- Ты увидишь Париж. Это для всех, для каждого родной город! Ты увидишь весь мир! И все мои - мама и папа, брат и сестры - все полюбят тебя. Особенно младшая, Марианна.
Лиза уткнулась носом в подушку. Слезы наполнили бездонные русалочьи глаза. Она боится! И потом, у нее ведь тоже есть мама - там, далеко, в Сибири. И там же, в Сибири - только еще дальше на Север, - упокоился в насквозь промерзшей земле ее папа, один из несметного множества "врагов народа", так и не дождавшийся, когда наконец распахнутся лагерные ворота. А мама к тому времени была уже на поселении, вместе с маленькой Лизой. Как она боялась участкового, управдома, вообще любой власти! И когда переехали в Красноярск и все со всех было снято, все равно боялась. Этот страх передался Лизе. И не напишешь ведь, и не спросишь совета.
- Почему? - изумляется Жан.
Нет, ничего он не понимает!
- Да не дойдет такое письмо, - объясняет Лиза.
- Господи, - стонет Жан. - И ты хочешь тут жить? Даже если ты ошибаешься - а я думаю, ошибаешься! - все равно не нужно здесь оставаться. Ну выйди за меня замуж хоть из расчета!
О, какое ужасное оскорбление! Нет, это просто невыносимо! Лиза, опираясь на локоть, объясняет Жану, как горько он ее оскорбил. Но Жан не слушает. Он смотрит на милый силуэт, угадывает в темноте легкие волосы, грудь и хрупкие плечи. Замерев от счастья, притягивает Лизу к себе, осторожно раздвигает ногой ее стройные ноги. Он потом ей все объяснит! Он ее убедит, уговорит, он напишет сибирской маме, что любит, любит Лизу. Что там за мама такая? Наверное, очень сердитая, раз Лизонька даже плачет. Конечно, когда все время зима, когда такие морозы, станешь суровой...
В конце концов, не только Лизе не было еще двадцати. Жан немногим был ее старше.
2
- Возьмите меня с собой, - жалобно просил Жан. - Я вам не буду мешать!
- Нет, это неудобно, - с достоинством возразила Лиза. - Мы едем с Ирой. Дикарями...
- И я - дикарями, - сразу согласился, сам не зная на что, Жан.
- Но тебе нельзя, - вспомнила Лиза. - Ты не можешь уезжать от Москвы так далеко. Нужно разрешение. Это же Сочи!
- Да что там такое есть, в вашем Сочи? - вспылил Жан. - Атомные лодки?
- Может, и атомные, - призадумалась Лиза.
Жан вскочил и забегал по комнате. Нет, конечно, она не любит его! Ехать на море и не хотеть, чтобы он был рядом? Какие еще нужны доказательства? Бежать, бежать, уезжать надо! А он-то почти передумал. К тому же его так уговаривали в деканате... На одну секунду он сел на кушетку с ней рядом, но тут же вскочил, гордо вскинул голову и пошел к двери. Подойдя, оглянулся. Лиза как ни в чем не бывало попивала чаек. "Маленькая она. - Жан понял это вдруг очень ясно. - Ребенок... До любви просто не доросла, не умеет еще любить..."
Он вернулся, коснулся тонкими пальцами пепельных пушистых волос.
- Проводить разрешаешь? На вокзал можно пойти, или это тоже запретная зона?
Лиза засмеялась, взяла в свои его руки.
- Разрешаю, разрешаю, - пропела она. - Кто-то должен нести чемоданы?
"Дурочка, - с печалью и нежностью подумал Жан. - Это ведь навсегда..." Он чувствовал себя рядом с ней таким взрослым, пожившим, изверившимся, что сам поразился своим ощущениям. Что с ним такое? Как с этим бороться и как с этим жить? Все слова сказаны, уговоры все позади. "Чемоданы..." Ах, дурочка...
* * *
На вокзале, шагая с чемоданами по перрону, возвышаясь над всеми на голову - зато они выигрывали в объеме, эти толстяки и толстухи, - Жан с грустью признал, что в чем-то его Лиза права. Как на него все глазели! Ну что в нем такого особенного? Он знал, что красив и строен, умен и интеллигентен, и это отражается и в его глазах с длинными загнутыми ресницами, и в спокойном взгляде, в легкой походке, вообще - во всем. Но смотрят на него совсем не поэтому, а потому, что он негр.
Ира с Лизой шли рядом, наперебой щебетали о чем-то, чуть напряженно, чуть громче, чем следовало. Лиза даже взяла его под руку, невзирая на чемодан, и так шагала в тряпочных белых босоножках, не обращая внимания ни на взгляды - изумленные, едва ли не негодующие, - ни на реплику, нарочито громкую:
- Белого, что ли, найти не могла?
Нервно дернулась рука Жана, но Лиза удержала его.
- Тихо, тихо, - погладила она эту родную руку. - Если я, как ты однажды сказал, "дурочка", то они - злобные дураки. Чувствуешь разницу?
- А я так и не научил тебя моему француз-скому, - невесело улыбнулся Жан. - Далее чем "бонжур", "мерси" да "ле ливр", мы с тобой не продвинулись.
- Ну, положим, первые два слова я и без тебя знала.
Лиза теснее прижалась к Жану. Теперь она и в самом деле никого, кроме него, не видела. Так вспомнилось, как сидели они рядышком, раскрыв учебник, и Жан что-то рассказывал ей из грамматики, а она только видела глубокие его глаза, тонкие пальцы, жесткие даже на вид волосы.
- Не надо французского, - тихо, почти шепотом сказала она тогда. Давай вместо французского побудем вместе.
Он задохнулся от этой ее естественности, детской смелости. "Никогда ее не обижу..." - поклялся себе. И не обидел: все было так, как хотелось этой зеленоглазой русалке. А теперь все кончается, потому что так решила она. Из-за чего? Из-за таких вот толстых теток?
- Еще не поздно, шерри, - прошептал Жан.
- Что, что? - переспросила Лиза.
Они стояли уже у вагона. Ира деликатно отошла в сторону.
- Ничего, - покачал головой Жан. - Ты заходи на почту, хорошо? Каждый день, ладно?
- Ладно, ладно...
- А ты мне напишешь? - все не мог отойти Жан.
- Да.
- Сразу?
- Ага.
Они стояли и смотрели друг на друга, глупые дети! Ира меж тем отдала проводнице билеты, и пришлось оторваться от Лизы, чтобы втащить чемоданы в купе, положить их под нижнюю полку. Дородные, очень довольные собой супруги, отбывавшие в богатый ведомственный санаторий, уставились на Жана ну уж совершенно бесстыдно. Муж, в зеленом военном кителе, от негодования, казалось, потерял дар речи. Он лишь кивнул в ответ на вопрос - "можно?" - и встал, разрешая чемоданы спрятать. Жена, в розовом шифоновом платье огромный бюст колыхался в голубом лифчике, - покинула купе весьма демонстративно.
"Милая моя, моя шерри, как же ты проведешь больше суток с этими динозаврами?" Жан обнял Лизу за плечи.
- Ничего, - шепнула она, покосившись на полковника, укрывшегося от этого безобразия газетой. - Не волнуйся. Нас же двое, всю дорогу мы будем с Ирой. Ты иди, не жди отправления.
А он и не в силах был ждать. Она, его милая, его шерри, от него уезжала, и все, весь мир были против них двоих.
Стоило исчезнуть негру, как полковник опустил газету. "Эта, черненькая, вроде приличная девушка, - предался он мучительным размышлениям, - а та, зеленоглазая... - полковник серьезно задумался: старался быть объективным и честным, - ...тоже, кажется, ничего. Все при ней, и вдруг - негр! Черт знает что такое! Сталина на них нет", сокрушенно пришел он к банальному выводу.
Вошла супруга.
- Ну что, Васенька, перекусим? Да вы сидите, сидите, - остановила она встрепенувшихся девушек. - Выпейте с нами: все ж как-никак, едем в одном купе, соседи...
На стол была уже выставлена бутылочка коньяка, вываливалась всевозможная снедь.
- Нет, спасибо, - суховато сказала Ира, и они с Лизой выбрались в коридор.
Так и стояли, глядя на проносившиеся мимо деревья, огороды, деревянные домики, пока там, сзади, пили, закусывали и зачем-то включали-вы-ключали радио.
- Повезло, - хмыкнула Лиза. - Так и будут пьянствовать всю дорогу.
Она не ошиблась. Супруги именно таким образом понимали отпуск: лечебные процедуры, море и выпивка. Море и процедуры были еще впереди, коньяк же - вот он, стоит на столе!
- Заходите, мы уже - все! - крикнул полковник.
И он, и его жена подобрели, повеселели и все пытались завести разговор про Жана: мол, где вы, девочки, учитесь, а иностранцы там у вас есть?.. И все такое прочее. Но Лиза с Ирой, хотя военными не были, оборону держали стойко, и ничего Вася с Верочкой от них не узнали. Тогда они стали нахваливать свой, как видно, и в самом деле отличнейший санаторий.
- Дикарями - это ужасно! - бестактно восклицала Верочка. - Никаких удобств, какая-то там хозяйка...
- Вы сразу-то не платите, - по-отечески предупреждал полковник, - а то любят они ободрать нашего брата...
Так и доехали. Распрощались. Вышли на залитый солнцем перрон.
- Вам комнату, девочки? - выхватила их из толпы наметанным взглядом толстая розовощекая тетка.
Сияло по-особому, по-южному жаркое солнце. Плавился асфальт под каблучками беленьких босоножек. А тетка была в сапогах и в форменной куртке, и, казалось, ей - хоть бы хны! Чемоданы - теперь, когда не было рядом Жана, - были жутко тяжелыми, так хотелось поскорее от них отвязаться! На том и попались.
- А вы далеко живете? - жалобно спросила Ира.
- Да здесь, рядом, - живо откликнулась тетка. - Я ж проводница. Пошли!
Они и опомниться не успели, ничего не успели сообразить - тут еще эта жара, шум, гам, гудки паровозов, металлический голос, без конца объявляющий о прибытии и убытии, - как уже тащились за бодрой теткой.
Зеленый уютный садик, а в глубине приземистый, но симпатичный домишко оказались действительно рядом.
- Уф!
Девочки грохнули на пол чемоданы и огляделись.
- Смотри-ка, приемник! - толкнула Лизу в бок Ира.
- Ага, - счастливо улыбнулась Лиза. - Будем вечерами музыку слушать...
Две кровати - каждая у своей стенки - были застланы чистенькими белыми покрывалами. Между кроватями стоял диван, весь в накидочках и подушечках, а посреди комнаты - круглый стол и три стула. Красота! И бра над каждой кроватью, да еще тумбочки!
- На веранде плита. Можете пользоваться, - великодушно разрешила тетка. - Вы насколько приехали?
К такому вопросу новенькие квартирантки готовы не были. Как и к вопросу о плате: как-то не догадались спросить хотя бы у того же полковника, сколько берут за койку в Сочи.
- Ну давайте за две недели, - решила хозяйка и назвала сумму.
Ира с Лизой испуганно переглянулись, но рука Иры уже сама потянулась к их общему кошельку, и деньги были безропотно отданы.
- И - чтоб никаких кавалеров!
Как только деньги исчезли в кармане форменной куртки, стало ясно, что с девочками можно не церемониться. Рубикон перейден, отступать им некуда.
- А мы и не собираемся, - обиделась Ира, и черные ее глаза негодующе вспыхнули.
Она повернулась к хозяйке спиной. Щелкнул замок чемодана.
- А платья куда повесить?
Тут только обе заметили, что в комнате нет шкафа.
- Вон... Вешалки...
Тетка кивнула на дверь. Там, под простыней, висело аж целых четыре вешалки.
- Ну ладно, - неожиданно смягчилась хозяйка: что-то жалко ей стало девчонок. - Меня зовут Настей. Вот ключи. Глядите не потеряйте.
Она протянула каждой из новеньких по ключу и ушла. Сразу стало легко и свободно. Ира с Лизой сбегали в дощатый домик в глубине двора, поплескались у рукомойника, переоделись в пестрые сарафаны, сунули в плетеные пляжные сумки купальники, кремы, шапочки, черные пластмассовые очки.
- Пошли?
- Пошли!
Ох, какой роскошный день встретил их! Был уже полдень, самое пекло. Нет, что там ни говори, мы все - дети Солнца. Оно хлынуло на Лизу с Ирой с таким напором и щедростью, с такой энергией, радостью, силой, что эти сила и радость передались им мгновенно. Девочки переглянулись и засмеялись без всякой видимой на то причины. Нацепили на нос очки и почувствовали себя южанками.
- А где же море? - весело спросила Лиза какого-то дядечку.
- Какое море? - так же весело отозвался он.
- А Черное!
- Черное?.. Вон видите остановку? Любой троллейбус...
Мордочки у девочек вытянулись. Троллейбус... Тут только сообразили они, что близко от вокзала - это значит от моря-то далеко.
- А если пешком? - попробовала сопротивляться судьбе Ира.
- Бог с вами, - замахал руками дядечка. - Тут целых шесть, нет, семь остановок!
Пришлось влезть в переполненный душный троллейбус, и он тащился, тащился, останавливаясь на каждом углу, терпеливо ожидая, пока влезут очередные бабы с корзинами. Праздничное, курортное настроение таяло.
- Вот скажи, - прозревая, задумчиво сказала Лиза, - мы ведь умнее Насти, верно? А почему...
- А потому что она хитрее, - сразу поняла Ира подружку и, подумав, добавила: - И потом, у нее огромный опыт...
Да уж, опыта проводнице было не занимать. Но зато какое море открылось наконец перед Ирой и Лизой! Пронзительно-синее, сверкающее на солнце и гладкое как стекло. На рейде белой птицей застыл элегантный трехпалубник. Пляж, усеянный голыми коричневыми телами - трусики-лифчики не в счет, тянулся, казалось, вдоль всего города, на набережной, под веселыми разноцветными зонтиками, торговали пирожками, водой, мороженым.
- Сначала купаться, - перехватила Лизин взгляд ответственная за финансы Ира. - Все остальное - потом.
Какое несказанное блаженство это дивное море! Придумала же природа... Струится вокруг тела теплая ласковая вода, и ты выходишь на берег уже другим - подсоленным, обветренным, подтянутым, даже как будто бы загоревшим. Самую малость, но - загоревшим.
Чуть задыхаясь, стянув с влажных волос шапочки, вытащив из сумок косынки и накинув их на головы, девочки бросились ничком на песок. Но насладиться покоем, а может, даже и задремать не успели.
- Гляди-ка: белые женщины в Сочи! - произнес кто-то над ними.
Двое коричневых пареньков в огромных соломенных шляпах, шлепках-"вьетнамках", ну и естественно, в плавках смотрели на девочек весело и приветливо. Потом присели перед Ирой и Лизой на корточки, снова надели темные очки, снятые для приветствия, и начали, как тогда говорили, "кадриться".
- Позвольте представиться, - заговорил тот, что повыше, - меня зовут Борисом, а он - Артем.
- Мы только сегодня приехали, - сочла нужным сообщить Ира.
- Видим! - засмеялся Борис.
- Еще как заметно! - подтвердил Артем и снова снял очки.
Серые насмешливые глаза, не отрываясь, смотрели на Лизу. Почти инстинктивно Лиза стянула с головы косынку - пепельные волосы рассыпались по плечам - и тоже сняла очки.
- Ух ты! - ахнул Артем.
- Что такое? - кокетливо склонила голову набок Лиза.
- Вы, случайно, не из семейства русалок?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50