Том первый увлекательного фантастического сказания,
написанного новым магическим талантом.
Моему мужу, Говарду, который помог мне гораздо больше,
чем сам полагает. Без его поддержки и преданности я никогда не
закончила бы этой книги.
Б л а г о д а р н о с т и.
Я очень благодарна следующим моим друзьям:
Барбаре Дженкинс в особенности, которая положила
начало моей карьере, подарив мне когда-то давным-давно мою
первую игровую фантазию.
Алисе Брайтин, моей матери, которая оказывала мне
моральную поддержку и неизменное одобрение и, что самое
важное, подарила превосходную пишущую машинку.
Элизабет Помейд, моему агенту, которая взялась за
осуществление эксцентричного проекта и фактически
реализовала его.
Грегу Стаффорду, чья вера в мое мнение о его
произведениях помогла мне в оценке моих собственных.
Конраду Балосу - самому лучшему на Западе специалисту
по ремонту пишущих машинок.
И особенно - Джону Джекобсену, самому лучшему
товарищу по играм, которого я когда-либо имела в детстве.

Два жаворонка разорвали покрывало тишины над лугом
песней душераздирающей красоты. Это был их боевой клич. Два
самца взмыли вверх, кружась и преследуя друг друга.
Однако пока они дрались, самка, которая была наградой
победителю, поднялась из травы и равнодушно улетела прочь. С
холодной властью пророческих познаний Невин знал, что вскоре
он будет свидетелем схватки двух мужчин за обладание
женщиной, но ни одному из них она не будет принадлежать.
Она переродилась...
ПРОЛОГ
В году 1045
Человечество смотрит на жизнь как на переход от темноты
к мраку. Боги видят жизнь как смерть...
"Тайная книга Кадваллона Друида"
Ей напомнили в Зале Света о ее Судьбе. Здесь все сияло, и
пульсирующий золотой цвет, как сердцевина пламени свечи,
заполнял вечность. Собеседниками были языки пламени,
окруженные сияющим светом, а их слова были искрами. У них,
великих лордов Судьбы, не было ни лиц, ни голосов, потому что
все человеческое было давно сожжено долгим пребыванием в
Залах Суда. У нее, как и у всех, не было ни лица, ни голоса: она
была слабым, крошечным мерцанием тусклого пламени. Но она
слышала их разговор о ее Судьбе, о ее миссии, ее долгом пути к
избавлению - о том бремени, которое ей предстоит принять
добровольно.
- Через много смертей пройдешь ты к этому
перерождению,- сказали они ей.- Настало время исполнить то,
что предназначено Судьбой. Всей сущностью своей души ты
принадлежишь к порокам. Ты запомнишь?
- Я постараюсь запомнить,- ответила она.- Я сделаю все,
от меня зависящее, чтобы запомнить свет.
- Тебе помогут запомнить,- сказали они.- А сейчас - иди.
Настало время умереть и войти во мрак.
Когда она начала опускаться перед ними на колени, они
бросились к ней и запретили ей сделать это. Они знали, что сами
были всего лишь слугами истинного света, ничтожными слугами
в сравнении с величием Сияния, которое было выше всех богов.
Вступив в серую туманную страну, она заплакала, тоскуя по
свету.
Там тысячи духов и видений были окутаны туманом, а
говорящие, словно ветром, подбрасывали ее вверх своими
словами. Они погоревали вместе с ней о ее мучительном падении,
которое ей пришлось совершить во тьме. У этих духов ветра
были лица, и она представила себе, что у нее тоже есть лицо. В
них во всех оставалось еще то, что присуще людям. Когда они
заговорили с ней о человеческом, она вспомнила о страсти, об
ощущении соприкосновения тела с телом.
- Вспоминай свет,- шептали они ей.- Держись света и
следуй по пути Двуумера.
Ветер понес ее вниз сквозь серый туман. Везде вокруг себя
она ощущала желание, вспыхивающее как молния в летнюю
грозу. Вдруг в ее памяти всплыли летние грозы, дождь на лице,
сырая прохлада в воздухе, жар костра, вкус еды во рту.
Воспоминания порхали как маленькая птичка и увлекали ее все
ниже и ниже. Затем она вспомнила, что однажды любила и
почувствовала его близость, а затем и его желание. Она ощутила
его рядом с собой - так близко, что ее словно обожгло огнем.
Его страсть увлекала его за собой, неся все ниже и ниже, круг за
кругом, как опавший лист, подхваченный крошечным
водоворотом у речного берега. Затем она вспомнила реки, воду,
искрящуюся на солнце.
- Свет,- сказала она себе.- Вспомни, ты поклялась служить
свету.
Внезапно ее охватил ужас: задача была очень сложной, а
она - очень слабой и человечной. Ей захотелось вырваться на
свободу и вернуться к свету, но было слишком поздно. Вихри
страсти несли ее круг за кругом до тех пор, пока она не
почувствовала себя тяжелой, объемной и ощутимой. А потом
был мрак, теплый и мягкий, усыпляющий мрак околоплодных
вод: нежный и надежный плен чрева.
В это время на побережье Элдифа, покрытом буйными
лугами и пересеченном небольшими речушками, фермеры пасли
своих коров, лениво бредущих по земле. Эти луга служили для
травника хорошим местом для поиска новых растений и старый
Невин часто приходил сюда. Внешне он выглядел совсем как
оборванец: непричесанные всклоченные пряди белых волос,
грязная коричневая одежда, нуждавшаяся в починке. Но было
что-то во взгляде его прозрачно-голубых холодных глаз такое,
что вызывало уважение даже у потомственных лордов. Каждый,
кто встречал его, обращал внимание на его внутреннюю энергию,
сквозившую во взгляде, несмотря на то, что кожа его лица была
сморщенной и старой, и руки были перепачканы. Он много ездил
по Элдифу верхом на своем мерине, ведя позади своего мула, и
хорошо знал нужды живущих здесь бедняков. Он - чудо,
говорили все фермеры, и половина из них считала, что ему
должно быть около восьмидесяти. Но никто не знал о настоящем
чуде, а именно, что ему было около четырехсот лет и что он был
величайшим знатоком Двуумера, каких знало королевство.
Этим обычным летним утром Невин выехал в луга в
поисках успокаивающего корня. Он выкапывал растение
металлической лопатой и белые цветки при этом танцевали на
тоненьких стебельках. Солнце светило очень жарко. Он немного
отдохнул, сел на коня и вытер лицо старой тряпкой, служившей
ему полотенцем. В этот момент он увидел пророческое видение.
Два жаворонка разорвали покрывало тишины над лугом
песней душераздирающей красоты. Это был их боевой клич. Два
самца взмыли ввысь, кружась и преследуя друг друга.
Однако пока они дрались, самка, которая была наградой
победителю, поднялась из травы и равнодушно улетела прочь. С
холодной властью пророческих познаний Невин знал, что вскоре
он будет свидетелем схватки двух мужчин за обладание
женщиной, но ни одному из них она не будет принадлежать.
Она переродилась...
Где-то в королевстве она была только что появившимся на
свет младенцем, лежащим на истощенных материнских руках.
Смутно ему представилось видение: прекрасное молодое
материнское лицо, омытое потом при родах, но улыбающееся
младенцу, лежащему у нее на груди. Когда видение поблекло, он
соскочил на землю в явном возбуждении. Лорды Судьбы были
добры. Это видение было послано ему как предупреждение о
том, что где-то в огромном пространстве королевства Девери
она ожидала его для того, чтобы исполнилось его пророчество.
До тех пор, пока она еще ребенок, он может найти ее и
предотвратить суровые обстоятельства, которые не позволят ему
распутать их переплетенные в клубок судьбы. Теперь, возможно,
она вспомнит и уступит ему. Возможно. Если он найдет ее.

Кергонеи, 1052
Юный глупец говорил своему учителю, что готов платить
страданием, только бы познать Двуумер. Почему он был
глупцом? Потому что тот, кто знаком с Двуумером, даже не встав
на эту стезю, уже заплатил и платит, и платит снова...
"Тайная книга Кадваллона Друида"

Приближались серые сумерки. Шел холодный моросящий
дождь. Джилл посмотрела на небо и ей стало страшно оставаться
во дворе. Она быстро подбежала к поленнице и начала
беспорядочно набирать в охапку ветки. Серый юркий
длинноносый гном сидел на большом пне и скалил зубы,
наблюдая за ней. Если Джилл роняла ветку, он тут же
подхватывал ее и не хотел ни за что отдавать.
- Тварь,- рассердилась Джилл.- Ну и забирай!
Рассердив ее, Гном исчез с клубами холодного воздуха.
Вытирая слезы, Джилл быстро пересекла грязный двор и
подошла к круглой каменной таверне. Полоски яркого света
были видны вокруг деревянных ставень.
Держа ветки в охапке, она спустилась вниз по ступенькам и,
поколебавшись немного перед дверью, проскользнула в комнату.
Перед маминой кроватью стояла на коленях жрица в
длинном черном платье. Когда она посмотрела вверх, Джилл
увидела голубую татуировку растущей луны, которая покрывала
половину ее лица.
- Подбрось немного веток в огонь, дитя,- произнесла
жрица,- надо побольше света.
Джилл выбрала самые тоненькие и самые просмоленные
ветки и осторожно поднесла их к огню, горевшему в очаге.
Пламя вспыхнуло, заискрилось и тени заплясали по комнате.
Джилл села в углу на покрытый соломой пол и стала наблюдать
за жрицей. Мама лежала очень тихо, ее лицо было мертвенно
бледным, по нему сбегали большие капли пота. Жрица взяла
серебряный кувшин с травяным настоем и поднесла его к
маминым губам. Но у нее начался такой сильный кашель, что она
не смогла сделать и глотка. Джилл судорожно прижала к себе
тряпичную куклу Хелеф. Ей захотелось, чтобы кукла ожила и
заплакала, тогда бы Джилл пришлось утешать ее и самой
держаться храбро.
Жрица поставила кувшин, вытерла мамино лицо, а потом
начала молиться шепча на древнем языке святых слова, которые
знали только священнослужители. Джилл тихо помолилась,
прося Древних Богов Луны оставить маму в живых.
Макин нерешительно вошел в дверь и стоял в ожидании.
Его толстое, пухлое лицо было озабоченным. Грубые руки
теребили низ льняной рубахи. Макин был владельцем этой
таверны и позволял маме, работавшей здесь прислугой, жить
вместе с Джилл в этой комнате. Ожидая, когда жрица закончит
молитву, он потянулся и почесал лысину на седой голове.
- Как она? - спросил Макин.
Жрица взглянула на него- потом - резко на Джилл.
- Вы можете говорить,- сказала Джилл.- Я знаю, что она
умирает.
Джилл хотелось закричать, но она чувствовала себя
окаменевшей.
- Ей лучше знать правду,- сказала жрица.- У нее есть отец?
- Вроде бы,- ответил Макин.- Он приезжает сюда время от
времени, чтобы дать им немного денег. Но прошло уже много
времени с тех пор, как он был здесь в последний раз.
Жрица тяжело вздохнула.
- Я останусь без прислуги,- продолжал Макин.- Джилл
всегда делала домашнюю работу и, видят боги, я не выброшу ее
на улицу.
- Ну и хорошо тогда,- жрица протянула руку к Джилл,-
сколько тебе лет, дитя?
- Семь, ваше святейшество.
- Ну, пока ты еще совсем маленькая. Но ты должна быть
храброй, как воин. Твой отец воин, не так ли?
- Да. Великий воин.
- Тогда ты должна быть такой храброй, какой он хотел бы
тебя видеть. Попрощайся со своей мамой, Макин уведет тебя.
Когда Джилл подошла к кровати, мама проснулась, но ее
глаза были покрасневшими, опухшими и мутными. Она не видела
стоявшей возле нее дочери.
- Джилл,- маме было трудно дышать.- Запомни, что Макко
скажет тебе.
- Я запомню. Обещаю.
Мама отвернулась к стене и смотрела на нее, не мигая.
- Куллин,- прошептала она.
Куллин - так звали отца Джилл. Ей очень захотелось,
чтобы он был сейчас здесь, она ничего никогда не хотела так
сильно в своей жизни. Макин поднял на руки Джилл вместе с ее
куклой и вынес ее из комнаты. Пока дверь закрывалась, Джилл
обернулась назад и мельком увидела жрицу, которая снова
молилась возле мамы.
С тех пор никто не хотел приходить в таверну из-за того,
что в задней комнате находилась больная лихорадкой. Большая
полукруглая пивная была пустой, длинные деревянные столы
одиноко стояли в тусклом свете огня. Макин посадил Джилл за
стол поближе к огню и пошел, чтобы принести ей что-нибудь
поесть. Прямо позади Джилл стояли бочки из-под эля,
отбрасывающие особенно темные тени. Джилл вдруг показалось,
что Смерть спряталась за ними. Она заставила себя повернуться
и посмотреть, потому что папа всегда говорил ей о том, что
солдат всегда должен смотреть смерти в лицо. Джилл
обрадовалась, когда ничего там не увидела.
Макин принес кусок хлеба с медом и молоко в деревянной
чашке. Джилл попыталась поесть, но еда застревала у нее в горле.
Макин вздохнул и почесал лысину.
- Ну, послушай,- сказал он,- может быть твой отец скоро
приедет.
- Я тоже надеюсь.
Макин отпил пиво большим глотком из оловянной кружки.
- Твоя кукла не хочет глоточек молока? - спросил он.
- Не хочет. Она - всего лишь кусок тряпки.
Потом они слушали, как жрица монотонно пела и ее
надрывный голос проникал в самую душу.
Джилл, до сих пор старавшаяся быть храброй, опустила
голову на стол и громко заплакала.
Они похоронили маму в священной дубовой роще за
деревней. Всю следующую неделю Джилл каждое утро приходила
в рощу поплакать на могилке, пока Макин не убедил ее в том,
что ходить туда - также, как подливать масло в огонь: она
никогда не сможет забыть своего горя. Джилл перестала ходить,
вспомнив о том, что обещала маме делать так, как Макко скажет.
Вскоре привычная жизнь снова потекла в таверне. Джилл
была остаточно занята, чтобы не думать о маме все время.
Местные жители приходили посплетничать. Фермеры
останавливались в рыночный день, купцы и мелкие торговцы
платили желая иметь ночлег в деревне хотя бы на полу. Джилл
мыла кружки, бегала по поручениям и даже наливала эль, когда в
таверне было много народу на ночь. Когда приезжал кто-нибудь
из города, Джилл всегда спрашивала, слышали ли он что-нибудь
об ее отце - Куллине из Кермора, "серебряном клинке". Но никто
не мог ей ничего сообщить об этом.
Деревня располагалась в самой северной провинции
королевства Девери, самого большого королевства Девери,
самого большого королевства во всем мире Неведомого так
всегда говорили Джилл.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63