https://wodolei.ru/catalog/dushevie_kabini/100x100/s-vysokim-poddonom/
– Естественно, мы беседовали со всеми, чьи отпечатки нашли в доме, но я говорю об отпечатках снаружи. На почтовом ящике, например. Кто-то просунул в него тряпку, вымоченную в керосине, а потом бросил зажженную спичку. Так начался пожар в доме Астрид. Кто бы ни топтался вокруг почтового ящика, засовывая в него тряпку, он оказался довольно глуп и не надел перчатки. Мы имеем дело с любителем.
– Может, ребенок? В конце концов, она ведь вела детские передачи.
Макс искоса взглянул на меня, и я догадалась, что он до сих пор не сопоставил эти два факта. Я могу собой гордиться.
– Мы не уверены, что это ребенок, – коротко сказал он. – Но не исключаем этого. У нас есть свидетель – ваш сосед. Говорит, что видел ребенка, бегущего по вашему саду примерно в то же время, когда погиб Фред. Точного описания нет: на ребенке была куртка с капюшоном. Он даже не понял, мальчик это или девочка. Было очень темно. Просто маленький силуэт на лужайке. Кевин говорит, что не был у вас в саду, но мы допускаем, что он лжет. Он знает, что ему туда нельзя. Очевидно, мать запретила ему играть в вашем саду. Мы составим список его друзей и побеседуем с ними.
– Значит, в моем саду играли дети? – уточнила я.
– О, это не все. Ваш сад неплохо огорожен. Единственный доступ – через переулок вдоль дома. Поэтому мы искали людей, которые около пяти часов тридцать первого декабря видели кого-нибудь в переулке.
– И?..
– Кроме свидетеля, видевшего из окна ребенка в куртке, мы поговорили с женщиной, которая живет через дорогу. Она говорит, что человек был действительно в куртке, но слишком большой для ребенка. Она заметила маленькую – или большую – куртку, потому что он очень торопился. И она говорит, что это было позже, ближе к шести. Еще есть мужчина. В тот вечер он разносил листовки по почтовым ящикам и сообщил, что видел женщину, выходящую из переулка «после пяти часов» – точнее он сказать не может. Мы ищем эту женщину. Дальше – у нас есть продавец с рынка. Он говорит, что знает вас…
– Крис?
Макс Остин заглянул в свои пометки:
– Кристофер Петаки, да. Он производил предновогоднюю доставку. Он доставляет вам продукты на дом, мисс Бартоломью?
– Нет. – Сменив мать за прилавком, Крис предложил новую услугу – он бегал через дорогу в рестораны и к некоторым любимым клиентам и доставлял овощи и фрукты прямо к двери. Я же всегда считала, что ходить по рынку – само по себе удовольствие.
– Так или иначе, он видел мужчину, заходящего в переулок в шесть часов. Он говорит, что остановился и понаблюдал за ним. Он знал, что это ваш дом и что вы в отъезде.
– Базз?
– Описание подходит. Высокий, смуглый. Но мистер Петаки говорит, что он был в коричневой кожаной куртке, а мистер Кемпински утверждает, что не носит кожаных курток. Не его стиль.
– Значит, у вас есть мужчина, женщина и ребенок. У вас есть отпечатки этих людей?
Макс Остин кивнул:
– Еще у нас есть куча отпечатков пожарных, топтавшихся в саду. Но их мы пока не берем в расчет.
– А как же Анжела? – спросила я. – Она не видела в саду кого-нибудь чужого?
– Она утверждает, что не видела там никого, кроме погибшего и ее нового парня, Скотта.
Может, сказать, что Анжеле известно, что Базз был в доме, подумала я, но не успела и рта раскрыть, как инспектор продолжил:
– В каких вы отношениях с мистером Кеннеди? – Опять он за свое. Сменил тему без предупреждения и застал меня врасплох. – Вы не живете вместе.
– Мы как раз собираемся, Томми переезжает ко мне. – Пока вы не разберетесь со всем этим, и я снова не почувствую себя в безопасности, хотела добавить я, но передумала и медленно проговорила: – Значит, вы ищете человека, у которого был мотив поджечь и Астрид Маккензи, и Фреда?
– Не Фреда, – возразил Макс.
– Вы думаете, Фреда спалил кто-то другой?
– Нет. Я вообще не думаю, что охотились за Фредом.
Я переварила его слова.
– Значит, кто-то хотел убить Анжелу?
– Ну, это ведь она должна была находиться в домике. И было темно. Если допустить, что ваше видение довольно близко к правде, тогда кто бы ни поджег летний домик, он не видел, что внутри не мисс О'Лири, а Фред. Очертания фигуры через шторы, не больше.
Мысль о том, что Фред погиб потому, что его спутали с Анжелой, была почти невыносима. Я долго молчала и, наверное, слишком помрачнела, потому что Макс Остин вдруг встал и велел мне идти домой.
– Вы отпускаете меня, хотя я не рассказала про Базза? – изумилась я.
– Если вы вспомните хоть что-то, любой пустяк, который, по-вашему, мне нужно знать, вы должны поднять телефонную трубку и позвонить либо мне, либо Мэри Мехте. Если я узнаю, что вы снова утаиваете улики, то предъявлю вам обвинения. Вы меня поняли?
Он взглянул на меня в упор, я испугалась и яростно закивала.
– Галопом примчусь, – пообещала я.
– Так или иначе, вы нам очень помогли, – пробормотал он, и его лицо смягчилось. – Мне жаль, что вам пришлось впутаться в это.
Доброта в его голосе тронула меня. Кажется, у него ужасно переменчивый характер. Мне показалось, что во время разговора он обращал на меня лишь половину внимания. Вторая половина его головы занималась чем-то другим. Я протянула руку, но он уже отвернулся, и я тихо выскользнула из комнаты. А то, чего доброго, он придумает, о чем еще спросить.
Сержант Кросс сидел за столом, на котором я видела фотографию Кэт.
– Почему у вас на столе фотография Кэтлин Кларк? – спросила я.
– Она моя девушка. – Кажется, он удивился, что я знала ее.
– И давно? – спросила я.
– Восемь месяцев. Вы знакомы, да?
– Мы давно не виделись. Я потеряла с ней связь. Раньше она жила в доме двадцать четыре по Олл-Сейнтс-роуд. На втором этаже.
– Теперь она живет со мной. У нас квартира в Шепердс-Буш. Выгодная покупка, терраса на крыше. Правда, нельзя сказать, что я провожу там много времени. – Он грустно улыбнулся. Такие дела, как пожар в моем летнем домике, и удерживали его вдали от этой квартиры.
– Мы выросли вместе, – объяснила я. – Учились в одной школе. Мы были лучшими подругами, а потом вроде как потерялись. Мне хочется снова ее увидеть, правда. Может, вы дадите мне ее…
Зазвонил телефон. Он предостерегающе поднял руку, одними губами произнес: «Не уходите», и его лицо расплылось в улыбке.
– Как ты вовремя позвонила. – Он снова одними губами произнес: «Это она». – Послушай, ты ни за что не догадаешься, кто сейчас стоит рядом со мной. Говорит, что давно тебя не видела. Натали Бартоломью. Сейчас я передам ей трубку, сама с ней поговоришь. Алло? Алло, Кэт? Ты там? Что? А, хорошо. Я передам ей. Да, сегодня вечером. Я должен вернуться вовремя. Тогда и поговорим. Прекрасно. Пока. – Он взглянул на меня. – Она говорит, что позвонит вам. Вечером я дам ей ваш телефон.
– У нее есть мой телефон, – пробормотала я. Потом сержанта окликнули, и он извинился. Ему явно было неловко, и я ломала голову, что успела сказать обо мне Кэт. Когда он ушел, я тайком взяла его телефон и проверила последний поступивший звонок. Кэт не заблокировала свой номер, я записала его и спрятала листок в карман.
Что-то заставило меня вернуться. Я просунула голову в кабинет Макса Остина, чтобы попрощаться. Он стоял ко мне спиной, разбирал грязное белье и с кем-то разговаривал.
– Что означают эти дурацкие значки, Сэди? Откуда мне знать, можно их стирать в машине или нет?
Я вошла в кабинет и огляделась. Он был один.
Я постучала в открытую дверь.
– Я могу чем-нибудь помочь? Он подпрыгнул и оглянулся.
– А, это вы. Я тут пытаюсь разобраться, что из этого нужно отдавать в химчистку. Никогда не понимал, что означают эти картинки. Зато всегда прихожу в прачечную, когда у приемщицы перерыв. Вот и приходится ковыряться самому.
У него был такой беспомощный вид, что я согласилась изучить инструкции по стирке на каждом ярлычке.
– Это значит стирать отдельно. Это – не класть в сушилку. Это – стирать в прохладной воде, не больше тридцати градусов.
Я не верила своим глазам. Он все записал и на каждую вещь прилепил по желтой самоклейке.
– Иначе ни за что не запомню, – пояснил Макс. – Спасибо.
– Я просто зашла попрощаться.
– Да, хорошо. До свидания.
Я уже выходила, когда он крикнул мне вслед:
– Но если вы еще что-то скрываете от меня, я посажу вас в тюрьму!
Полагаю, это слышали все в полицейском участке. Мэри Мехта тронула меня за плечо:
– Не бойтесь его.
– Кто такая Сэди? – спросила я.
– Сэди? – Она нахмурилась. – Это его жена. То есть была его женой. Она умерла пять лет назад. А что?
– Нет, ничего. Это я так.
ГЛАВА 13
Нужно было позвонить Сельме. Я ведь прослушала кассету. Наверное, она сама не своя, ждет, ломает голову, что я думаю. Но ее поразительные откровения заставили меня очень сильно нервничать из-за предстоящего звонка. Что я скажу, если трубку снимет Базз?
Не успела я ничего придумать, как приехала Анжела. Она просто появилась у меня на пороге, и я сдержала свое обещание, выделив ей комнату. Это самое меньшее, что я могла для нее сделать. Кроме того, я воспользовалась этим, чтобы произвести небольшую перестановку, и, только закончив, сообразила, что стоило посоветоваться с мамой.
Снаружи дом казался просто огромным. Если не знать, можно подумать, что там шесть или семь спален. Но на самом деле – всего четыре. Одну из них я превратила в кабинет. Через неделю после отъезда родителей во Францию я присвоила себе главную спальню с роскошной ванной на втором этаже. Мама установила джакузи и силовой душ, и Томми страшно злился, что я не пускаю его в эту ванную, когда он остается на ночь. Я изгнала его в ванную на последнем этаже, но теперь, боюсь, мне все-таки придется поделиться с ним своей, иначе он время от времени будет находить Анжелу, отмокающую в пене. Я отправилась обследовать эту ванную – это в ней, жаловалась мама, не работает душ – и по дороге остановилась у кладовки на лестничной площадке. Я собиралась поселить Анжелу в своей старой спальне наверху, но тут мне пришло в голову, что эта комнатка подойдет ей больше. Остаток дня я опустошала кладовку и относила коробки в подвал, где они и должны были на самом деле храниться. Ключ от подвала я нашла на дне банки «Венского кофе», который только что допила. Наверное, я просто высыпала новую пачку в пустую банку, не заметив ключа.
К несчастью, даже аромат кофе от ключа не мог перебить мерзкую вонь, ударившую мне в нос, как только я открыла дверь в подвал. Дыша ртом, я снесла коробки вниз, аккуратно поставила их на пол и включила свет. Внизу стены казались изъеденными, повсюду синели большие пятна плесени. Выше пузырилась мокрая бумага. Сейчас все выглядело гораздо хуже, чем когда я спускалась сюда последний раз. Там, где сырость доползла до самого верха, потолок выгнулся и провис. Похоже, в любую минуту может провалиться кухонный пол.
Я бросилась наверх, схватила «Желтые страницы» и позвонила в первую попавшуюся компанию по гидроизоляции. Там мне пообещали приехать утром и все осмотреть. Я была так довольна собой, что хотела позвонить маме – пусть похвалит меня. Но тут подумала, что, если позвоню ей и скажу, что устранила сырость, она непременно спросит: почему же я не знала об этой сырости и почему ты так долго ничего с ней не делала?
Я ворчала на Томми, что он вечно тормозит, но сама умудрилась провозиться весь вечер, готовя комнату для Анжелы. Кроме покупки цветов, их расстановки и стирки голубого покрывала на кровать, я освободила шкаф для одежды, нашла ворсистый прикроватный коврик, убедилась, что настольная лампа работает, и разобрала несколько полок для книг. Когда я наконец оглядела комнату, она показалась мне очень уютной. Я включила радиатор, чтобы, когда Анжела приедет, в комнате было тепло, и пошла наверх, отскребать ванную. Когда пробило полночь, я все еще торчала наверху, переставляла мебель в запасной спальне, служившей мне кабинетом, и ломала голову, не получится ли из нее симпатичная комната, чтобы смотреть телевизор. Я не замечала гниющих подоконников, текущего радиатора и крошащегося карниза. Хватит с меня, я ведь позвонила насчет сырости, правда ведь? Рухнув на кровать, я написала на самоклейке «ПОЗВОНИТЬ КЭТ» и прилепила ее к будильнику.
Но в результате все мои заботы об Анжеле оказались напрасной тратой времени. Ей не понадобилось ничего из того, что я приготовила. Она привезла совсем мало одежды. Почти все ее вещи сгорели, так что ей не нужно много места в шкафу. Анжела не читала в кровати, а когда я упомянула книжные полки, она смутилась, и меня осенило, что, может, она вообще не читает. Когда же я спросила ее, нужен ли ей письменный стол – она рассмеялась. Зачем ей письменный стол? Она больше не делает уроки.
Да, и еще у нас возникли сложности с едой. Утром я предавалась роскошествам – выжала апельсиновый сок, сварила кофе и принесла круассаны. Анжела не обратила на них внимания и приготовила себе чай, насыпая горы сахара в каждую новую чашку. А вечером она принесла рыбу с картофелем фри, уселась за кухонный стол и, развернув газету, поедала все прямо на ней. Запах распространился по всему дому, но когда я попыталась убедить Анжелу, что такая пища вредна для здоровья, она рассмеялась и сказала:
– Вы ведь тоже хотите, правда? Вы просто завидуете. Нет ничего лучше рыбы с картошкой.
Я заткнулась, потому что, конечно же, она была абсолютно права.
Но я взяла за правило есть по вечерам дома, вместе с ней, хотя ели мы совершенно разное. Анжела делала вид, будто все в порядке, но я-то видела, что она нервничает. Два первых вечера мы избегали разговоров о пожаре и Фреде, но на третий вечер, вытряхивая кетчуп на треску с картошкой, она вдруг разрыдалась. Ее всхлипывания совпали с долгожданным появлением кетчупа. Он хлынул из бутылки мерзким булькающим потоком и забрызгал липкими, похожими на кровь каплями ее бюстгальтер, обтянутый девственно-белой футболкой.
– Фреда бесило, когда он не мог его вытряхнуть. Он никогда не понимал, почему нельзя делать кетчуп, который легко выливается.
Я попыталась представить себе покорного, прыщавого Фреда, которого бесит кетчуп, и не смогла. Но ничего не сказала – может, Анжела наконец даст волю своим страданиям.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
– Может, ребенок? В конце концов, она ведь вела детские передачи.
Макс искоса взглянул на меня, и я догадалась, что он до сих пор не сопоставил эти два факта. Я могу собой гордиться.
– Мы не уверены, что это ребенок, – коротко сказал он. – Но не исключаем этого. У нас есть свидетель – ваш сосед. Говорит, что видел ребенка, бегущего по вашему саду примерно в то же время, когда погиб Фред. Точного описания нет: на ребенке была куртка с капюшоном. Он даже не понял, мальчик это или девочка. Было очень темно. Просто маленький силуэт на лужайке. Кевин говорит, что не был у вас в саду, но мы допускаем, что он лжет. Он знает, что ему туда нельзя. Очевидно, мать запретила ему играть в вашем саду. Мы составим список его друзей и побеседуем с ними.
– Значит, в моем саду играли дети? – уточнила я.
– О, это не все. Ваш сад неплохо огорожен. Единственный доступ – через переулок вдоль дома. Поэтому мы искали людей, которые около пяти часов тридцать первого декабря видели кого-нибудь в переулке.
– И?..
– Кроме свидетеля, видевшего из окна ребенка в куртке, мы поговорили с женщиной, которая живет через дорогу. Она говорит, что человек был действительно в куртке, но слишком большой для ребенка. Она заметила маленькую – или большую – куртку, потому что он очень торопился. И она говорит, что это было позже, ближе к шести. Еще есть мужчина. В тот вечер он разносил листовки по почтовым ящикам и сообщил, что видел женщину, выходящую из переулка «после пяти часов» – точнее он сказать не может. Мы ищем эту женщину. Дальше – у нас есть продавец с рынка. Он говорит, что знает вас…
– Крис?
Макс Остин заглянул в свои пометки:
– Кристофер Петаки, да. Он производил предновогоднюю доставку. Он доставляет вам продукты на дом, мисс Бартоломью?
– Нет. – Сменив мать за прилавком, Крис предложил новую услугу – он бегал через дорогу в рестораны и к некоторым любимым клиентам и доставлял овощи и фрукты прямо к двери. Я же всегда считала, что ходить по рынку – само по себе удовольствие.
– Так или иначе, он видел мужчину, заходящего в переулок в шесть часов. Он говорит, что остановился и понаблюдал за ним. Он знал, что это ваш дом и что вы в отъезде.
– Базз?
– Описание подходит. Высокий, смуглый. Но мистер Петаки говорит, что он был в коричневой кожаной куртке, а мистер Кемпински утверждает, что не носит кожаных курток. Не его стиль.
– Значит, у вас есть мужчина, женщина и ребенок. У вас есть отпечатки этих людей?
Макс Остин кивнул:
– Еще у нас есть куча отпечатков пожарных, топтавшихся в саду. Но их мы пока не берем в расчет.
– А как же Анжела? – спросила я. – Она не видела в саду кого-нибудь чужого?
– Она утверждает, что не видела там никого, кроме погибшего и ее нового парня, Скотта.
Может, сказать, что Анжеле известно, что Базз был в доме, подумала я, но не успела и рта раскрыть, как инспектор продолжил:
– В каких вы отношениях с мистером Кеннеди? – Опять он за свое. Сменил тему без предупреждения и застал меня врасплох. – Вы не живете вместе.
– Мы как раз собираемся, Томми переезжает ко мне. – Пока вы не разберетесь со всем этим, и я снова не почувствую себя в безопасности, хотела добавить я, но передумала и медленно проговорила: – Значит, вы ищете человека, у которого был мотив поджечь и Астрид Маккензи, и Фреда?
– Не Фреда, – возразил Макс.
– Вы думаете, Фреда спалил кто-то другой?
– Нет. Я вообще не думаю, что охотились за Фредом.
Я переварила его слова.
– Значит, кто-то хотел убить Анжелу?
– Ну, это ведь она должна была находиться в домике. И было темно. Если допустить, что ваше видение довольно близко к правде, тогда кто бы ни поджег летний домик, он не видел, что внутри не мисс О'Лири, а Фред. Очертания фигуры через шторы, не больше.
Мысль о том, что Фред погиб потому, что его спутали с Анжелой, была почти невыносима. Я долго молчала и, наверное, слишком помрачнела, потому что Макс Остин вдруг встал и велел мне идти домой.
– Вы отпускаете меня, хотя я не рассказала про Базза? – изумилась я.
– Если вы вспомните хоть что-то, любой пустяк, который, по-вашему, мне нужно знать, вы должны поднять телефонную трубку и позвонить либо мне, либо Мэри Мехте. Если я узнаю, что вы снова утаиваете улики, то предъявлю вам обвинения. Вы меня поняли?
Он взглянул на меня в упор, я испугалась и яростно закивала.
– Галопом примчусь, – пообещала я.
– Так или иначе, вы нам очень помогли, – пробормотал он, и его лицо смягчилось. – Мне жаль, что вам пришлось впутаться в это.
Доброта в его голосе тронула меня. Кажется, у него ужасно переменчивый характер. Мне показалось, что во время разговора он обращал на меня лишь половину внимания. Вторая половина его головы занималась чем-то другим. Я протянула руку, но он уже отвернулся, и я тихо выскользнула из комнаты. А то, чего доброго, он придумает, о чем еще спросить.
Сержант Кросс сидел за столом, на котором я видела фотографию Кэт.
– Почему у вас на столе фотография Кэтлин Кларк? – спросила я.
– Она моя девушка. – Кажется, он удивился, что я знала ее.
– И давно? – спросила я.
– Восемь месяцев. Вы знакомы, да?
– Мы давно не виделись. Я потеряла с ней связь. Раньше она жила в доме двадцать четыре по Олл-Сейнтс-роуд. На втором этаже.
– Теперь она живет со мной. У нас квартира в Шепердс-Буш. Выгодная покупка, терраса на крыше. Правда, нельзя сказать, что я провожу там много времени. – Он грустно улыбнулся. Такие дела, как пожар в моем летнем домике, и удерживали его вдали от этой квартиры.
– Мы выросли вместе, – объяснила я. – Учились в одной школе. Мы были лучшими подругами, а потом вроде как потерялись. Мне хочется снова ее увидеть, правда. Может, вы дадите мне ее…
Зазвонил телефон. Он предостерегающе поднял руку, одними губами произнес: «Не уходите», и его лицо расплылось в улыбке.
– Как ты вовремя позвонила. – Он снова одними губами произнес: «Это она». – Послушай, ты ни за что не догадаешься, кто сейчас стоит рядом со мной. Говорит, что давно тебя не видела. Натали Бартоломью. Сейчас я передам ей трубку, сама с ней поговоришь. Алло? Алло, Кэт? Ты там? Что? А, хорошо. Я передам ей. Да, сегодня вечером. Я должен вернуться вовремя. Тогда и поговорим. Прекрасно. Пока. – Он взглянул на меня. – Она говорит, что позвонит вам. Вечером я дам ей ваш телефон.
– У нее есть мой телефон, – пробормотала я. Потом сержанта окликнули, и он извинился. Ему явно было неловко, и я ломала голову, что успела сказать обо мне Кэт. Когда он ушел, я тайком взяла его телефон и проверила последний поступивший звонок. Кэт не заблокировала свой номер, я записала его и спрятала листок в карман.
Что-то заставило меня вернуться. Я просунула голову в кабинет Макса Остина, чтобы попрощаться. Он стоял ко мне спиной, разбирал грязное белье и с кем-то разговаривал.
– Что означают эти дурацкие значки, Сэди? Откуда мне знать, можно их стирать в машине или нет?
Я вошла в кабинет и огляделась. Он был один.
Я постучала в открытую дверь.
– Я могу чем-нибудь помочь? Он подпрыгнул и оглянулся.
– А, это вы. Я тут пытаюсь разобраться, что из этого нужно отдавать в химчистку. Никогда не понимал, что означают эти картинки. Зато всегда прихожу в прачечную, когда у приемщицы перерыв. Вот и приходится ковыряться самому.
У него был такой беспомощный вид, что я согласилась изучить инструкции по стирке на каждом ярлычке.
– Это значит стирать отдельно. Это – не класть в сушилку. Это – стирать в прохладной воде, не больше тридцати градусов.
Я не верила своим глазам. Он все записал и на каждую вещь прилепил по желтой самоклейке.
– Иначе ни за что не запомню, – пояснил Макс. – Спасибо.
– Я просто зашла попрощаться.
– Да, хорошо. До свидания.
Я уже выходила, когда он крикнул мне вслед:
– Но если вы еще что-то скрываете от меня, я посажу вас в тюрьму!
Полагаю, это слышали все в полицейском участке. Мэри Мехта тронула меня за плечо:
– Не бойтесь его.
– Кто такая Сэди? – спросила я.
– Сэди? – Она нахмурилась. – Это его жена. То есть была его женой. Она умерла пять лет назад. А что?
– Нет, ничего. Это я так.
ГЛАВА 13
Нужно было позвонить Сельме. Я ведь прослушала кассету. Наверное, она сама не своя, ждет, ломает голову, что я думаю. Но ее поразительные откровения заставили меня очень сильно нервничать из-за предстоящего звонка. Что я скажу, если трубку снимет Базз?
Не успела я ничего придумать, как приехала Анжела. Она просто появилась у меня на пороге, и я сдержала свое обещание, выделив ей комнату. Это самое меньшее, что я могла для нее сделать. Кроме того, я воспользовалась этим, чтобы произвести небольшую перестановку, и, только закончив, сообразила, что стоило посоветоваться с мамой.
Снаружи дом казался просто огромным. Если не знать, можно подумать, что там шесть или семь спален. Но на самом деле – всего четыре. Одну из них я превратила в кабинет. Через неделю после отъезда родителей во Францию я присвоила себе главную спальню с роскошной ванной на втором этаже. Мама установила джакузи и силовой душ, и Томми страшно злился, что я не пускаю его в эту ванную, когда он остается на ночь. Я изгнала его в ванную на последнем этаже, но теперь, боюсь, мне все-таки придется поделиться с ним своей, иначе он время от времени будет находить Анжелу, отмокающую в пене. Я отправилась обследовать эту ванную – это в ней, жаловалась мама, не работает душ – и по дороге остановилась у кладовки на лестничной площадке. Я собиралась поселить Анжелу в своей старой спальне наверху, но тут мне пришло в голову, что эта комнатка подойдет ей больше. Остаток дня я опустошала кладовку и относила коробки в подвал, где они и должны были на самом деле храниться. Ключ от подвала я нашла на дне банки «Венского кофе», который только что допила. Наверное, я просто высыпала новую пачку в пустую банку, не заметив ключа.
К несчастью, даже аромат кофе от ключа не мог перебить мерзкую вонь, ударившую мне в нос, как только я открыла дверь в подвал. Дыша ртом, я снесла коробки вниз, аккуратно поставила их на пол и включила свет. Внизу стены казались изъеденными, повсюду синели большие пятна плесени. Выше пузырилась мокрая бумага. Сейчас все выглядело гораздо хуже, чем когда я спускалась сюда последний раз. Там, где сырость доползла до самого верха, потолок выгнулся и провис. Похоже, в любую минуту может провалиться кухонный пол.
Я бросилась наверх, схватила «Желтые страницы» и позвонила в первую попавшуюся компанию по гидроизоляции. Там мне пообещали приехать утром и все осмотреть. Я была так довольна собой, что хотела позвонить маме – пусть похвалит меня. Но тут подумала, что, если позвоню ей и скажу, что устранила сырость, она непременно спросит: почему же я не знала об этой сырости и почему ты так долго ничего с ней не делала?
Я ворчала на Томми, что он вечно тормозит, но сама умудрилась провозиться весь вечер, готовя комнату для Анжелы. Кроме покупки цветов, их расстановки и стирки голубого покрывала на кровать, я освободила шкаф для одежды, нашла ворсистый прикроватный коврик, убедилась, что настольная лампа работает, и разобрала несколько полок для книг. Когда я наконец оглядела комнату, она показалась мне очень уютной. Я включила радиатор, чтобы, когда Анжела приедет, в комнате было тепло, и пошла наверх, отскребать ванную. Когда пробило полночь, я все еще торчала наверху, переставляла мебель в запасной спальне, служившей мне кабинетом, и ломала голову, не получится ли из нее симпатичная комната, чтобы смотреть телевизор. Я не замечала гниющих подоконников, текущего радиатора и крошащегося карниза. Хватит с меня, я ведь позвонила насчет сырости, правда ведь? Рухнув на кровать, я написала на самоклейке «ПОЗВОНИТЬ КЭТ» и прилепила ее к будильнику.
Но в результате все мои заботы об Анжеле оказались напрасной тратой времени. Ей не понадобилось ничего из того, что я приготовила. Она привезла совсем мало одежды. Почти все ее вещи сгорели, так что ей не нужно много места в шкафу. Анжела не читала в кровати, а когда я упомянула книжные полки, она смутилась, и меня осенило, что, может, она вообще не читает. Когда же я спросила ее, нужен ли ей письменный стол – она рассмеялась. Зачем ей письменный стол? Она больше не делает уроки.
Да, и еще у нас возникли сложности с едой. Утром я предавалась роскошествам – выжала апельсиновый сок, сварила кофе и принесла круассаны. Анжела не обратила на них внимания и приготовила себе чай, насыпая горы сахара в каждую новую чашку. А вечером она принесла рыбу с картофелем фри, уселась за кухонный стол и, развернув газету, поедала все прямо на ней. Запах распространился по всему дому, но когда я попыталась убедить Анжелу, что такая пища вредна для здоровья, она рассмеялась и сказала:
– Вы ведь тоже хотите, правда? Вы просто завидуете. Нет ничего лучше рыбы с картошкой.
Я заткнулась, потому что, конечно же, она была абсолютно права.
Но я взяла за правило есть по вечерам дома, вместе с ней, хотя ели мы совершенно разное. Анжела делала вид, будто все в порядке, но я-то видела, что она нервничает. Два первых вечера мы избегали разговоров о пожаре и Фреде, но на третий вечер, вытряхивая кетчуп на треску с картошкой, она вдруг разрыдалась. Ее всхлипывания совпали с долгожданным появлением кетчупа. Он хлынул из бутылки мерзким булькающим потоком и забрызгал липкими, похожими на кровь каплями ее бюстгальтер, обтянутый девственно-белой футболкой.
– Фреда бесило, когда он не мог его вытряхнуть. Он никогда не понимал, почему нельзя делать кетчуп, который легко выливается.
Я попыталась представить себе покорного, прыщавого Фреда, которого бесит кетчуп, и не смогла. Но ничего не сказала – может, Анжела наконец даст волю своим страданиям.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45