– Желаете, чтобы я бегала вверх и вниз по лестнице со своей больной спиной! Да вы, молодой человек, просто обнаглели!
Дэниел стал упрашивать миссис Тэйлор, но она резко его оборвала:
– Не пытайтесь, молодой человек, очаровать меня, ваши чары на меня не действуют. Я не буду сидеть наверху всю ночь, – продолжала она. – И не стану жертвовать сном ради мальчишки. Дженни Коллей вообще не надо было заводить ребенка от такого папаши, который неизвестно где шляется. А теперь еще и этот хахаль-пьяница из дока.
Она помолчала, чтобы перевести дыхание, и Дэниел, воспользовавшись паузой, сказал:
– Вы просто ангел, миссис Тэйлор, просто ангел!
– Да идите вы к черту! Надеюсь, я еще жива. Оставьте свои милые словечки для своей сестрички. Где она, кстати, хотела бы я знать? Дэниел, вам следует повнимательнее смотреть за нею. Она слишком уверена в себе для этого испорченного мира.
Дэниел засмеялся и ушел, вполне уверенный, что сможет полагаться на хозяйку в том, о чем он ее просил. Как ни пытался он в последующие дни отвлечься от мыслей о Кристине Уориндер, они возвращались к нему снова и снова. Он никогда не ожидал увидеть Кристину в клинике. Даже если бы она не была дочерью Эверарда Уориндера, предчувствие подсказывало ему, что нужно раз и навсегда перестать думать об этой девушке. Она была создана не для него и уже никогда не сможет быть его судьбой, и все равно его мозг упрямо отказывался забыть ее образ. Тогда, на летней ярмарке, что-то необъяснимое и загадочное блеснуло в отношениях между ними, и теперь эта странно-приятная искорка вновь засветилась, причем на этот раз с еще большей силой.
Дэниел так мало знал о женщинах. Живя в обществе аскетичных Джессонов, он стремился только к одной цели – попасть в Лондон. У него не было ни времени, ни желания гулять с девушками, как делали другие ребята, любившие хвастать своими победами. Его никогда не трогали смешки девчонок и их глупое щебетание, да и потом среди них не было ни одной, похожей на Кристину. О, черт побери, думал Дэниел, неужели он до сих пор все еще не забыл ее, светскую даму, делающую вид, что ее интересует бедняга, зарабатывающий на жизнь обучением сорока оборванцев, которые умирают с голода в трущобах? Разве непонятно – он ей не пара. Он решительно не пойдет в клинику во вторник, – продолжал размышлять Дэниел, – если же ее действительно интересует здоровье маленького Дикки, пусть спросит о нем у доктора, а не морочит ему голову.
Когда в очередной раз Дэниел вернулся домой, миссис Тэйлор доложила, что Дикки спит как убитый.
– Не хочу показаться навязчивой, мистер Хантер, но мне кажется, что вам лучше быть поосторожнее, – предостерегающим тоном сказала хозяйка, – иначе вы скоро останетесь с мальчишкой на руках. Его мать слишком распущена, на мой взгляд, и любят погулять с дружками, а паренек ей только мешает.
– Спасибо, миссис Тэйлор, я это учту, – весело сказал Дэниел. – И еще спасибо за то, что присмотрели за мальчиком, – и Дэниел запечатлел дружеский поцелуй на сморщенной щеке миссис Тэйлор.
– Ну ты подумай! – воскликнула она, отвесив ему легкую пощечину. – Юный дьявол-искуситель! Думаю, мне уже можно перестать играть роль нянечки и пойти спать? – с иронической улыбкой произнесла миссис Тэйлор.
Дэниел рассмеялся и в несколько прыжков взбежал по лестнице в свою комнату. Дикки лежал поперек кровати, изредка постанывая во сне. Дэн смотрел на мальчика несколько минут, размышляя о том, что же ему теперь делать. Завтра он должен был встретиться с матерью мальчика. Дэн вздохнул и начал раздеваться. Затем, осторожно пододвинув Дикки к стене, он лег на край кровати, отнюдь не приспособленной для двоих. Он постарался заснуть, но сон не шел, разнообразные мысли мешали заснуть.
Неужели правда то, что он услышал от одного человека на собрании рабочей ассоциации? Будто Эверард Уориндер выдвинут кандидатом в Парламент? Если это так, то он, Дэниел, будет одним из первых, кто выскажет Уориндеру все, что думают о нем большинство прогрессивно мыслящих рабочих и он сам лично. Что может знать этот господин о бедняках, живущих в трущобах? Им нужен кто-то вроде него, Дэниела Хантера, человек такой же плоти и крови, как они, такой, кто сможет защищать их интересы с усердной настойчивостью и душевным пониманием.
Раньше Дэниелу не приходила в голову мысль о предусмотрительности Уориндера. Не потому ли Кристина Уориндер работает в клинике, чтобы завоевать доверие к персоне своего драгоценного папочки?
А что, возможно, размышлял Дэниел, этим своим предположением доведя себя до такого состояния, что долго еще не мог успокоиться.
Мысль о хитрости Кристины Уориндер с той же силой владела Дэниелом и на следующий день, когда он, несмотря на прежние здравые решения не иметь ничего общего с нею, направился прямо в клинику. Ему не терпелось высказать этой леди все, что он думал о ней и ее отце.
Именно в это утро на кровати сестры сидела Маргарет. На ней было роскошное домашнее утреннее платье. Она листала страницы большой красочной книги для детей.
– Не слишком ли рано, – лениво рассуждала Маргарет. – Еще ведь очень не скоро мой сын-наследник будет интересоваться подобными книгами.
– Сын-наследник, – хмуро взглянув на сестру, повторила Кристина. – Что ты, милая, имеешь в виду?
– А разве мама не сказала тебе, Крис? Наверное, еще рановато об этом говорить. Но… в общем, я беременна.
Кристина приподнялась в кровати, она смотрела на сестру, не отводя удивленных глаз:
– О-о, Маргарет! Как, уже? Ты рада этому?
– Да, конечно, я очень рада, сестричка.
– А Фредди-то знает?
– Пока нет. Как только мы вернулись из Италии, его сразу же отозвали в полк. Зато отец Фредди обо всем уже знает и хлопочет около меня, словно заботливая наседка, представляешь? – призналась Маргарет. – Вот я и вырвалась сюда под предлогом покупки детского белья.
– О-о, дорогая! – Кристина потянулась и быстро поцеловала сестру. – Если ты счастлива, то и я счастлива. Должна признаться, твое положение пошло тебе на пользу. Правда, правда. Ты замечательно выглядишь. Даже лучше, чем обычно, честно.
– Не говори глупостей… Скоро я буду похожа на бочонок. А вот ты, Кристина, действительно выглядишь замечательно, ты просто цветешь, сестричка. Я обратила на это внимание еще вчера за ужином. Ты просто вся светилась! Отчего это?
– Ну, что ты, Маргарет. Я всегда была гадким утенком. Ты сочиняешь обо мне.
– Если я правильно помню, то по сказке, рассказанной нам нашей гувернанткой в далеком детстве, гадкий утенок превратился потом в прекрасного лебедя. Я подумала, что это из-за Гарета ты такая красивая, но его нет с нами рядом. А может быть, дело в Раймонде Дориане, он не сводит с тебя глаз?
– О, прошу тебя, не вспоминай о нем. Каждый раз, когда он рядом, меня просто трясет. Маргарет, ведь ты не думаешь, что папа имеет на него какие-то виды? Нет?!
– Как на возможного мужа, ты хотела сказать, да? Милая моя, наш папа никогда не станет кого-либо тебе навязывать. Зачем это ему?
– Не знаю, – мрачно ответила Кристина. – Лорд Дориан сказочно богат, а папа рассчитывает на политическую карьеру, ведь ясно же, что для этого потребуется много денег. Очень много. Он собирается стать членом парламента.
Кристина встала с кровати и подошла к окну. Она взяла на подоконнике какой-то сверток и повернулась к сестре.
– Посмотри, Маргарет. Это я собрала для маленького мальчика, пациента доктора Декстера. Его отчим, настоящий зверь, наказал за ложь тем, что жег его руку, держа ее над огнем. Видела бы ты, что собой представляла маленькая детская рука….
– Надеюсь, мне никогда не придется видеть ничего подобного, – поежившись, сказала Маргарет. И как только человек способен на такую жестокость?
– Запросто. Я не могу передать тебе всего, что мне приходилось видеть… Если бы я рассказывала что-нибудь маме, то она бы наверняка запретила мне ездить в клинику. Но самое главное то, что я привыкла ко всем ужасам больницы. Сначала я чуть не падала в обморок. Доктор Декстер считал меня слабой, потому что я через каждые пять минут выбегала на улицу, чтобы не опозориться и не потерять сознание. Но теперь я стала выдерживать и испытываю только злость от того, что люди жестоко обращаются друг с другом.
Кристина аккуратно завернула сверток и, поправив невзрачную юбку платья, стала одеваться.
– Кристина, я хочу сказать, что если тебе обязательно нужно ходить и работать в этом ужасном месте, то это твое дело, но почему необходимо одевать такую поношенную одежду? Не понимаю.
– Дешевую одежду я ношу потому, что так там одеваются все, и я решила, что мне совсем не следует подчеркивать то, что я могу тратить на одежду намного больше, чем другие.
– Но пойми, это неправильно! Если ты будешь одеваться в клинику ярко и привлекательно, то это будет поднимать настроение всем, кто тебя будет видеть. Люди, встречающиеся тебе, будут думать, что однажды и на них окажется такая же одежда.
– Ты так считаешь?
– Конечно, я просто уверена, что я права.
– Может быть… Я подумаю, Маргарет. Сейчас у меня уже не осталось времени, чтобы переодеться, иначе я опоздаю. Ты ведь побудешь у нас недельку-другую, и мы сможем с тобой обо всем поболтать, вместе походить по магазинам. Хорошо?!
– Хорошо, Крис. Я буду рада погостить здесь. Собираясь в клинику, Кристина последовала совету сестры. Она не стала надевать старое темно-коричневое пальто, а вместо него облачилась в беличий полушубок, который в прошлом году подарил ей отец на рождество, надела подходящую к нему модную шляпку. Странно, думала Кристина по дороге в клинику, как хорошо они с Маргарет ладят теперь, когда встречаются не так уж часто и когда сестра не бывает постоянно с нею рядом, точно реальный укор.
Все утро в клинике Кристина занималась сортировкой поношенной, присланной одежды. Ей помогала Дебора, младшая из двух сестер, которая, в отличие от чопорной Берты, могла иногда посмеяться над шуткой и вообще немного повеселиться. Некоторые из богатых людей Лондона имели привычку ради успокоения своей совести присылать в клинику лакеев с огромными тюками одежды, и Кристина от души смеялась над некоторыми, совсем неподходящими туалетами. Среди теплых зимних кофточек и юбок попадались бальные платья из тафты, ночные атласные, с серебряной вышивкой, рубашки и утренние халаты с кружевными рюшами, бантиками и ленточками.
– Ну что мы будем делать вот с этим? – спросила Кристина, доставая изящную ночную сорочку с ручной вышивкой, отделанную шитьем, предназначенную, казалось, только для первой брачной ночи. – Даже моя мама, которая любит красивую одежду, была бы поражена очарованием этой сорочки.
Дебора смотрела на сорочку с чувством, очень близким к зависти, думая о своих собственных фланелевых рубашках с длинными рукавами и застежками до самого подбородка.
– И все-таки она хорошенькая, правда? – вымолвила Дебора, представляя, как бы это все было, если бы она в такой сорочке вошла в комнату к мужу. Потом она быстро добавила:
– Но эта экстравагантность почти греховная какая-то. Кристина, отбрось это к другим нелепым вещам. Старьевщик с удовольствием купит у нас их, а на эти деньги мы приобретем подходящее шерстяное белье. Затем девушки быстро перекусили бутербродами с сыром и выпили по чашке кофе. Кристина пошла в операционную к доктору Декстеру. Она первым делом поинтересовалась здоровьем Дикки.
– Кто такой? – отвлеченно переспросил Декстер. – А-а, вы имеете в виду мальчика с обожженной рукой? На молодых все быстро заживает. Его приводила мать, и должен вам заметить, она меня обеспокоила немного больше. Худая, как щепка, а кашляет так, что будто вот-вот разорвутся легкие. Я еще дал ей лекарство, чтобы она сама подлечилась, и направление на обследование, но, естественно, она никуда не пойдет. Эти молодые женщины вообще не беспокоятся о своем здоровье. Они уверены, что болезнь пройдет сама собой. А потом когда-нибудь наступит день, когда им уже ничем нельзя помочь.
Кристина задумалась о том, что же будет с мальчиком, если все так, как говорит доктор. Маленького Дикки ждет либо приют, либо бездумное скитание по улицам в поисках еды, чтобы не умереть с голоду.
День уже клонился к концу, а Дэниел все не приходил. Смешно было надеяться, что он появится, и все-таки Кристина почему-то была уверена, что сегодня они обязательно увидятся. Сердясь на саму себя, на нахлынувшее на нее разочарование, она трудилась еще упорнее, чем когда-либо раньше. Кристина решила задержаться в клинике еще на какое-то время, отказавшись даже от любезного предложения доктора Декстера подвезти ее, как обычно, до дома.
– Не нужно так изводить себя, дорогая, – полушутя сказал доктор. – Лучше поедемте домой.
– Спасибо, доктор. Но я хочу все подготовить для следующего приема больных, привести в порядок. Разве это неправильно? К тому же я бываю в клинике всего один день в неделю, и мне хочется сделать побольше.
Когда, наконец, вся работа по наведению порядка была сделана, Кристина, держа пакет, предназначенный для Дикки, укутавшись поплотнее в свой беличий полушубок, вышла на темную улицу.
Было холодно, почти морозно, и колючий ветер гнал и крутил по улице кем-то брошенную газету.
Кристина повернула за угол клиники, там обычно можно было найти кеб, и неожиданно наткнулась на стоявшего Дэниела Хантера.
Он давно пришел к клинике и остался стоять на улице, не решаясь зайти. Он видел, как уехал доктор Декстер, знал, что Кристина осталась одна в клинике, нетерпеливо ждал ее появления и ходил туда-сюда по улице. Увидев, что она наконец вышла, он намеренно направился ей навстречу. Тусклый свет фонаря освещал милое личико, выглядывающее из роскошного меха. Какой-то момент они оба, так мечтавшие об этой встрече, не отрываясь смотрели друг на друга, потом Кристина сделала шаг в сторону, будто собиралась обойти Дэниела. Но он крепко взял ее за руку:
– Мисс Уориндер, вы узнали что-нибудь о Дикки?
– О, да. Я рада, что он так быстро поправляется. Я принесла для него небольшой подарок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71