Кое-кто орудовал лопаткой, расчищая на бруствере место для оружия. Рядом крутили самокрутки. Кто-то неторопливо жевал хлеб.
Окопы были вырыты аккуратно, в полный рост. С внешней стороны подсыпана земля. Возле дороги понаставлены сваренные из обрезков трамвайных рельс ежи. Население из прибрежных домов выселено, и сами дома добротной кирпичной кладки превращены в маленькие крепости. Деревянные же избы растащили по бревнышкам, укрепляли окопы.
– Разумно, - одобрил Зайцев работу. - Спасибо. Приступайте к минированию.
– Есть! - лейтенант Каруселин козырнул и побежал к своим саперам.
А через мост на городскую сторону все шли и шли усталые пропыленные бойцы. Несколько снарядов разорвалось на том, лесном, берегу. Несколько в городе.

2
Василь и Толик видели и подполковника с перевязанной рукой, и знакомого лейтенанта-сапера, и бойцов, бредущих через мост. Видели водяной фонтан, рассыпавшийся сверкающими брызгами на середине реки. И земляные фонтаны на том берегу, поднятые разрывами снарядов.
Они пробрались сюда, минуя дежурных с красными повязками и строгих милиционеров. Проползли огородами, пролезли только мальчишкам знакомыми щелями в заборах.
И вот забрались в пустой двухэтажный кирпичный дом на самом берегу реки.
Удивительная и даже жутковатая штука пустой дом.
Двери в квартиры открыты. В комнатах будто ураган прошел: бумажки, тряпки, мусор, опрокинутые стулья. Зловещи железные скелеты кроватей с провисшими сетками. Угрюмы старые точенные жучком шкафы. Стены в темных пятнах - следах картин, фотографий, словно переболели оспой. На кухнях, в коридорах валяются смятые, прокопченные кастрюли, погнутые ложки и вилки, поломанные детские игрушки.
В другое время здесь можно было бы подобрать столько полезных вещей! Шарики от подшипников, колесики от игрушечных грузовиков и брошенных "ходиков", цветные стеклышки, склянки, разбитое зеркальце, заплывший стеарином подсвечник с остатками свечи…
В то другое, мирное время сколько бы мальчишки подобрали добра! А сейчас… винтовку найти или хотя бы гранату!…
Василь и Толик сидели на чердаке, возле маленького окошка без стекол. Над головой дышала жаром пропеченная солнцем железная крыша. С нее свисают клочья старой пыльной паутины. Душно.
В окошко видны мост и оба берега.
Вот по мосту пробежал знакомый лейтенант, следом несколько бойцов с ящиками. Лейтенант привязал к перилам веревку, спустился под мост. Что-то делает там возле бетонного быка. Ищет что?
Лейтенант отсюда, с чердака, кажется маленьким, игрушечным, и игрушечные бойцы спускают ему под мост на веревке совсем уж игрушечный ящик.
– Взрывчатку закладывает, - сказал Василь сдавленным шепотом.
– Взрывчатку? - не понял Толик.
– Взрывать мост будут.
– Зачем? - удивился Толик.
Странно было даже представить себе, что вот мост, который он помнит столько же, сколько себя, мост, по которому ходили в лес за грибами и отец, и дед и прадед, - он же вечно стоял здесь, мост! - и вдруг исчезнет. Трах-тарарах, и моста не станет, совсем не станет.
– Зачем?
– Чтоб немцам в город не войти, - пояснил Василь.
А лейтенант уже выбрался наверх, отвязал веревку и с бойцами побежал на городской берег. У одного из бойцов крутилась в руках катушка с проводом.
– За Катькой пора, - сказал Толик.
– А сколько сейчас?
Толик, щурясь, взглянул на солнце.
– Часа два-три… Крольчиха ругаться будет.
– Ничего. Она все равно дома сидит. Ее на улицу не выпускают.
Катька была оставлена у Златы "на часок", не брать же девчонку на самый фронт. А что "часок" затянулся, не беда, ведь война ж…
Снаряды стали рваться чаще.
Толику было не по себе. А ну как попадут в чердак? Василь тоже чувствовал себя неуютно. Но как уйдешь, когда вот-вот что-то должно начаться. Что-то неведанное, необыкновенное. Казалось, жаркий, застоявшийся воздух, и вздрагивающий от разрывов дом, и река, и люди в окопах - все ждут этого чего-то.
Через мост уже бежали одинокие фигурки. Двое, пригибаясь, тащили за собой станковый пулемет.
Потом мост опустел. И что-то оглушительно грохнуло неподалеку. Раз, другой… Наши орудия открыли огонь.
Из-за леса с воем стали прилетать мины, рваться в реке и на берегах. Вода зарябилась, словно ее раскачивали. Противный, резкий вой мин наводил жуть, стыло сердце.
– Идем, - позвал Толик.
Василь, может быть, и ушел бы, но стало страшно покидать чердак. Горячая крыша с дрожащей пыльной паутиной казалась надежной защитой. Надежней открытого белесого от дыма неба.
Меж деревьев за мостом на том берегу почудилось движение.
– Смотри, танки! - Василь замер у окошка, глаза его расширились и глядели неподвижно на тот берег.
Из-за деревьев выползли два танка, двигались к мосту. Один вздрогнул, остановился, словно наткнулся на невидимую преграду. Из него пополз черно-сизый дым.
– Подбили! - заорал Толик.
– Тихо, - толкнул товарища Василь. - Не привлекай внимания.
Чьего внимания не привлекать, Толик не понял. То ли своих, что занимали окопы внизу, то ли немцев, что горохом высыпали из леса на берег вслед за танками. Фигурки немцев бежали к реке, падали, подымались, снова бежали и снова падали. Некоторые оставались лежать.
Подполковник Зайцев сердился.
– Синица, мост!… Где сапер? Быстро!…
Младший лейтенант крикнул бойцам, стоявшим в окопах рядом:
– Прикрыть подполковника!
И побежал по траншее к мосту.
Лейтенант Каруселин сидел в окопе и яростно крутил ручку взрывной машинки, от которой тянулись два провода к мосту. Лицо его было бледным и мокрым.
– Что ж вы!… - закричал Синицын.
– Обрыв… Верно, провод перебило…
Каруселин рванул провода от машинки, выскочил наверх, пригнувшись побежал вдоль лежащих на земле проводов, сжимая в руках машинку.
Василь и Толик увидели его, когда он уже вбежал на мост, распластался на досках, стал возиться с проводами. Потом лейтенант приподнялся - на колено, дернулся, словно от удара, привалился к перилам и замер.
– Убили, - прошептал Василь и прикусил губу.
И вдруг какая-то страшная сила приподняла мост. Он словно встал на дыбы, повис в воздухе и начал оседать в реку. Река в том месте закипела от множества осколков. Над ней повисли дым и пыль. А когда они рассеялись, мальчики увидели будто срезанные сверху мостовые быки, погнутые рельсы, торчащие из воды, в которой крутились доски настила и обломки перил. Целой осталась только часть моста с городской стороны. Она висела изломанными краями над рекой. А к остаткам перил все еще прижимался лейтенант, и в пальцах у него чернела зажатая машинка. Потом машинка выпала. Тело лейтенанта сползло, свесилось с моста и упало в воду, в живую кучу досок и щепок. Задержанная взрывом река словно ждала лейтенанта, она подхватила его, завертела и потащила.
– Бежим! Быстро! - крикнул Василь.
– Куда?
– Может, он живой еще!…
– Стреляют же, - жалобно сказал Толик.
– Может, он живой еще… - повторил Василь и бросился с чердака вниз по лестнице. Толик побежал за ним.
Во дворе было пусто. Невдалеке подымался столб сизого дыма. Горел какой-то дом. Василь перелез через забор в соседний двор. С треском порвалась штанина. Он даже внимания не обратил. Толик перебрался следом.
– К повороту! - крикнул Василь.
Толик понял. Тело лейтенанта вынесет к повороту реки.
У них даже игра была такая: входили в реку возле моста, ложились на воду, замирали и их несло по течению, словно легкие бревнышки. Только нельзя давать воде сносить себя к берегу, ненароком напорешься на ветлу или топляк.
Мальчики бежали под прикрытием прибрежных домов. И река за домами бежала. Она всегда здесь бежала, спешила к повороту. А за поворотом разливалась в широкую пойму. И город отходил за заливные луга, за высокую густую траву, подальше от воды. А лес на противоположном крутом берегу спускался к самой реке.

3
Павел и Петр не добрались бы до города в тот день, если бы не случай.
Они шли по обочине шоссе навстречу потоку беженцев. Усталый Киндер брел позади, вывалив язык. Да и сами они устали. Солнце пекло нещадно. Даже есть не хотелось. Их обгоняли военные грузовики. Братья пробовали "голосовать", но ни один не остановился. Впрочем, братья понимали, что на грузовиках везут боеприпасы и шоферам не до попутчиков, и голосовали просто так, на всякий случай.
Так добрались они до переезда, где шоссе пересекало железную дорогу. И тут прямо на рельсах застрял грузовик с ящиками, укрытыми брезентом. Что-то случилось с мотором, потому что красноармеец-шофер выскочил из кабины, торопливо поднял капот, начал что-то подвинчивать, дергать, крутить.
Братья остановились неподалеку. Киндер, обрадованный передышке, растянулся у их ног, часто дыша.
Переезд был узким, не разъехаться. Образовалась пробка. На шофера кричали, громче всех дежурная на переезде, пожилая женщина в ситцевом пестром сарафане и шлепанцах на босу ногу.
– Нашел место для ремонту! Скидайте его с рельсов к чертовой матери! У меня поезд идет!
Люди, военные и штатские, бросились к грузовику, намереваясь выполнить ее совет, столкнуть грузовик с рельсов.
Но тут из кабины на подножку вылез сержант, поднял над головой винтовку и выстрелил в воздух.
– Тихо, граждане! - крикнул он. - Полегче! Мы - взрывоопасные! У нас, может, динамит!
И так он это крикнул, что подбежавшие отшатнулись от грузовика. Кто его знает, еще взлетишь на воздух!
– Данамиту мне тут не хватало! - всплеснула руками дежурная, выхватила из футляра, болтавшегося на поясе, красный флажок и, раскручивая его на ходу, побежала по шпалам навстречу поезду.
Машинист увидел ее, подтормозил и остановил состав у переезда.
Шофер вылез из-под капота распаренный, словно в бане побывал. Яростно закрутил заводную ручку. Мотор несколько раз чихнул и затарахтел.
Разъяренная дежурная погрозила вслед машине кулаком.
Паровоз протяжно прогудел.
И тут Петр сообразил, что на поезде добраться до города можно быстрее, чем пешком.
– Садимся, Павка! - крикнул он брату.
Колеса стучали на стыках. Красные товарные вагоны, ускоряя ход, пробегали мимо. Уцепиться не за что. Ага, вот вагон с тамбуром, ступеньки…
– Ап! - крикнул Петр и, пробежав несколько шагов рядом с вагоном, прыгнул на ступеньку, ухватился за тонкий металлический поручень.
– Киндер! - крикнул Павел, схватил пса одной рукой за ошейник, другой под брюхо, поднял и бросил брату.
Киндер взвизгнул от неожиданности. Петр поймал его прямо за холку, сунул в тамбур.
– Я догоню, - крикнул Павел и побежал рядом с вагонами по мелким камешкам. Но вагоны шли быстрее. С ним поравнялся еще один вагон со ступеньками. Павел прыгнул, ухватился за поручень, подтянулся. В конце концов на бегущую лошадь прыгать не легче.
– Психи ненормальные! - крикнула им вслед дежурная.
А поезд набирал ход. Бежали мимо телеграфные столбы с белыми чашечками изоляторов. Деревянные избы в окружении зеленых картофельников. Лес. Поля. И снова лес…
Так и ехали братья в разных тамбурах.
Киндер жалобно скулил, не понимая, куда делся Павел.
Петр сидел на полу тамбура, опустив ноги на подножку, обнимал пса и прижимал его к своему боку. Пес был горячим, словно печка. Но отпустить его Петр не решался.
Черный дым от паровоза сносило назад, пахло жженым углем. На рубашку, руки, лицо садилась копоть. Глаза то и дело забивало какой-то мелкотой, и они слезились.
Киндер скулил. Он вообще не любил железной дороги. Она пахла разлукой. Каждый раз, когда цирк переезжал, его совали в вагон. Пахло вот так же гарью, железом, машинным маслом. И он долго-долго ехал один, без друзей, и тосковал, и плакал, и даже завывал от одиночества.
– Перестань, Киндер. Павел сел в другой вагон. Тоже едет. Мы все едем выручать маму, - сказал Петр псу и погладил его спину. - Маму.
Киндер тявкнул неуверенно.
– Да-а… Мы тоже еще не знаем, как ее выручать… - Петр нагнулся вперед и помахал брату рукой.
Павел ответил.
Состав, вздрагивая и гремя сцепками, остановился возле той самой платформы, где выгружали весной животных.
Братья с удивлением осматривались, не узнавая станцию. Вместо здания вокзала - груда закопченных развалин. Рядом - несколько разбитых обгорелых скелетов вагонов. Чуть дальше - паровоз, смятый, с развороченным боком. А за ним - переломанная надвое шея водокачки, будто огромная неведомая птица ткнулась клювом в землю.
– Идем, - позвал Павел.
Они вышли на улицу и побрели, озираясь по сторонам. Знакомые места и незнакомые. Стекла окон заклеены крест-накрест полосками бумаги. Некоторые дома разрушены, пусты и глядят на улицу черными окнами, будто слепые. Трамваи не ходят. Контактные провода кое-где оборваны, концы их свернулись кольцами на мостовой, как тонкие, изголодавшиеся змеи.
Прохожих мало. Лица хмурые, озабоченные. Многие с противогазами.
Навстречу прошагал отряд парней и девушек, одетых как попало, но у всех за плечами винтовки.
Откуда-то доносится рокот, гул, тревожный, несмолкающий. Братья прислушивались к этому непонятному гулу, и лица их становились хмурыми, обеспокоенными, как у встречных прохожих.
Киндер бежал рядом, поджимал хвост, шерсть на холке стояла дыбом. Он чуял опасность, но не мог понять, где она прячется. Не мог ухватить ее зубами.
– Что будем делать? - спросил Павел.
– Не знаю. Наверно, в НКВД надо идти. Ведь они забрали маму, а не милиция.
– Они, - согласился Павел.
Братья вышли к школе. В саду, за заборчиком, яблони сомкнулись стеной, загораживали здание. И - ни души, ни голоса. Только отдаленный рокот.
Возле гостиницы улица все еще была перегорожена. На перекрестке их остановил патруль. Парень и две девушки с красными повязками.
– Дома не сидится? - спросил парень сердито. - Марш в убежище!
– Нам нельзя, - ответил Павел.
– Мы - по важному делу, - вставил Петр.
– Дела у них!… Марш в убежище!
– Нам надо в НКВД, - сказал Павел твердо.
– Срочно, - добавил Петр. Дежурные переглянулись.
– Пусть бегут, - сказала одна из девушек. - Может, и верно дело.
– Давайте, - кивнул парень. - Только быстро. Обстрел.
Братья побежали.
Какой обстрел? Почему обстрел?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41