы будут надёжной защитой.
Чтобы выполнить программу «ночных» работ, предстояло часто и на длительное время покидать корабль. Кроме того, они твёрдо решили поближе познакомиться с хозяевами планеты. Это можно было сделать только ночью. Экскурсии к порогам (а возможно и к озеру) в полной темноте таили в себе большие опасности. Если бы почва оказалась болотистой, что было вполне естественно из-за частых ливней, задачи, стоявшие перед экспедицией, ещё больше бы затруднились.
Но береговая полоса ни в малейшей степени не походила на болото. Это был твёрдый и, по-видимому, сухой грунт.
– Мне кажется, что это самый обыкновенный песок, – сказал Коржёвский, – и его слой очень толст.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41