Практика радиосвязи с Луной и искусственными спутниками Земли давно показала, что радиоволны иногда отказывались проходить через ионизированный слой, создаваемый в атмосфере солнечной радиацией. В часы активизации деятельности Солнца связь с «небесными станциями» прерывалась. Слой Хевисайда, находящийся на высоте 90 – 130 километров над поверхностью Земли, создавал труднопроходимый барьер, и только ультракороткие волны могли пробивать его и уноситься в межпланетное пространство, и то при помощи направленных антенн, создающих мощный электромагнитный поток в желаемом направлении. Считалось вероятным, что на Венере, находящейся значительно ближе к Солнцу, чем Земля, солнечные радиации во много раз активнее и должны создать в её атмосфере мощный ионизированный слой, который мог стать непреодолимым даже для сверхъультракоротких волн, несмотря на всю силу генераторов «СССР-КС 3». Кое-кто, в частности Топорков, верили в успех, но правы оказались скептики. Наткнувшись на невидимый экран, которым Солнце окружило сестру Земли, радиоволна, покинувшая антенну звездолёта, отразилась обратно на Венеру, которая снова отбросила её вверх. Так, постепенно замирая, волна несколько раз возвращалась, пока не истощилась вся энергия.
Каждый раз, касаясь антенны корабля, радиоэхо «честно» возвращало ей недоставленную радиограмму.
– Я только одного не понимаю, – сказал Топорков, оставшись вдвоём с Белопольским: – Как мы могли так отчётливо услышать «эхо»? Звуки должны были слиться друг с другом. Одно «эхо» смешаться со следующим. Ведь окружность Венеры равна всего тридцати семи тысячам километров. Для радиоволн это одна десятая секунды.
– Я подумал об этом сразу, – ответил Белопольский. – Очевидно, прохождение радиоволн в атмосфере Венеры происходит очень медленно. Это новая загадка, которую надо разгадать. Пусть это послужит нам утешением за неудачу связи с Землёй.
– А нельзя?..
– Нет, – резко ответил Белопольский. – Об этом мы не смеем думать. Звездолёт сейчас нельзя поднимать в воздух. Будем ежедневно посылать на Землю радиограммы. Может быть, хоть одна из них использует случайную благоприятную обстановку и вырвется из плена.
– Вы думаете, что там будут всё время дежурить у приёмника?
Белопольский посмотрел на Топоркова и, пожав плечами, не отвечая на вопрос, вышел из рубки.
– Он прав, – сказал инженер самому себе. – Я задал глупый вопрос.
Действительно, перерыв связи для тех, кто находился на Земле, был гораздо мучительнее, чем для звездоплавателей. Они знали, что с Землёй ничего не случилось, а молчание корабля могло означать катастрофу. Если до сих пор на радиостанции дежурили только в условленные часы, то теперь это дежурство должно стать непрерывным. Иначе не могло быть.
Участники полёта на Венеру обладали сильной волей, и уныние недолго царило на корабле.
Как только Андреев закончил и доложил Белопольскому результаты анализа, всё внимание перешло на предстоявший выход из корабля первой партии. Из осторожности в неё было зачислено только четыре человека. Выходили Белопольский, Баландин, Коржёвский и, конечно, Второв с киноаппаратом.
Анализ воздуха дал малоутешительный вывод. Процент содержания углекислого газа и формальдегида был настолько велик, что не могло быть и речи о свободном дыхании. Находиться вне звездолёта можно было только в противогазе.
Измерение температуры наружного воздуха в полёте дало различные результаты; от сорока до девяноста двух градусов выше нуля. У поверхности залива термометр Цельсия показывал +53°. Вероятно, температура повысится днём, но пока можно было обойтись без охлаждающего костюма.
Группе Белопольского предстояло обследовать берега, выяснить возможность воспользоваться вездеходом, а также ознакомиться со странными растениями Венеры.
Противогазы, специально сконструированные для пребывания человека в атмосфере Венеры, по смешанному фильтрующе-изолирующему способу, давали возможность дышать в основном воздухом Венеры, очищенном от углекислого газа и формальдегида (с помощью фильтра из соли кислого сернокислого натрия) и обогащённом кислородом из баллона, находящегося на спине исследователя. Благодаря такому способу расход кислорода был сравнительно невелик.
Головной шлем представлял собой прозрачный кварцевый шар, герметически соединяющийся с воротником комбинезона. Внутри шлема были вделаны микрофон, динамик и крохотная автоматическая аппаратура для подачи воздуха и удаления продуктов дыхания.
Миниатюрная радиостанция помещалась на поясе, штыревая антенна – на спине, рядом с кислородным баллоном. Она намеренно была сделана довольно длинной и оканчивалась выше головы. На подошвах ботинок были металлические пластины, от которых шли пришитые к костюму гибкие провода, оканчивающиеся у основания антенны. Промежуток между антенной и заземляющим проводом, равный одному миллиметру, являлся, таким образом, грозовым разрядником, и костюм отчасти защищал человека от удара молнии.
Члены экспедиции ещё на Земле прошли специальную тренировку на длительность пребывания и работы при высокой температуре и не боялись ожидавшей их за бортом звездолёта тропической жары. На корабле были охлаждающие костюмы, но, как уже говорилось, решили пока обойтись без них.
Не были забыты ультразвуковые кинжалы, которыми можно было легко и быстро перерезать «лианы» и другие препятствия из органического вещества, могущие встретиться на пути, мотки крепкой верёвки и палки, типа альпенштоков, которые одновременно служили и электровибраторами, – стоило только присоединить их проводом к батарее радиостанции. Такой вибратор мог глубоко войти даже в очень твёрдую гранитную скалу.
Как и на «пустолазном» костюме, наверху шлема был укреплён небольшой прожектор, на случай, если встретится какая-нибудь тёмная пещера. Неожиданное наступление ночи не угрожало, как на Арсене; залив только вступал в область дня и вечер мог наступить не раньше как через полторы земные недели.
Снаряжённые таким образом четверо звездоплавателей вошли в выходную камеру, и внутренняя дверь закрылась за ними. Оставалось нажать кнопку – откроется наружная дверь, и они окажутся в атмосфере Венеры. Из предосторожности автоматическое управление дверями выходной камеры было заменено ручным.
– Костюмы в порядке? – спросил Бело-польский. – Подача воздуха?
– Нормально, – по очереди ответили все.
– На пульте! Как герметичность двери?
– Зелёный, – ответил голос Мельникова. (Подразумевалась контрольная лампочка.)
– Лестница?
– Здесь.
– Открываю!
Раздвинулась и исчезла в пазах двустворчатая дверь. Даже сквозь плотную ткань комбинезона они почувствовали, как тело охватил влажный и горячий воздух. Лёгкая дымка тумана заполнила камеру. Внизу, совсем близко, колыхалась вода залива, в тёмной глубине которой смутно угадывались очертания каких-то не то растений, не то скалистых выступов. Сквозь шлем со всех сторон слышались то отдалённые, то близкие – оглушительные раскаты грома. Временами яркий блеск молнии заставлял закрывать глаза. В ста метрах виднелся желанный берег – высокий обрыв с венчающей его панорамой оранжево-красного «леса».
– На Арсене мы в один прыжок были бы на берегу, – сказал Второв.
Никто не ответил на это шутливое замечание. Сдерживая волнение, звездоплаватели молча смотрели на открывшийся перед ними, не заслонённый больше стёклами окон пейзаж Венеры.
Белопольский попросил Мельникова подать катер.
Внизу, под выходной камерой, раздвинулись двери одного из многочисленных ангаров, и оттуда показалась висящая на «стрелах» электромоторная лодка. Сверху она была закрыта прозрачным пластмассовым кожухом, сейчас раздвинутым.
Второв установил лестницу, и все четверо один за другим спустились на борт судна, которое свободно могло вместить человек восемь. С центрального пульта были пущены в ход барабаны тросов, доставивших лодку вместе с людьми на поверхность залива.
Баландин немедленно опустил в воду руку в тонкой перчатке. Он не почувствовал ни тепла, ни холода, – значит, температура воды равнялась температуре человеческого тела. Термометр подтвердил это, показав +37,2°. Профессор наполнил водой заранее подготовленные бутылки и тщательно закрыл их стеклянными пробками.
Коржёвский взял на себя роль механика. Отцепив тросы, он включил мотор, и лодка медленно отошла от корабля.
Второв приник глазом к окуляру киноаппарата, снимая исторический момент – началась первая экспедиция на Венере.
В двадцати метрах от берега лодка остановилась. Измерили глубину; дно оказалось в пятнадцати метрах. Обрыв отвесно спускался вниз. Нигде не видно было удобного места, чтобы высадиться на берег. Высоко над головой виднелись края жёлтых «кустов», которые и отсюда казались сплошной губчатой массой. Над ними в самое небо поднимались стволы «деревьев»; казалось, что тучи касаются их неподвижных вершин.
Ослепительно блеснула молния, ударившая где-то близко, в противоположный берег, и оглушительный удар грома прокатился над «лесом». Они едва успели сдвинуть обе половины кожуха и закрыть лодку, как хлынул чудовищный ливень. Грозовой фронт, один из тех, сквозь которые недавно пролетал звездолёт, налетел на залив, мгновенно погрузив его в полную темноту.
Всё исчезло из глаз – корабль, берег, небо. Они не видели ни воды, ни лодки, ни друг друга и только чувствовали, как сотрясается их судно под тяжестью сплошных водяных потоков, обрушившихся на него. Если пластмассовый кожух не выдержит напора воды, лодка будет мгновенно потоплена.
Почти одновременно вспыхнули прожекторы на шлемах Белопольского и Баландина. Осветилась клокочущая белая пена вокруг лодки, неразличимо сливающиеся друг с другом струи ливня и низвергающийся с высоты берега, совсем рядом, бурный водопад.
– Отведите лодку немного дальше от берега, – сказал Белопольский.
В его голосе не слышно было ни малейшего волнения. Казалось, что опасное положение, в которое они попали, его нисколько не тревожит.
Коржёвский выполнил приказание, и лодка отошла на почтительное расстояние от водопада.
– Как бы нас не вынесло в океан, – заметил Второв.
– Здесь нет ветра, – ответил Баландин.
– А выдержит ли кожух?
– Он рассчитан на такой случай. Если он цел до сих пор, то таким и останется. Опасность нам не угрожает.
– Почему нас не вызывает корабль? – спросил Баландин. – Это очень странно. Борис Николаевич! – громко позвал он.
Никакого ответа не последовало.
– Может быть, на станции никого нет… – нерешительно сказал Коржёвский.
– Это совершенно невозможно. Товарищ Мельников! – ещё раз позвал профессор.
Снова молчание.
– Они нас не слышат!.
– Не могут не слышать.
Продолжительный, потрясающей силы раскат грома прервал разговор. Словно раскалывалось на части само небо Венеры. Засверкали десятки молний, осветив залив мерцающим светом. Близкой громадой выступил из мрака сквозь стену ливня исполинский корпус звездолёта, на котором огненной сеткой дрожали вспышки разрядов, точно на корабль обрушились потоки не водяного, а электрического дождя.
Гроза, казалось, ещё усилилась.
Лодка судорожно задрожала, и они почувствовали, как она начала погружаться в воду. Бешено клокочущая пена всё выше поднималась по борту, захлёстывая нижнюю часть кожуха.
Внезапно на конце металлического форштевня загорелось голубое пламя, сжалось в маленький светящийся мячик шаровой молнии и лопнуло с оглушающим треском, рассыпав в темноте каскад голубых искр.
В наступившей на несколько секунд тишине неожиданно раздался голос Второва.
– Я знаю! – сказал он.
Никто не отозвался. Подавленные грозной мощью стихии, люди молча ждали; лодка продолжала медленно опускаться, точно какая-то непреодолимая сила затягивала её в пучину.
И вдруг, точно на экране кино один кадр сменился другим, гроза промчалась мимо. Раздался прощальный затихающий гром, и тёмный занавес ливня, быстро удаляясь, исчез за «лесом» противоположного берега. Всё приняло прежний вид, и даже низвергающийся с обрыва водопад как-то сразу прекратился.
Словно обрадовавшись, что с неё сняли давящую тяжесть, лодка резко подпрыгнула и закачалась на поверхности залива.
– Посмотрите, что творится с компасом! – воскликнул Баландин.
Стрелка судорожно дёргалась по циферблату во все стороны.
– Магнитная буря, – сказал Белопольский.
И, точно согласившись с его заключением, стрелка компаса качнулась несколько раз и успокоилась, повернувшись в прежнюю сторону, – туда, где находился неизвестный магнитный полюс Венеры.
– Я знаю, – вторично сказал Второв. – Причину радиоэха надо искать в электрических свойствах грозовых фронтов.
– Совершенно правильно, – раздался в их шлемах голос Топоркова. – Во время грозы приборы показали исключительную силу ионизации воздуха.
– Всё в порядке? – спросил Мельников.
– Если бы гроза не прекратилась так скоро, то не было бы в порядке, – ответил Баландин. – Мы шли ко дну.
– Лодка непотопляема, – сухо поправил его Белопольский.
Было очевидно, что радиосвязь прервалась по вине грозы. Радиоволны не проходили через ионизированный воздух и насыщенные электричеством струи ливня.
– На Венере, – сказал Топорков, – грозы постоянны. Мы будем иметь частую возможность изучать это странное явление и разгадаем загадку эха.
Не было никакой гарантии, что затишье продлится долго. В любую минуту мог налететь новый грозовой фронт. Но никто и не подумал вернуться на корабль. Лодка снова двинулась вперёд, на поиски места, где можно высадиться на берег. Но, сколько они ни смотрели, нигде не было никакой возможности причалить. Обрыв всюду был неприступен.
Коржёвский, управлявший лодкой и менее других занятый рассматриванием берегов, вдруг весь подался вперёд и резко повернул руль.
– Что случилось? – спросил Белопольский.
Биолог молча указал на какой-то предмет, плававший на воде.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41