В комнате, набитой всяким кошмарным хламом Эдвардинской эпохи, по крайней мере, приятно пахло.
Она доложила Юлии, которая пришла и провела пальцем по подоконнику. Слой пыли стал неопровержимой уликой на ее карающем персте.
– Продолжай, голубушка! Придется постараться получше. Приложи еще немножко терпения и усилий! – Юлия вышла, оставив рассерженную Рейчел, которая подумала, что, наверное, в комнате слишком много мебели… и в этом кроется вся причина.
Ее размышления прервал Чарльз, стоявший с лукавой улыбкой в дверях.
– Никогда не думал, что увижу тебя с тряпкой в руках за уборкой. Тебя мать заставила это делать?
– Она говорит, что мужчина не будет со мной жить до тех пор, пока я не научусь готовить, убирать и подавать ему обильную горячую пищу хотя бы дважды в день.
– Выбрось это из головы, Рейчел. Всем женщинам в нашей семье с младых ногтей вдалбливали эту мысль. Они все жутко перекармливают своих мужчин, чтобы как-то компенсировать свою вину из-за того, что отказывают им в другом.
– Чарльз, ты шутишь!
– Вовсе нет. Подозреваю, что моя мать занималась этим всего два раза: один – для меня, другой – для Элизабет.
– Какая потеря!
– Ну, зато у нас нет ни одной пылинки в доме! Ладно, пошли в гости к Муне. – Чарльз все еще в душе усмехался, когда они сели в машину. – В следующий раз она заставит тебя готовить грудинку.
– Мне нравится учиться. На самом деле! – пылко заявила Рейчел.
Выходные начинали угнетать ее. Казалось, что в жизни она ничего не умела делать.
– Ты мне нравишься такой, какая ты есть. Не нужно ничего менять. Моя мама понятия не имела ни о каких взаимоотношениях. Она вышла замуж за отца с тем, чтобы избавиться от своего семейства. Причина тебе будет понятна, как только ты встретишься с нашими родственниками по линии матери.
Рейчел рада была услышать о планах Чарльза на следующий раз. Она чувствовала, что Юлия никогда не примет девушку, которая не в состоянии заботиться о ее Чарльзе.
– В любом случае, у нас с тобой этих проблем не возникнет. Помни, что дом и семья – вот удел жизни моей матери. У нас все будет по-другому.
– Что ты имеешь в виду? – переспросила Рейчел, напрягая слух, чтобы разобрать слова сквозь шум мотора.
– Если мы решим когда-нибудь пожениться, моя работа и твое состояние помогут нам вести хозяйство. Я не хочу видеть, чтобы ты вкалывала и истязала себя, как моя мать, заставляя всех чувствовать себя виноватыми всякий раз, когда гремит посуда.
Рейчел была поражена: Чарльз действительно собирался жениться на ней. Она была так признательна ему за это. Положив ладонь ему на руку, Рейчел сказала:
– Обещаю, даже в том случае, если у нас не окажется поддержки, я справлюсь. И никогда не буду давать тебе повода чувствовать себя виноватым.
Чарльз одобрительно похлопал ее по руке, и в этот момент они как раз подъехали к дому Муни.
Увидев Руфь, Рейчел успокоилась еще больше. Руфь обожала своего сына, и это сильно бросалось в глаза. Две ее дочки-близнецы умерли вскоре после рождения, и Руфь не могла больше иметь детей. Это стало настоящей трагедией для нее, поэтому она с головой ушла в работу, помогая своему мужу Берни в магазине и отдавая всю энергию своему первенцу, своему единственному Мунечке, «хрупкому» созданию, которое смогло выжить исключительно благодаря куриному супчику, который Руфь варила только для сыночка. Рейчел нашла их дом очень уютным и менее церемонным.
Муня и в самом деле казался изнеженным и женоподобным, но Рейчел в то время нормально себя чувствовала в отношениях с гомосексуальными мужчинами из университетской среды. Она никакой угрозы для них не представляла и даже не требовала с их стороны какого бы то ни было внимания к себе, поэтому у нее обычно имелось несколько парней, которые были просто друзьями.
Муня улыбнулся ей.
– Держитесь, мамочка собирается впихнуть в вас кофе с пирожными. До сих пор не было ни одного случая, чтобы кто-нибудь покинул этот дом без угощения. Даже Свидетели Иеговы получают кекс и наставление.
Руфь, очевидно, перед их приходом занималась шитьем. Всюду была разбросана одежда. Она суетливо вошла в комнату с большим подносом всевозможного печива и небольшим кувшинчиком, наполненным крепким кофе.
– Входите. Присаживайтесь. Бросьте одежду на пол. Это все для благотворительной распродажи в храме. Смелее, Чарльз, угощайся. Рейчел, кофе?
Потом подошел Берни. Это был маленький приветливый мужчина. Он был настолько пухленьким, что трудно было поверить, что похожий на эльфа Муня – его сын. Лицо Муни, казалось, просвечивало насквозь.
Рейчел вполне допускала, что в детстве Муня был хрупким ребенком.
– Как в городе? – спросил Чарльз у Муни.
– Я еще не приступил к работе, но у меня уже сложилось обо всем свое собственное мнение. Знаешь, Чарльз, возможно, тебе покажется забавным, но я подумываю над тем, чтобы выучиться на раввина.
Чарльз чуть не выронил свою тарелку от неожиданности.
– Раввина? Ты, Муня, – раввин! До меня доходили слухи, что ты сильно изменился. – Внезапно ему вспомнилось, как они вдвоем катались на велосипедах, мчались во весь опор по летним проселкам, рассказывали друг другу истории, хвастались своими познаниями в сексе.
– Не разубеждай его, Чарльз, – твердо заявила Руфь. – Разве ты не знаешь, что любая еврейка только и мечтает иметь сына раввина.
Чарльз взглянул на Муню, который потупил взор и внимательно изучал свои тонкие изящные пальцы. Чарльз чувствовал себя виноватым в том, что давно не поддерживал с Муней дружеских отношений. Что-то здесь не так. Руфь продолжала болтать и, разговаривая, поглаживала сына по плечу или подкладывала пирожное на его тарелку. Берни все время как бы оставался в стороне.
– Пойдемте, – предложила Руфь Рейчел, – я покажу комнату Муни, где хранятся его награды.
Рейчел послушно последовала за ней. Битых полчаса Руфь рассказывала о биографии сына и о его выдающихся успехах. Чарльз воспользовался предоставленной возможностью поговорить с другом начистоту.
– Муня, – обратился Чарльз, оглядев комнату. Берни незаметно выскользнул, они остались одни. – Муня, что случилось? Ты так сильно похудел! Ты стал сам на себя не похож! И что это еще за бред о раввине?
– Ты слышал о нашей тусовке в Оксфорде? Чарльз беспокойно заерзал на стуле.
– Ну, если честно, то в Бридпорте говорят, что ты стал гомиком… Нет, ты пойми меня правильно, я ничего не имею против.
– Нет-нет, не говори так. Это равносильно пословице «Некоторые из моих самых лучших друзей – евреи». Это истинная правда. Я – гомосексуалист. Многие из нашей толпы зашли слишком далеко. Нарисовались. Их заметили. Однажды вечером наше сборище накрыли. Нас временно исключили, а тех, кого застукали в постели вдвоем, выгнали из университета совсем. Я приехал сюда и пошел к раввину. Он сказал, что знает только один способ, как мне помочь. Он встретился с деканом и объяснил, что мне просто необходимо окончить Оксфорд, если я решил посвятить свою жизнь служению в храме. Декан согласился принять меня и разрешил сдавать выпускные экзамены. Я был в шоке, когда осознал, насколько враждебны люди по отношению к таким, как мы, и, по-видимому, моя жизнь будет спокойнее в тихой заводи храма. Моя мать ничего не знает. Это убило бы ее.
Они услышали в коридоре шаги возвращающихся женщин.
– Извини, – сказал Муня, – если мое признание показалось тебе горьким и неприятным.
В комнату суетливо вошла Руфь, следом – Рейчел.
– Ну, вот и мы. Рейчел ознакомилась с домом. Позвольте показать вам мои последние рисунки.
Выразив восторги по поводу ужасной мазни, которая якобы изображала цветы, Чарльз извинился, сказав, что им пора возвращаться домой.
– Отец скоро придет обедать. Мы обещали вернуться. Мне так мало удается побыть с родителями.
Руфь обняла Муню.
– Не передать, как я счастлива, что мой сын вернулся домой.
На обед подали жареные свиные котлеты, яблочный соус, брюссельскую капусту, жареный картофель с подливой, а на десерт – пудинг. Юлия занималась приготовлением еды, едва убрав посуду после завтрака. После обеда Рейчел предложила Чарльзу:
– Давай прогуляемся, иначе я лопну от такого количества пищи.
– Знаешь, весьма забавно, – улыбнулся Чарльз, – что так бывало всегда. Я никогда не замечал, сколько мы едим, потому что все мои тетушки точь-в-точь такие же. Но теперь, когда я побывал у тебя и у Майкла, я не могу продолжать по-прежнему столько есть.
– Давай пойдем на участок и посмотрим овощи твоего отца.
– Рейчел, дорогая, иди сюда и помоги мне. – Рейчел застонала, услышав раздавшийся из кухни голос Юлии. Девушка представила, что творится на кухне, которую ей довелось увидеть в этом состоянии накануне вечером. Частенько, если кухарка оказывалась занята или у них были гости, Рейчел помогала мыть посуду, но кухарка всегда все вычищала, прежде чем Рейчел приступала к работе. У Юлии кухня выглядела так, словно там происходила кровавая бойня.
– Я попрошу Чарльза тоже нам помочь, – предложила Рейчел. – Иначе одним нам сто лет не справиться.
– Мытье посуды – женское дело. Когда мы одни, я не возражаю, если отец помогает мне на кухне после обеда в воскресенье, однако женщине следует держать мужчину от кухни как можно подальше. Точно так же, как мужчине не нравится, когда женщина сует нос в сугубо его дела. – Юлия говорила так убедительно, что Рейчел просто не осмелилась возразить ей.
Прошла, казалось, целая вечность, прежде чем они с Чарльзом смогли выбраться на прогулку.
– Я уже давно вас здесь жду, – обрадовался Уильям, и лицо его просияло от удовольствия. – Пойдемте, посмотрите мой урожай морковки. – Он вытащил из земли одну морковку, сполоснул ее в стоявшей поблизости бочке с дождевой водой и звонко разломил на две части, вручив одну из них Рейчел. – Когда покупаете морковь, всегда ломайте одну вот так. Если не хрупнет, значит – не свежая.
Морковка была сладкой и хрустящей.
– Ваш огород просто потрясающий! – воскликнула Рейчел. – Это истинное произведение искусства.
Этот человек изливал всю свою нежность на любовно и с большим вкусом расположенные островки осенних цветов. Розы элегантно красовались среди разноцветья невысоких диких английских растений.
– Не люблю однообразные ряды клумб. Мне больше нравится представлять, как бы они росли вместе в естественных условиях. А вот мои маленькие любимцы, – показал он на кочаны поздней капусты.
– Вам бы хотелось проводить на участке все время, если была бы такая возможность? – поинтересовалась Рейчел.
– Да. Если бы не Юлия, я бы отказался от работы в аптеке. Мне больше бы пришлась по душе работа в качестве главного садовника какого-нибудь большого имения. Тогда бы у меня был такой простор для посадок.
Чарльз искренне удивился.
– А я и не знал, что у тебя есть свои амбиции, – пошутил он.
– В том-то и дело, что их нет, – Уильям шутку не воспринял.
– Не расстраивайся! У матери их хватит на двоих, – засмеялся Чарльз. Они еще побродили среди растений, пока Чарльз не напомнил, что пора пить чай.
По пути к дому Рейчел сказала Чарльзу:
– Я понимаю, не мое это дело, но твой отец вынужден столько есть, что становится страшно за его сердце.
Чарльз задумался.
– Матери просто нечем больше заняться. У нее только одна подруга – Руфь, поэтому ей ничего не остается, как устраивать весь этот чертовский тарарам из-за домашней работы и стряпни. Даже я, будучи не в состоянии есть столько вообще, пытаюсь запихнуть в себя все, иначе, если не сделаю этого, становится как-то не по себе: появляется гадкое чувство. Бедняжка Элизабет пытается все время сидеть на диете. Ей дьявольски трудно бороться с матерью.
Когда они пришли к чаю домой, Элизабет уже вернулась. Рейчел была поражена: брат и сестра оказались, как небо и земля, полными противоположностями. Ростом с Чарльза, Элизабет была абсолютной блондинкой с голубыми глазами.
– Элизабет, иди помоги мне подать чай! – закричала из кухни Юлия. Чайная церемония повторилась точь-в-точь как накануне, за исключением того, что на столе отсутствовали бутерброды с паштетом из лосося.
– Чем благословил тебя Господь в эти выходные? – подтрунивал Чарльз.
– Ой, Чарльз, не будь такой скотиной! Мы прекрасно провели время.
– Я могу позаботиться и подыскать тебе варианты получше, куда деть свое время, – резко оборвала Юлия. – Я действительно не могу понять тебя, Элизабет. Никто из нас не тратит столько сил и времени на всю эту религиозную чепуху. Не представляю, что ты там нашла. Кроме того, тебе следует делать то, чем занимаются девочки твоего возраста.
– Большинство моих друзей учатся в университете, – защищалась Элизабет. – Остальные девчонки в Бридпорте только и ждут, как бы выскочить замуж.
– Что ж в этом плохого?
– Ничего, мама. Просто я не хочу, чтобы вся моя жизнь заключалась только в том, чтобы найти достойного человека и благополучно выйти за него замуж.
Юлия начала сердито поджимать губы.
– Ты стала так рассуждать, как только связалась с этими фанатиками.
– Оставь, мама, ее в покое, – вмешался Чарльз. Уильям улыбнулся Элизабет.
– Если тебе лучше от этого, то почему бы и нет. Они кажутся такими милыми ребятами.
– У нас в университете у этой группы очень достойные принципы… Они не пьют и не курят, – добавила Рейчел в надежде как-то разрядить атмосферу. – Некоторые из них собираются стать миссионерами и по окончании университета отправиться в Африку.
Лицо Элизабет вспыхнуло внезапным румянцем.
– Именно это я и собираюсь сделать. – Нависла угрожающая тишина. – Я хотела давно вам все сама рассказать, но не делала этого до тех пор, пока не наступил мой черед поступать в миссионерский колледж.
Все взоры устремились на Юлию.
– Ты не собираешься стать миссионеркой и отправиться в какую-то богом забытую страну, чтобы подцепить какую-нибудь страшную болячку. Это мое последнее и бесповоротное решение по этому вопросу.
– Я собираюсь в колледж, затем поеду туда, куда позовет Господь.
«А она бесстрашная», – подумала Рейчел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76