На ней были строгие брюки и мягкий шерстяной свитер.
Увидев меня, Норин просияла:
– Ли, как мило, что ты зашла ко мне так скоро. Это Мари-Шанталь. Вы знакомы?
Мари-Шанталь встала и с жутким французским акцентом твердо произнесла:
– Ньеть, я такь не дьюмаю. Она мне в пупок дышала.
Я улыбнулась ей, но она вдруг заторопилась. Секунду она крепко сжимала руку Норин, а потом засеменила к дверям палаты, волоча два огромных пакета с продуктами.
– Кто это? – спросила я Норин. Незнакомка меня заинтриговала.
– Она работает с Томми в «Би-би-си». Он не рассказывал о ней? Я видела ее несколько раз и… – Норин, казалось, хотела прибавить что-то еще, но передумала, и вместо этого сказала: – Хорошо, что вы встретились.
В голове у меня словно лампочка вспыхнула.
– Это она давала Томми уроки французского?
– Наверное, – уклончиво ответила Норин. – Попроси Томми познакомить вас поближе. Она – прелесть.
Я провела с Норин всего минут двадцать. К своему огорчению, я заметила, что она устала быстрее, чем во время моего первого визита, хотя и заверяла, будто идет на поправку.
– Меня отпустят домой через несколько дней. Врачи говорят, что вырезали все – ну, знаешь, рак, – но я должна буду постоянно ходить на процедуры.
Хорошие новости, но в глубине души я была потрясена. Она казалась еще слишком слабой, чтобы выписываться. Как она справится одна? Томми должен что-нибудь придумать. По дороге домой я вспомнила, что забыла забрать белье Макса Остина, но прежде заскочила в «Теско». Жареные овощи по-китайски на скорую руку от Томми, конечно, здорово, но из-за него в холодильнике царила девственная пустота. Я всегда чувствовала себя немного виноватой, когда ходила в «Теско». Торговцы на рынке только и твердили о том, что супермаркеты крадут их хлеб, и скоро традиционные уличные базары канут в Лету (если, конечно, мы, покупатели, не поддержим их). Правда, они не могут утверждать, что магазины, где продается все сразу, неудобные, верно?
По пути в «Теско» я прошла мимо Криса, сделав вид, что не заметила вульгарный взгляд, которым он меня одарил, – довольно резкое изменение от дружелюбного подшучивания днем, – и начала продумывать меню. Как я справлюсь с ежевечерней готовкой на четверых вместо одного? После вчерашнего кухонного буйства я спустилась с небес на землю, и, надо сказать, с глухим стуком. Возвращаясь на автобусе с Фулхэм-роуд, я вдруг поняла, что боюсь идти домой. Я привыкла приходить в пустой дом и сразу садиться за свой стол, работать. Я знала, что никто не помешает мне и не отвлечет в самый неподходящий момент. Больше на это рассчитывать не стоит. Надолго ли приехала мама? Скоро ли Анжела найдет себе жилье? Когда Макс Остин арестует преступника и я смогу избавить Томми от роли моего защитника?
А пока надо подумать о том, как их всех кормить. В глубине души я гордилась собой. Надо же, я играю в дочки-матери с такой кучей народу. Для большинства женщин это само собой разумеется, а многие к тому же еще и детей воспитывают. Откровенно говоря, я просто не знаю, как они это делают, и преклоняюсь перед ними. Мое восхищение не выразить словами. Но я – реалистка и точно знаю, что произойдет. Несколько дней гости будут вызывать у меня трепет и радостное волнение. Я буду готовить, угождать им, как я делала с Анжелой, а потом захочу, чтобы они все поскорее исчезли.
Что ж, сейчас это произойдет не так быстро, как мне хотелось бы, поэтому лучше не обманываться и постараться привыкнуть. Я решила, что буду готовить следующие два вечера, а потом набросаю расписание и приклею его на дверцу холодильника. В понедельник ужин готовит Томми, во вторник – мама, в среду – Анжела. Стоп. Интересно, Анжела вообще умеет готовить или нам подадут рыбу с картошкой? И потянет ли она это? Кажется, придется спрашивать у нее.
Я огляделась, но не увидела ее за кассой. Я подошла к столу дежурного менеджера и спросила Анжелу. Ее имя вызвало настоящий переполох. Отовсюду высунулись головы.
– Что она натворила? – спросил меня кто-то.
– Она сегодня вернется?
Когда стало ясно, что я ничего не понимаю, мне объяснили, в чем дело. Вскоре после того, как Анжела пришла на работу, приехала полиция и забрала ее в участок.
– Они сказали, что хотят задать ей несколько вопросов, – сообщила девушка на соседней кассе.
Несколько минут я бродила по магазину, но никак не могла сосредоточиться на том, что купить на ужин. Кроме того, на каждом углу мерещился Базз. Воспоминания о нашей последней встрече в «Теско» и о том, что чуть позже произошло в моем холле, заставляли меня страдать. С какой стороны ни глянь, я в ловушке. Я не могла отказаться от книги, потому что этим подвела бы Сельму. Но если я соглашусь, мне придется видеться с Баззом. Как мне от него избавиться?
Когда я выходила из «Теско», ко мне подошла женщина. Я не знала ее, но она казалась мне смутно знакомой. Цветом глаз, что ли.
– Вы спрашивали об Анжеле О'Лири, – произнесла она. Женщина была старше меня, наверное, далеко за сорок. У нее было изможденное, осунувшееся лицо, а голос дребезжал, как у заядлого курильщика.
– Да, вы знаете, почему ее забрала полиция?
– Она живет у вас, верно? Вы сдавали ей домик, который сгорел. Ее мать сказала, что она опять живет у вас. Вы снова пустили ее к себе. Зачем вы это делаете для такой мерзавки?
Вдруг я поняла, кто эта женщина. Сын унаследовал ее потрясающие холодные голубые глаза, которые сейчас пристально на меня глядели. Анжела говорила, что ее мама играет в «бинго» вместе с мамой Фреда.
– Я не могу передать вам, как мне жаль. – Я понимала, что говорю банальности.
– Тогда почему вы снова пустили ее к себе домой? Если бы вы не сдали ей домик, мой Фред никогда бы туда не пошел. – В ее голосе зазвучали истерические нотки. – Фред был моим старшеньким. У меня еще четверо, а отца Фреда больше нет. Мне был нужен Фред. Он был моим старшеньким, – повторила она.
– Вы уже похоронили его? – спросила я. Анжела ничего не говорила о похоронах, но ее присутствию вряд ли обрадуются.
– Вчера мы его кремировали. То, что от него осталось, – сказала миссис Фокс без тени иронии. – А она даже не потрудилась явиться. Надеюсь, там, куда он отправился, нет таких ангелов, как она.
– Вам чем-нибудь помочь? – Прямой вопрос куда лучше, чем жуткое: «Если вам что-то понадобится…»
– Выясните, кто устроил пожар.
– Но полиция…
– ЭТО СЛУЧИЛОСЬ В ВАШЕМ САДУ! – закричала она. – Вы должны разобраться.
Она стояла совсем близко и пристально смотрела мне в лицо, обвиняя в том, что произошло с ее сыном. Подошла другая женщина и ласково увела ее прочь, но это уже не имело значения. Она тронула мое сердце, и я была этому рада. Я знала, что продолжаю думать о Фреде потому, что отчасти действительно чувствую себя ответственной за случившееся. Я – не мать, у меня нет детей, и я не допускаю мысли, что чувства, которые я питаю к воспоминаниям о Фреде, – материнские. И все же в некотором роде они именно такие. Я стояла у касс, меня объезжали люди с нагруженными тележками, и я немедленно решила сделать все возможное, чтобы найти убийцу Фреда.
Я с трудом узнала дом, который покинула два часа назад. Мама ринулась в бой. Повсюду сновали рабочие – во всяком случае, так казалось. На самом деле их было только двое, но, судя по жалобному визгу дрелей, как будто разбирали весь дом. Все гораздо хуже, чем я ожидала. Я рухнула на стул. Интересно, как я смогу написать хоть слово для Сельмы при таком шуме?
Половицы в примыкающей к кухне гостиной подняли, и между ними торчала чья-то голова. Запах стоял тошнотворный.
– Еще месяц, и ваша кухня рухнула бы в подвал, – радостно сообщил мне рабочий.
– Где мама? – нервно спросила я, ожидая, что она вот-вот выскочит из-под пола и поразит меня молнией.
– Она там, сзади. – Он кивнул в сторону сада. Рядом с ней я увидела Фелисити Вуд, ее подругу по садоводческому клубу. Они шли по черному газону вокруг летнего домика, шагая по пеплу и явно не замечая вони, сохранившейся после пожара. Весной и летом Фелисити приходила раз в неделю с двумя здоровенными мужиками. Стоило им попасть в наш сад, как она сразу начинала ими помыкать. Подстригите газон, выкопайте тут, посадите там, приказывала она, следуя очередному гениальному плану по ежегодному обновлению маминого сада. Сейчас они сгребали лопатами пепел и бросали его в мусорные мешки. Я и так чувствовала себя виноватой из-за того, что ничего не делала по дому. Но мама сумеет пристыдить меня и насчет сада.
Я вышла наружу. В присутствии Фелисити мама, скорее всего, воздержится от гневной ругани, но, к моему удивлению, она вовсе не казалась рассерженной.
– А, вот и ты, – приветствовала она меня. – Смотри, как чудесно. Все уберут в считанные секунды. Еще я решила попросить Фелисити разбить мемориальный сад для этого бедного мальчика. Установим солнечные часы, купальню для птиц или что-то в этом роде. Хорошая идея, правда? Вот только не знаю, что делать с перестройкой летнего домика. Может, лучше совсем его снести? Не думаю, что мне теперь захочется устраивать тут барбекю. Уже хватит жареного мяса, тебе не кажется?
Я вздрогнула, а Фелисити, казалось, сейчас вырвет. Как похоже на маму: мило предложить устроить мемориальный садик в честь Фреда – и почему это не пришло в голову мне? – а потом все испортить, заговорив о жареном мясе.
– И я заказала гидроизоляцию для всего подвала. И, похоже, как раз вовремя. Правда, некоторое время в доме будет страшно вонять. Но, слава богу, у нас есть твой Томми.
– Томми? – А он тут при чем?
– Он просто ангел. Мы вместе позавтракали после твоего ухода – куда, скажи на милость, тебя понесло в мое первое утро в Лондоне? В любом случае, мы поболтали, и он рассказал мне о своих обязанностях по дому. Поразительно. Я понятия не имела, что он живет здесь, и тут обнаруживаю, что он честно выполняет свою долю работы. Что ж, из нас получится великолепная команда.
Вот так управлять всем и вся – ее стихия. Что бы мы без нее делали? Она приехала весьма кстати. Дайте ей только собрать свою личную опергруппу, и она приведет дом и сад в порядок. Пока мама считает, что незаменима, – она счастлива.
– Эта блондиночка, которая здесь жила, нашла новый дом? – спросила меня Фелисити.
– Да, – сказала я. – По крайней мере, пока я выделила ей комнату в доме.
– Слава богу, она ушла в тот момент.
– О чем вы?
– Ну, она ушла прямо перед тем, как летний домик загорелся. Она была здесь, когда я приехала тридцать первого декабря. Потом я пошла на рынок, кое-что купить, а когда вернулась, ее уже не было. Летний домик был пуст.
– Вы были здесь в канун Нового года? – Ушам своим не верю. Наверное, она и есть та женщина, которую видел свидетель.
– Заскочила на секундочку. Привезла вон ту маленькую статую, – она указала на крошечного каменного херувима рядом с почерневшим кустом. А я и не замечала его. – Я работала в саду в Дорсете и нашла его там. Хозяева сказали, что он им больше не нужен. Я подумала, что он будет прекрасно смотреться у купальни для птиц в саду вашей мамы. Могу поклясться, что звонила вам и сказала, что завезу его.
– Нет, вы не звонили, Фелисити. – Я хотела добавить, что она никогда не звонит перед приходом, но не стала. У Фелисити была привычка являться без предупреждения, в самое неподходящее для работы в саду время. Только представьте, вы, полуобнаженная, возлежите на газоне, принимаете солнечные ванны, и тут появляется Фелисити с мужиками, которые начинают рыть вокруг вас ямы. – Во сколько вы приехали сюда? И во сколько видели Анжелу? А она вас видела?
– Не думаю, что она видела. Шторы были закрыты. У нее был гость, мужчина. Они ушли вместе. Тогда я и увидела ее. Я уже вышла на улицу. Это было около половины пятого, без четверти пять, возможно.
Миссис О'Мэлли не упоминала, что с Анжелой был мужчина. А что сказал Макс Остин, я не помнила.
Мы вошли в дом. Мама осталась в быстро разбираемой кухне, а я поднялась в кабинет подумать о работе. Мне нужно начать книгу, а суматоха и ремонт в доме меня задерживают. Иногда я вставала с постели, шла к столу и начинала писать до того, как испарится драгоценное вдохновение раннего утра и свежесть в голове. Отныне мне придется запирать дверь в маленькую комнату рядом со спальней, которую я нарекла новым кабинетом. Как только Томми завалит своими вещами весь пол в моей спальне, он без зазрения совести вторгнется в мое рабочее пространство. Я уже представляла, как пишу, погрузив ноги в кучу футболок, покрытых коркой высохшего пота. Возвращаясь с утренней пробежки, он всегда бросал их там, где снимал.
Я позвонила Максу Остину, чтобы рассказать ему о Фелисити, но его не оказалось. Не было и Мэри Мехты. Что ж, они сами виноваты, что не позаботились о том, чтобы мне было легко сообщать им жизненно важную информацию. Ни один. Я переписала пленки Сельмы, но вместо того чтобы почувствовать свою значимость, начала считать себя лишней. Сельме не нужен автор-«призрак». Она излагала свои мысли коротко и ясно, и улучшать тут нечего. Конечно, я могу свести материал воедино, но за исключением этого я не понимала, зачем нужна ей.
Мне потребовалась всего минута, чтобы это понять – я обманываю себя. Я точно знала, зачем она меня наняла. Она доверилась мне, я была нужна в качестве громоотвода между ней и Баззом. У меня нет выхода. Я не могу покинуть ее в беде. Но как поступит Сельма, если узнает, что человек, которому она доверилась, уже ее предал?
Весь день я сходила с ума от беспокойства, а около шести явился Макс Остин. Я была потрясена. С тех пор как мы виделись утром, он успел сделать очень дорогую стрижку. Во всяком случае, мне так показалось, хотя я вовсе не специалист по мужским стрижкам. Томми не слишком часто позволяет себе такое. Забирая у него пальто, я заметила, что он еще и переоделся. Он был в штатском, но выглядел весьма элегантно в темно-серых брюках и черном свитере с высоким воротником. На миг я разозлилась. Надо же, я стираю его белье, поскольку у него якобы нет свободного времени, чтобы заняться этим самому, а он все это время делает модные прически и наряжается.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45