В несколько секунд он поднялся до уровня верхушек розовых стволов и закачался на толстом тросе. Было видно, как ветер тотчас же отнёс его в сторону выхода из залива.
– Как видимость? – спросил Белопольский.
– Вполне достаточная.
– Не торопитесь! Предупреждайте нас только в случае явной опасности.
Мельников ничего не ответил.
– Вы меня слышите?
– Конечно, Константин Евгеньевич.
– Так что же вы молчите?
Белопольский улыбнулся про себя. Он хорошо знал характер своего ученика. Мельников не любил, когда ему делали указания подобного рода.
– Берегитесь! – внезапно крикнул Второв. – Шип!
Но академик и сам заметил опасность.
Острый конец метрового шипа с ближайшей ленты наклонялся в его сторону. В медленном движении «растения» была явная угроза.
Почти инстинктивно Белопольский ударил вибратором. Странный шип не сломался на середине, как можно было ожидать, а отлетел целиком. На месте, откуда он рос, из красной ленты выступило несколько капель чёрной жидкости, как кровь раненого животного.
Белопольский подошёл к сбитому шипу, поднял его и перебросил товарищам. Одновременно он зорко наблюдал за другими шипами. Каждый раз, как он приближался к ним ближе чем на метр, тонкие «шпаги» наклонялись в его сторону, словно намереваясь впиться в тело острым жалом, но стоило немного отодвинуться – и они принимали прежнее положение. «Актинии» угрожающе вытягивали свои волоски навстречу протянутой к ним руке. Казалось, что тело человека притягивает к себе обитателей Венеры, что они видят чуждое им существо и готовы схватить его.
– Надо быть очень осторожными, – сказал Белопольский. – Может быть, они ядовиты.
Трое звездоплавателей один за другим сошли на берег. Второв шёл последним. Его самого держали Зайцев и Князев, оставшиеся, по приказанию Белопольского, на пороге камеры. Топорков поскользнулся, но его легко удержали товарищи.
Коржёвский подошёл к Белопольскому. Глаза биолога блестели радостью.
– Это животные, животные! – повторял он в крайнем возбуждении. – Они охотятся на нас. Понимаете? Они привыкли ловить добычу, когда она приближается к ним. Это значит, что в воде океана есть живые существа, которые движутся… плавают. Вы понимаете, что это значит?
– Да, я хорошо понимаю, – ответил Белопольский.
– Вот, смотрите!
Коржёвский схватил руками бахрому «актинии». В ту же секунду гибкие волоски обвились вокруг его кистей и потянули к обнажившемуся круглому отверстию.
– Видите, это ротовое отверстие, совсем такое же, как у земных актиний! – в восторге вскричал биолог.
Он и не думал противиться, позволяя растению (или, быть может, животному) всё глубже затягивать свои руки. Белопольский схватил увлёкшегося учёного за плечи и с силой рванул к себе.
– Будьте же благоразумны, – сказал он с обычным спокойствием. – Это не земная актиния.
Коржёвский с огорчением смотрел на оторванные волоски, которые медленно, точно нехотя, раскручивались и падали на землю.
– Надо взять одну из них на корабль, – сказал он.
– Берите сколько хотите, но будьте осмотрительны.
Белопольский сбил ближайший шип и, взяв его в руку, поднёс конец к другой «актинии». Волоски тотчас же схватили шип и потянули ко «рту».
Все с интересом следили, что будет дальше.
Через минуту в руках академика остался, только небольшой кусок шипа. Остальное исчезло.
– Вот вам, пожалуйста! Где гарантия, что этого не могло случиться с вашей рукой?
– Да! – только и смог ответить сконфуженный биолог.
Стало очевидным, что «актинии» Венеры имеют совсем другое устройство, чем их земные собратья. Белопольский попробовал разломить оставшийся в его руках кусок шипа, но тщетно. Он был твёрд, как железный, а ведь это хрупкое и мягкое на вид «растение» с лёгкостью «перекусило» его пополам.
– Я назову их: «Actiniaria Ferrumus», – торжественно объявил Коржёвский. «Актиния железная» (лат.).


Длина верёвки не позволяла далеко отойти от корабля. Кроме того, надо было соблюдать особую осторожность. Грозы ещё не были изучены; любая из них могла быть смертельно опасной. Удастся ли незащищённому человеку противостоять силе водяных потоков, никто не знал.
Но, и не отходя далеко, можно было многое сделать.
Соблюдая величайшую осторожность, исследователи собрали несколько шипов, с помощью ультразвуковых кинжалов отделили от почвы три «актинии» и значительный кусок красной ленты. Всё это перенесли в выходную камеру.
Когда приблизились к первому «дереву», Коржёвский тщательно осмотрел его.
– Это типично коралловое образование, – заявил он. – Хорошо бы достать кусок ветки.
Второв посмотрел вверх. Ответвления от главного ствола начинались невысоко над землёй. «Дерево» было густо переплетено «лианами».
– Разрешите попробовать, – обратился он к Белопольскому.
Константин Евгеньевич с сомнением посмотрел на гладкий, точно отполированный ствол.
– Мне помогут «лианы», – добавил Второв.
– Только не высоко, – решился начальник экспедиции. – Отломите ближайшую тонкую ветку. И быстрее! Может налететь гроза. В каком положении вы окажетесь на дереве!
– Грозового фронта вблизи нет, – сказал Мельников.
– Встаньте ко мне на плечи, – предложил Коржёвский.
Второв, передав киноаппарат Белопольскому, отвязал верёвку от пояса и, взобравшись на плечи биолога, ухватился руками за «лиану», обвившуюся вокруг нижней ветви.
В следующее мгновение произошло то, чего никто ожидать не мог.
Едва только руки Второва сжали пунцовый «канат», как с молниеносной быстротой он раскрутился с ветви и длинный гибкий конец мелькнул в воздухе. В три секунды Второв оказался «спелёнутым». Совершенно беспомощный, не имея возможности пошевелить рукой или ногой, инженер повис над головами своих товарищей, ошеломлённых этим нападением «растения».
Топорков сорвал с себя стесняющую верёвку и, в свою очередь, вскочил на плечи Коржёвского. Остриём кинжала он провёл по телу «лианы». Ультразвук, как бритвой, перерезал растительного хищника. Второв упал на руки Белопольского. Сквозь шлем было видно, что он задыхается, сжатый в объятиях «лианы», которая по-прежнему обвивала его тело. Попытка снять путы руками ни к чему не привела, и только звуковым кинжалом удалось разрезать кольца и освободить грудь. Комбинезон оказался разорванным во многих местах.
– Скорее на корабль! – испуганно воскликнул Коржёвский.
Он руками обхватил шею Второва, словно собираясь задушить его. Сквозь прорехи мог непосредственно в шлем проникнуть отравленный формальдегидом воздух Венеры. Белопольский схватил верёвку и отрезал от неё порядочный кусок. Этим концом плотно обмотали воротник комбинезона.
– У вас ничего не сломано? – спросил Коржёвский.
– Как будто ничего, – ответил Второв. – У этих чудовищ исполинская сила. У меня всё тело болит.
– Но идти вы можете?
– Конечно могу.
Очутившись в выходной камере, Второв протянул руку Топоркову.
– Спасибо, Игорь Дмитриевич! – сказал он. – Вы спасли мне жизнь.
– То ли ещё будет, Геннадий Андреевич! Сегодня я вам, а завтра вы мне.
Даже тогда, когда они торопились на корабль, чтобы осмотреть найденную в заливе линейку, процедура фильтрования не казалась такой томительно долгой. Все с беспокойством наблюдали за лицом Второва, ожидая увидеть признаки отравления. Герметичность верёвочного воротника вызывала законные сомнения.
– Как вы себя чувствуете? – поминутно спрашивал его Коржёвский.
– Голова болит.
– Вы слышите какой-нибудь запах?
– Да, очень сильный и неприятный.
Значит, формальдегид всё-таки проходил, минуя коробку фильтра.
На звездолёте уже знали обо всём, что случилось. У дверей выходной камеры в полной готовности стоял Степан Аркадьевич с сумкой первой помощи в руках. Баландин и Пайчадзе держали носилки.
Как ни велико было беспокойство за здоровье товарища, время, установленное для дезинфекции, было соблюдено полностью.
Из выходной камеры можно было говорить только с центральным пультом. Собравшиеся в коридоре ничего не знали о том, что происходит за дверью.
Когда она, наконец, открылась, они увидели, что Зайцев и Князев держат Второва на руках.
– Он потерял сознание три минуты тому назад, – сказал Белопольский.
Андреев молча открыл сумку.
– Положите его на пол, – сказал Коржёвский.
Оба врача склонились над пострадавшим. Через минуту Второв открыл глаза, и Андреев приказал перенести его в лазарет.
– Ничего, всё в порядке, – ответил он на вопрос Белопольского.
Романов и Князев, как самые сильные из всех, понесли носилки. Ходить по звездолёту, да ещё с грузом, было очень трудно. «Клиника», как в шутку называли лазаретное помещение, по счастью, находилась в этом же коридоре.
– Венера щедра на сюрпризы, – сказал Зайцев. – Что-то будет дальше?
– Как с линейкой, Зиновий Серапионович? – спросил Белопольский у Баландина.
– Она несомненно деревянная, – ответил профессор. – Породы дерева мы не могли определить…
– Не удивительно!
– Но можно с уверенностью утверждать, что она очень долго находилась в воде. По-моему, не меньше года.
– Не меньше года, – задумчиво повторил Белопольский. – Так! Выходит, что линейка попала в воду год тому назад?
– Как будто так.
– В таком случае бесполезно искать её хозяев. За такой долгий срок её могло принести из другого полушария планеты.
– А если её потеряли звездоплаватели, то их корабль давно покинул Венеру, – добавил Мельников.
– Звездоплаватели?..
Белопольский пожал плечами. По этому жесту было видно, что Константин Евгеньевич не очень верит в посещение Венеры обитателями другого мира.
– Перископ ещё наверху? – спросил он.
– Конечно нет.
– Поднимем его ещё раз. Пройдёмте на пульт, Зиновий Серапионович!
Воздушный шар с подвешенной к нему телевизионной камерой снова поднялся над звездолётом. На экране появился океан. Камера медленно вращалась, и водная равнина сменилась оранжево-красной панорамой «леса».
– Поднимите перископ выше!
Мельников исполнил приказание. Было заметно, что шар сильно относит к востоку, но всё же горизонт расширился.
– Так и знал! – сказал Белопольский. – Смотрите!
Глазок перископа повернулся в это время к северу. И Баландин и Мельников одновременно заметили вдали тёмную полоску воды. Такие же полоски оказались с запада и юга.
– Мы на острове, – сказал Белопольский. – Когда Станислав Казимирович говорил, что деревья на берегу в действительности кораллы, я сразу подумал, что нам попался не материк, а коралловый остров, который выходит на поверхность только днём, во время отлива. Ночью – это дно океана. Становится понятным, почему здесь нет растительности, которая должна быть на Венере, а только морские организмы. Необходимо отыскать материк и перелететь на него.
– Остров совсем не так уж велик, – заметил Баландин. – Даже удивительно, что мы не заметили, подлетая, что это остров.
– Было гораздо темнее, – ответил Мельников, – и горизонт был закрыт грозовыми фронтами.
– Но всё же, – продолжал профессор, – он гораздо больше, чем самые большие коралловые постройки на Земле. Правда, и сами кораллы, если это действительно кораллы, неизмеримо крупнее земных. Во всяком случае, прежде чем улететь, надо тщательно изучить остров.
– Безусловно! – согласился Белопольский. – Тем более, что мы и не можем скоро покинуть это место. Кораблю негде развернуться для старта. Он останется здесь до вечера, то есть недели полторы.

Воздушная разведка

На Земле, которая в полтора раза дальше от Солнца, чем Венера, приливная волна достигает в некоторых местах, например в бухте Фанди в Северной Америке, между Новой Шотландией и Новым Брауншвейгом, двадцати одного метра в высоту. Правда, земные приливы обязаны своим происхождением главным образом Луне, притяжение которой заметно влияет на них, но близость Венеры к Солнцу должна была с избытком возместить отсутствие у планеты спутника. По мнению Белопольского и Баландина, приливы на Венере могли достигать восьмидесяти метров. Ночью, когда вслед за Солнцем, уходящим к западному горизонту, на остров надвигается приливная волна, только вершины самых высоких коралловых деревьев остаются над поверхностью океана. Всё остальное погружается в воду.
Находящиеся сейчас на суше морские растения и животные с наступлением ночи «просыпаются» для питания и жизни. Днём, оказавшись на воздухе, они впадают в состояние своеобразного анабиоза, наподобие «земной спячки» у некоторых земных животных и растений. К такому выводу пришли Баландин и Коржёвский.
Уже больше ста часов, почти пять земных суток, звездолёт находился на Венере. Научная работа, к которой так тщательно готовились на Земле и в пути, постепенно развёртывалась.
Помимо вполне естественного желания как можно лучше и полнее изучить то, что никогда и никем не изучалось, и свойственного учёным «ненасытного» любопытства, заставлявшего их забывать об отдыхе, членов экипажа «подгоняли» мысли о Земле.
Перерыв радиосвязи, сознание, что близкие люди, ставшие в разлуке ещё дороже, мучаются страшной неизвестностью, тяжело переживалось всеми. Постоянная занятость помогала бороться с томящей тоской. Андрееву приходилось часто обращаться к Белопольскому или Мельникову, чтобы поддерживать неизменным установленный ими распорядок дня, а в особенности «ночи». В определённые часы экипаж звездолёта обязан был ложиться спать, но почти «ежедневно» кто-нибудь пытался нарушить это правило.
За бортом был «вечный» день, – туманная полумгла, не рассеиваемая ни единым лучом Солнца. Чуть ли не через каждый час свет сменялся полным мраком наступающих гроз. Некоторые члены экспедиции начали проявлять нервозность. Андреев и Коржёвский ввели обязательные лечебные процедуры, которые должны были ежедневно проходить все без исключения. Попытки уклониться от них, особенно частые со стороны Второва, Топоркова и Князева, решительно пресекались командирами корабля. Сохранить здоровье – это было одной из главнейших задач.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41