Что бы он делал без меня? Он совершенно не подготовил дом к возвращению матери. Не купил продукты, даже не застелил постель. Просто свалил свои вещи в кучу на полу комнаты для гостей. Мы устроили Норин на диване, накрыли пледом, и я отправилась бродить по дому, составляя список дел. Наконец повернулась к Томми:
– Знаешь, будет разумнее оставить ее на первом этаже. – Крошечный домик стоял в ряду бывших коттеджей ремесленников (во всяком случае, я считала их таковыми). Единственная ванная комната находилась на первом этаже, а на втором были две спальни. – Иначе каждый раз, чтобы сходить в туалет, ей придется сражаться с лестницей.
Итак, мы отнесли узкую кровать в гостиную в форме буквы Г и поставили у окна, чтобы Норин могла смотреть на улицу. Томми вернулся на работу, а я отправилась в магазин. Весь вечер я провела за стряпней.
Готовила блюда, которые Томми – и Норин, когда ей захочется, – могли положить в морозилку, а потом легко разморозить.
На ужин в тот вечер я приготовила мусаку – одно из любимых блюд Томми. Норин поковырялась в тарелке и сразу заснула. Мы с Томми удалились на кухню. Я посмотрела, как он наливает жидкость для мытья посуды в посудомоечную машину, и решила, что, может, настало время подумать о том, чтобы к нему переехать. Тогда он хотя бы не испортит бытовую технику Норин. Я прикидывала, как бы ненароком поднять этот вопрос, как вдруг Томми с воплем: «Черт!» начал тереть себе грудь.
Он повернулся ко мне. Вид у него был очень характерный – особенно эти взъерошенные волосы. Я увидела, что на свитере осталось пятно от мусаки, которое невозможно вывести.
– Как же это я? – пожаловался он. – Это мой любимый свитер.
Свитер казался мне знакомым, и я вдруг вспомнила, где его видела.
– Сними его, Томми, – резко сказала я. – Он испорчен. Выброси его.
– Нет-нет, в химчистке его отмоют. Это будет стоить мне целое состояние, но там выводили пятна и похуже.
– Я удивлена, что ты не выбросил его раньше, – раздраженно произнесла я.
– А, ты его узнала. – Надо же, у него хватило смелости ухмыльнуться. – Это отличный кашемировый свитер. Ну и пусть его подарила Мари-Шанталь, я не вижу, почему…
– А я вижу, – огрызнулась я. – Избавься от него. – А потом, хотя зря, конечно, я задала вопрос, ответ на который уже давно жаждала узнать. – Она собирается остаться в «Би-би-си»?
Я затаила дыхание. Я воспринимала существование Мари-Шанталь в своем духе – вела себя, как страус. Если не упоминать ее имени, она уйдет, и я смогу притвориться, что у Томми никогда с ней ничего не было.
– Вообще-то нет. – Томми снял свитер через голову и запихнул его в полиэтиленовый мешок, который выудил из-под раковины. – Недели через две она возвращается в Лион. – Он стоял передо мной с голым торсом, и я устояла перед искушением погладить тонкие волоски между его сосками. Он немного похудел, заметила я с удивлением, и выглядит вполне съедобным. – Довольна?
– Ты все еще… видишься с ней? Ты снова с ней спал?
Что это я? Она уезжает. Почему я не могу просто забыть об этом?
Я знала, почему. Я точно знала, что делала.
– Последний раз мы спали с ней еще до Рождества. – Томми уже хмурился. – Несколько раз вместе обедали, в этом нет ничего плохого, мы стали друзьями, но никакого секса.
– Откуда мне знать, что ты говоришь правду?
Я верила ему, но должна был всадить нож чуточку глубже. Я еще не закончила.
– Потому что я жду, что ты будешь доверять мне так же, как я доверяю тебе, Ли. – Он посерьезнел и скрестил руки на голой груди, словно ждал удара.
– Ты не должен мне доверять, Томми. – Теперь настал мой черед говорить серьезно. – Ты никогда не задумывался, почему я не подняла шумихи по поводу Мари-Шанталь?
– Ты подняла ужасную шумиху в тот вечер, когда узнала.
– Но больше я не возвращалась к этому. Я не упоминала о ней, когда ты заходил.
Томми пожал плечами. Он очень нервничал.
– Я не говорила об этом потому, что не у тебя одного был роман.
Он затряс головой и замахал рукой, словно отталкивая меня вместе со всем, что я собиралась ему сказать. Нет, не говори. Я не хочу слышать.
– Нет, Томми, выслушай меня. Я должна это сказать. Я давно пытаюсь набраться смелости. Я переспала кое с кем, и не один раз. Это было в конце года, наверное, когда вы и Мари-Шанталь были…
– Не говори. – Томми наконец обрел голос. – Не говори, кто это, не сообщай всех подробностей. Я не вынесу этого. Просто поклянись, что ты больше с ним не встречаешься.
Хорошо, хоть не придется говорить ему, что это Базз. А то как я объясню, что переспала с мужчиной, который явился ко мне в дом и чуть меня не избил?
– Так что, видишь, мне нельзя доверять, – только и сказала я.
Не знаю, чего я от него ждала. Гнева, может быть. Томми редко выходил из себя, да и то либо из-за снисходительности других, либо из-за моего высокомерия. Своеобразная защита. Иногда он терял над собой контроль, когда не совсем понимал, о чем я говорю, но не хотел показывать своего невежества. Я думала, он отдалится и долго будет упиваться своим дурным настроением и обидой. Но даже в самых смелых фантазиях я не могла представить, что он подойдет и обнимет меня.
– Мы два сапога пара, верно? – прошептал Томми.
Я не могла в это поверить.
– Ты не злишься? Тебе не больно? Тебя не волнует, что я занималась сексом с другим мужчиной?
– Ужасно волнует, – сказал он, и когда я подняла взгляд, то прочла это в его глазах. – Но я не так уж и удивлен. Перед Рождеством наши отношения были как нельзя хуже. Если хочешь знать правду, я иногда думал, что мы не переживем Новый год. Если ты именно тогда и завела роман, я могу сказать только одно: это вполне логично. Но если бы ты сказала, что занималась сексом с другим мужчиной уже после Рождества, мне стало бы гораздо хуже. Когда мы гостили у твоих родителей, я почувствовал, что мы снова становимся близки, а ты? Я почувствовал, что не все потеряно. – Томми посмотрел на меня сверху вниз. – Я чувствую, что и сейчас тоже.
Все вдруг стало очень просто. Томми удалось спокойно выслушать меня, признать, что ему больно, и в то же время меня оправдать. Прижимаясь к его груди, я только диву давалась, какая я глупая. Как я могла даже подумать о том, чтобы отпустить его? Он – чудесный и великодушный, я его не заслуживаю. И он абсолютно прав. Поделившись друг с другом подробностями нашей обоюдной измены, мы бы ничего не выиграли. Пришло время двигаться дальше.
Разумеется, я осталась на ночь. Правда, сначала позвонила маме и убедилась, что Сельма будет не одна.
– Нет, с ней Бьянка, – сообщила мама. – Кажется, Сельма позвонила ей и попросила прийти. Все получилось идеально. Вот сейчас мы разговариваем, а Бьянка убирает дом. Она собирается остаться с Сельмой. Ты не возражаешь?
– Ну, если не возражаешь ты, – сказала я.
– О, меня не будет. Я собираюсь провести ночь с Сонни, а потом – ни за что не угадаешь. Твой отец приехал – без несчастной Жозиан, можешь себе представить! – и хочет со мной встретиться завтра в обед. Так что Бьянка пришла вовремя.
Максу Остину я отправила сообщение и попросила перезвонить. Я хотела, чтобы он был в курсе происходящего и убедился, что за моим домом наблюдают, на случай, если появится Базз.
Но он перезвонил только на следующий день, да и то без остановки говорил о том, как еще раз побеседовал с Крисом. Тот подтвердил, что мужчина, которого он видел, хромал.
– Но на записи нет ни одного хромого. И уж точно такой человек не входил и не выходил с Бленхейм-кресчент во время пожара. Ни до, ни после, – сказал Макс с отчаянием в голосе.
– Тогда, может быть, он по-прежнему там, – заметила я. – Может, он живет на Бленхейм-кресчент.
Сказав это, я зажмурилась. Убийца мог жить рядом со мной.
– Это хорошая мысль, – ответил Макс, правда, чересчур весело. – Или, может быть, он хромал только в день пожара, а теперь выздоровел и ходит нормально. Но если лаборатория подтвердит, что отпечатки Сельмы не совпадают с отпечатками на канистре с керосином, он станет моим главным подозреваемым. А теперь я хочу рассказать вам об этой женщине, с которой встречался. Бывшей подружке Базза.
Я подавила вздох. Я не хотела думать о Баззе сейчас. Я хотела посвятить день Норин.
– Какая она?
– Красивая, – тут же ответил он, и его страстность меня заинтриговала. – И раздавленная.
– Что вы хотите этим сказать?
– Ну, она едва может ходить. Большую часть времени сидит в инвалидной коляске. Лицо изуродовано, но самое жуткое, что она не в обиде. Этот ублюдок Базз избивал ее все время, пока она с ним была, и все равно эта женщина полна решимости оставить все в прошлом. Даже инвалидную коляску объяснила несчастным случаем. Утверждает, что, мол, это отчасти ее вина, она сама его спровоцировала. Они поссорились в машине, он выпустил руль, чтобы ее ударить, и произошла авария. В результате она осталась почти калекой. Повсюду в комнате висят ее старые фотографии.
Этот Базз предпочитает определенный тип женщин. Ему нравится латинская внешность. Ваша внешность всегда казалась мне больше итальянской, чем английской.
– И у Сельмы черные волосы, – сказала я. – Но как быть с Астрид Маккензи? Она принадлежала к скандинавскому типу.
– Да, но она долго не протянула, – печально произнес Макс. – Но я понимаю, почему эта женщина так тронула Ричи. Странно, но единственный человек, о котором она действительно беспокоится, – это ее сестра.
– Сестра?
– Да, она говорит, что хочет жить дальше, но сестра все помнит, хотя прошло уже столько времени. И это превратилось в навязчивую идею. Она беспокоится, что та на грани серьезного срыва. Просто с ума меня свела. Только представьте, я пришел предупредить ее, что какой-то маньяк охотится на бывших любовниц Базза, а она только и говорит, что о своей сестре. В конце концов я сдался. Велел ей позвонить, если Базз нарисуется у ее дома.
– Как зовут сестру? – В голове начал разворачиваться странный сценарий, и от его явного правдоподобия я задрожала от страха.
– Не могу вспомнить. Но это есть в моих записях. А почему вы хотите это знать?
– Хорошо, а как ее имя, красавицы в инвалидной коляске?
Хотя можно было и не спрашивать. Я знала, что он скажет.
– Мария, – ответил Макс. – Мария Моралес.
– Макс, – закричала я в трубку. – Я поняла! Я знаю, кто ее сестра. Это Бьянка.
– Бьянка? – Судя по тону его голоса, он опешил.
– Она – домохозяйка Сельмы Уокер. И она очень маленького роста, и у нее очень маленькие руки и ноги.
– Вы хотите сказать, что она могла устраивать пожары? – произнес он скептически.
– Именно это я и говорю. Все сходится. Должно быть, это ее отпечатки на канистре. Те, что вы сочли детскими. И у нее есть куртка с капюшоном. Спортивная куртка. Я видела ее на ней. Точно вам говорю, если увидеть, как она бежит в темноте по саду, ее запросто можно принять за ребенка.
Последовала тишина, словно Макс обдумывал мои слова.
– Нет, – наконец сказал он. – Не получается. Мотива нет. Да, она, может, и хочет отомстить Баззу за то, что он сделал с ее сестрой и с Сельмой Уокер, – я думаю, именно этого Мария и боится. Боится, что Бьянка собирается страшно отомстить.
– Но если окажется, что на канистре – ее опечатки?
– И тому есть вполне правдоподобное объяснение. Базз принес Анжеле эти канистры в канун Нового года из дома Сельмы Уокер. Если Бьянка у них домработница, она могла прикасаться к ним. Но если вам будет от этого легче, я так и быть заскочу и проверю эту Бьянку.
Он не принимает меня всерьез. Невероятно. Я чуть не повесила трубку, не попрощавшись, так торопилась вернуться в Бленхейм-кресчент. Сельма сидит с Бьянкой одна. Норин придется управляться остаток дня самой. Я договорилась с женщиной, которая будет присматривать за ней час или два каждый день, но она начнет только завтра.
Я взяла такси и нервно теребила заусенцы, когда мы съехали с Вествей и застряли в пробке у Паддингтона.
Когда мы наконец очутились на Бленхейм-кресчент, я вошла в такой чистый дом, что едва его узнала. Бьянка спокойно резала овощи на кухне, но мне не хватило духа прямо спросить, не поджигала ли она дома в перерывах между мытьем полов и полировкой.
– Пол мокрый. Осторожно, – поздоровавшись, она пристально посмотрела на мои ноги.
– Сельма здесь?
– Она наверху и тяжело работает. – Почему Бьянка всегда говорит с таким упреком? Поймав ее взгляд, я немедленно почувствовала себя виноватой. Словно увиливаю от своих обязанностей и спихиваю работу на Сельму.
Мама оставила записку: «Уехала обедать с твоим отцом. Если не вернусь вечером, значит, он захотел, чтобы я поехала с ним на юго-запад к тете Хильде». Хильда была папиной мачехой и единственным живым членом старшего поколения нашей семьи. Интересно, подумала я, они скажут ей о своем разладе?
Прежде чем подняться наверх и повидаться с Сельмой, я заскочила в кабинет и, позвонив Томми, объяснила, почему бросила Норин. Он сказал, что постарается вернуться домой пораньше, но, как и Макс Остин, отмахнулся от моей теории по поводу Бьянки.
– Ты с ума сошла, – весело заявил он. – Очень похоже на безумное мнение, что это сделал дворецкий.
Его не встревожило, что я намереваюсь оставаться в одном доме с Бьянкой, а значит, он не воспринимал меня всерьез.
Может, я принимаю все слишком близко к сердцу? Чем больше я об этом думала, тем нелепее это казалось, и я не стала делиться своими опасениями с Сельмой. И войдя в ее комнату, сказала только одно:
– Сельма, я вернулась, так что Бьянка может идти домой.
Но в десять вечера, приготовив нам еду и убравшись, Бьянка по-прежнему сидела на кухне, придвинув стул к посудомоечной машине. Я поняла, что она собирается торчать здесь, пока машина не остановится, а потом примется ее разгружать. Казалось, она больше не доверяла мне кухню, которая теперь была в ее руках, – я мгновенно устрою здесь бардак. Сельма сослалась на усталость и попросила моего позволения пораньше лечь. Я не хотела оставаться с Бьянкой одна и тоже отправилась в кровать.
До сих пор я как-то не замечала, что тоже вымоталась до предела. Не успела моя голова коснуться подушки, как я уснула.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45