– Он тоже схватился за сигарету. – Твои не лучше – жуткие снобы и грубияны.
Таш сделала глубокий вдох:
– Возможно, ты и обо мне так думаешь.
Он не ответил, подтвердив тем самым ее опасения. Теперь пути назад не было.
– Нам не стоит жениться, – прошептала она.
– Похоже на то. – Найл вздрогнул и затянулся сигаретой. Было слышно, как звонко хохочет Полли, играя с отцом в пятнашки.
Какое-то время оба молчали, понимая, что высказали вслух то, о чем говорить раньше не считали возможным. Теперь, когда был сделан первый шаг, следовало продолжить разговор, болезненный для обоих.
Никто не хотел его начинать. После тяжелой паузы Таш поняла, что это придется сделать ей. Найл в таких случаях был ужасным трусом.
– Я думаю, мы должны поговорить, пока ты не утопишься в «Бушмиллсе», а я не выкурю всю пачку «Кэмел лайт», – грустно произнесла она. – Мы оба сейчас несчастны. Так не может дальше продолжаться.
Найл вздохнул, и этот вздох был таким шумным и долгим, что Таш забеспокоилась: не проткнули ли они случайно надувной матрас? Потом Найл не то рассмеялся, не то всхлипнул и снял очки. Он долго тер глаза, не зная, как выразить все, что так долго в нем копилось и мучало его.
– Ты любишь меня, Таш? – Он смотрел на нее огромными, несчастными глазами.
Она ни минуты не медлила с ответом:
– До безумия! Ты самый добрый, интересный, веселый и талантливый человек из всех, кого я знаю.
Его лицо прояснилось.
– Я тоже люблю тебя, Таш. Ты самая любящая и нежная на целом свете. – У него на глазах выступили слезы.
– Тогда почему мы так мучаем друг друга?
– Потому что, – засмеялся Найл, – любовь слепа. – Он наклонился и снял лепесток, прилипший к ее ноге.
Теперь они с надеждой смотрели друг на друга. Таш хотелось раствориться в его объятиях, но что-то сдерживало ее. Между ними словно бы возникла высокая пуленепробиваемая стена, которую не могла разбить даже стрела Купидона. Таш любила Найла, но больше не хотела быть с ним. И теперь, глядя на его слезы, понимала, почему он плачет: что-то умерло и в нем, и это что-то уже не вернуть.
– Такой накал страсти! – Александра спешила поделиться своим открытием. – Думаю, мы с вами все неправильно поняли! Они были так поглощены друг другом, а я им помешала, и мне искренне жаль…
София нахмурилась:
– Прости, мама, мне что-то не верится. Каждый раз, когда речь заходит о свадьбе, Таш выглядит так, словно ей вырывают зуб, а Найл замыкается в себе. Давайте смотреть правде в глаза: они абсолютно не интересуются собственным бракосочетанием.
– Просто они очень заняты, дорогая. – Александра почесала спаниеля за ухом. – А вся эта нервозность – следствие предсвадебных волнений.
– Так мне заказывать ужин или нет? – Паскаль нерешительно остановился у двери.
Сегодняшний вечер они собирались провести в очень дорогом, горячо любимом Александрой местном ресторане. Там планировалось отметить прошедший день рождения Таш и приближающуюся свадьбу.
– Да, дорогой, – Александра ободряюще улыбнулась Паскалю. – Я уверена, у Таш и Найла все будет отлично.
– То же самое она говорила про Фержи и Эндрю, – тихо прошептала София на ухо Бену.
Несмотря на откровенный разговор у бассейна, Найл и Таш почти весь ужин молчали. Так много осталось недосказанным и невыясненным, что страх за совместное будущее лишил их покоя. Обоим казалось, что они видят страшный сон.
Весь вечер София переглядывалась с матерью и Беном, причем делала это так заметно, что Найл поинтересовался, в порядке ли ее контактные линзы.
Паскаль дулся: из всех собравшихся за столом в этом прекрасном, оформленном под мельницу ресторане только его жена и Бен ели свой роскошный ужин. София, глядя на истощенную Таш, тоже решила посидеть на диете, а жених с невестой, заказавшие самое дорогое и вкусное блюдо – жареные почки ягненка, – едва притронулись к тарелкам. Зато оба безостановочно курили. Для такого гурмана, как Паскаль, это было все равно что купить билеты на лучшие места в опере и проспать весь спектакль или ехать на гоночном «феррари» со скоростью тридцать километров в час по пустому шоссе. Пренебрежительное отношение к прекрасной еде оскорбляло его. Паскаль вернулся в особняк, настроенный по-боевому, но Таш и Найл почти сразу поднялись к себе.
Все еще ворча, Паскаль плеснул в бокал свой любимый коньяк.
Потирая руки, Бен устроился с ним рядом и ослабил галстук.
– Думаю, нам тоже пора спать, – похлопала его по плечу София.
– Но, дорогая, еще очень рано, – возразила Александра. – Посидим еще, хотя бы недолго.
– Нет, мы с Беном решили сегодня лечь пораньше. – София потащила мужа вверх по лестнице. – Доброй ночи!
Лицо Бена просияло, когда он подумал, что слова жены могут означать ее склонность к более романтическому времяпрепровождению.
– О боже, – Александра опустилась на диван рядом с Паскалем и взяла рюмку. – Когда дети ложатся спать раньше тебя, ты становишься старым.
– Отстань, Бен. Я из-за тебя ничего не слышу.
– Но я думал…
– Может быть, позже. Это гораздо важнее. – София прижалась ухом к стене, чтобы слышать ссору, разгоревшуюся за стеной.
Когда Бен осмелился продолжить приставания, он был немедленно сослан в ванную.
– Мы лишь делаем друг друга несчастными, Найл! – кричала Таш. – У нас не получается строить отношения, мы не подходим друг другу.
– Потому что работа для тебя важнее, чем я!
– Нет! Но если я брошу работу, то буду несчастна. Я никогда бы не попросила тебя бросить твою.
– Еще бы, – вскинулся Найл, – я начал сниматься задолго до того, как ты возомнила себя жокеем и стала носиться по всем богатым поместьям. Все началось с тех пор, как Александра подарила тебе этого коня. Ты не была такой, когда мы познакомились. Ты была мягче, добрей. Ты очень изменилась, Таш.
Они стояли по разные стороны кровати, словно игроки в бильярд, выбирающие лучший угол для удара.
– Я начала работать на Пенни и Гаса всего через несколько недель после нашей встречи! Как ты можешь говорить, что я изменилась? Ты просто не знал, какая я была раньше.
– Когда мы познакомились, – тихо ответил он, – ты жила в Лондоне и работала иллюстратором. А теперь ты гоняешься за спонсорами, ездишь по стране и планируешь наши встречи на три месяца вперед. Это я и называю переменой.
– А я называю это отношениями, Найл. Если бы я не планировала наши встречи, мы бы вообще не пересекались. Не могу же я в перерыве между соревнованиями носиться за тобой по всему свету!
– Ты любишь своих лошадей больше, чем меня.
– Я очень люблю тебя, Найл, – выдохнула Таш. – Ты всегда будешь мне дорог. Но я не хочу выходить за тебя замуж.
– Я тоже не хочу на тебе жениться, – ответил он, подняв на нее глаза, и сам удивился своему ответу.
Наступило тревожное молчание, нарушаемое только их беспокойным дыханием.
Таш побледнела, Найл часто заморгал глазами, как будто на минуту ослеп.
– Ну вот, мы это и сказали, – прошептал он.
– Слава богу. – Таш прикусила губу и посмотрела ему в глаза.
Внезапно Найл, издав поистине медвежий рык, размахнулся и смел со стола все, что на нем было: книги, лампу, фотографию в рамке и свой сценарий. Потом он обхватил голову руками и опустился на кровать, совершенно подавленный.
Таш села позади него, под ее коленями шелестели листы «Двуспальной кровати». Она пододвигалась все ближе и наконец обняла его за плечи. Найл поймал ее руку, их пальцы крепко переплелись. Таш прижалась лбом к его спине и закрыла глаза. Напряжение было такое сильное, что она почувствовала резкую слабость и едва могла дышать.
Найл смотрел на листы, разлетевшиеся повсюду, как будто прошел снег.
– Я всегда говорил: с этим сценарием полный беспорядок, – вздохнул он.
Несмотря на всю драматичность момента, у Таш вырвался смешок. Все чувства, мучавшие ее до сих пор, вырвались наружу, и она захохотала и заплакала одновременно. Найл повернулся к Таш и крепко ее обнял:
– Но как же теперь, – он аккуратно вытирал ее слезы, – мы все расскажем твоей матери?
София была в бешенстве. В самый разгар скандала из ванной вышел Бен и, сгорая от желания, повалил ее на кровать.
Кое-как уговорив мужа подождать еще несколько минут, она вернулась на свой пост, но за стеной уже все стихло. Любопытство Софии осталось неудовлетворенным. Ей очень хотелось, чтобы Бен сейчас оставил ее в покое, но она сочла невозможным обидеть мужа отказом.
– Надень свои чулки… – попросил он, нежно массируя Софии шею.
– Нет, Бен, после прошлого раза нет!
– Я не хотел их рвать, дорогая. Это получилось случайно.
– Они были от «Ла перла»!
Поймав его сконфуженный, разочарованный взгляд, София почувствовала угрызения совести. Похоже, в последнее время она больше занималась семейными сплетнями, чем своим чувствительным мужем-великаном. Сейчас он был удивительно хорош собой, раскрасневшийся после душа, с мокрыми светлыми локонами, зачесанными назад. София посмотрела на красивое благородное лицо Бена, почувствовала запах цитрусового лосьона и поняла, что не прочь провести чудесный вечер. Выкинуть что-нибудь дикое, страстное и, может быть, немного неприличное!
– Иди ко мне, мой зверь, и разбуди мои чувства! – прорычала она.
Бен был просто потрясен.
Глава двадцать седьмая
Все следующее утро Найл и Таш не решались признаться Александре, что никакой свадьбы не будет. Та порхала по кухне, напевая старые хиты, жарила яичницу и учила Полли выжимать апельсиновый сок.
– Говори ты! Это же твоя мать, – прошипел Найл, когда Александра, все еще напевая, пошла готовить кофе.
– Нет, лучше ты! Ты спокойнее перенесешь ее истерику, – не сдавалась Таш. – К тому же мама, может быть, не станет спорить с тобой.
В результате они так и не сказали Александре за завтраком ни слова и благополучно прятались от нее все утро, как дети, разбившие мамину любимую вазу и боящиеся в этом признаться.
Таш заметила, что теперь они с Найлом наконец-то стали легко общаться. Расслабившись и чувствуя бесконечную благодарность друг к другу, они теперь могли говорить по душам. Их отношения стали светлыми и доверительными. Сбежав из особняка, Таш с Найлом гуляли по лесу, делились пережитыми страданиями и сомнениями последних отвратительных недель, обсуждали проблемы, поджидающие их в будущем. У девушки было странное чувство, словно она встретилась со старым школьным приятелем, с которым у нее когда-то давно был роман. И теперь в ее душе смешались восторг и ностальгия, а в голове вертелись вопросы вроде: «А что было бы, если бы мы не расстались?» или «Неужели это из-за него я провела столько бессонных ночей?»
Их новые отношения были быстро замечены и неправильно истолкованы Александрой: она гордилась, что избавила молодых от предсвадебной лихорадки, помогла обрести им покой и уверенность. Она не отводила от них счастливых глаз в течение всего обеда и каждый раз весело смеялась над шутками Найла. Она даже не заговаривала больше о свадьбе, просто пила вино и радостно улыбалась.
София, не выпускающая из поля зрения сестру и ее жениха, не разделяла энтузиазма матери, но Александра продолжала наслаждаться результатами своих действий.
– Они такая прекрасная пара, – закатив глаза, говорила она старшей дочери, когда они вместе варили кофе в прохладной кухне. – Думаю, они безумно влюблены!
Знаешь, поначалу я тоже сомневалась и переживала, но теперь вижу, что они созданы друг для друга.
– Вчера ночью у них был страшный скандал, – нахмурилась София. – Я все слышала. Оба наговорили друг другу столько гадостей!
– Они просто очень эмоциональные, – отмахнулась Александра. – К тому же ссоры легко погасить в постели, дорогая. Мы с Паскалем часто так делаем, и это только обостряет чувства.
Днем Таш паковала чемоданы. Она понимала: если в течение следующего часа не скажет матери правду, то потом будет слишком поздно.
После обеда Паскаль, Бен и Найл собирались в бар отметить отъезд, а женщины должны были остаться дома, чтобы «посплетничать о свадьбах». Таш поймала Найла, когда он уже собрался уходить.
– Ты все расскажешь Паскалю и Бену, а я возьму на себя маму и Софию.
– Ты уверена, что это правильно, солнышко?
– Мы должны, Найл.
Таш считала, что так будет правильнее всего: пусть каждый выполнит свою задачу. А иначе лишь половина собравшихся родственников будет знать правду, и это только все осложнит.
И хотя Таш пребывала в этом убеждении уже около часа, она никак не могла заставить себя спуститься на террасу и поговорить с Александрой.
В комнату заглянула София и попросила вернуть ей халат.
– Я положила его тебе на кровать. – Таш смущенно отвернулась.
– Хорошо. – София помедлила несколько минут, переминаясь на пороге, потом вошла в комнату и села рядом с Таш.
– У тебя все в порядке, плюшечка? Вы с Найлом оба какие-то нервные.
София редко говорила с такой нежностью, и свое детское прозвище Таш тоже не слышала очень давно. Она обомлела:
– С чего ты это взяла?
Она повернулась к сестре и встретила непривычно участливый взгляд.
Еще детьми девочки очень отличались друг от друга. София была удивительно прелестна, но холодна. Таш росла мягкой, улыбчивой и ласковой. В те минуты, когда глаза Софии становились такими заботливыми, как сейчас, ей хотелось рассказать сестренке все свои тайны.
– Я спрашиваю, потому что волнуюсь, – объяснила София. – Мне кажется, ты несчастна. К тому же есть один человек, который всем сердцем желает, чтобы ты отменила свадьбу.
– Кто? – Таш вспыхнула.
София удивленно вскинула брови, заметив, как у сестры загорелись глаза. Она не ожидала, что Таш так ухватится за эту фразу.
– Бабушка, – ответила она. – Этти считает, что ты выходишь за Найла по ее вине. Она даже грозится не прийти на бракосочетание.
Таш и Найл были мрачнее тучи, оказавшись наконец в поезде, возвращавшем их в прошлое. Оба сознавали, к чему привела их трусость: теперь оставалось только уведомить всех об отмене свадьбы по почте, и это было ужасно.
– Мы сочиним письмо сегодня вечером, – пообещал Найл. – После того как заскочим повидать Зои и остальных.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43