– Нет, сударь. Жаку Керу стало известно о ее родителях из других источников. Меня послали узнать дополнительные детали.
– Что же вам стало известно?
– Не много. Я нашел доказательства тому, что уже было известно. Что девушка не является дочерью умершего актера. То, что мне удалось узнать, подтверждало сведения, уже имевшиеся у господина Кера.
– Вам удалось найти доказательства, что ее настоящий отец был членом семьи де Вудрэ?
– Нет, сударь. Но у меня появились доказательства, что девушка была рождена вне брака и ее отцом действительно мог быть человек по имени де Вудрэ.
Королевский прокурор нахмурился. Он понял, что этот свидетель, на которого возлагались такие надежды, не собирается вредить обвиняемому.
– Жак Кер говорил вам, почему его так интересуют родители девушки?
– Нет.
– Вам известно, что он тратил большие деньги на образование девушки и внимательно следил за тем, чтобы она умела себя вести в обществе? Я уверен, что вам известно, что он также тратил большие деньги на ее туалеты. Что вы об этом думаете?
– Я решил, что он… просто помешался. – Свидетель, казалось, колебался. – В Шотландии, сударь, мы не тратим столько денег на гардероб королевы!
– Вы, наверное, задумывались по поводу подобной щедрости. Или он вам все объяснил?
Шотландец покачал головой:
– Мне он ничего не сказал. Правда, у меня были кое-какие догадки.
– Что за догадки?
– Я подумал, – сухо ответил Кеннеди, – что он тратит столько денег на девушку, потому что он ее желает.
По залу пронесся смех. Гуффье злобно нахмурился и застучал молотком по столу. Дювэ о чем-то посоветовался с судьями, прежде чем продолжить допрос. Он покинул свое место и сошел вниз, чтобы оказаться прямо напротив свидетеля.
– Все в этом зале видели, что девушка Валери Марэ очень похожа на Агнес Сорель, – сказал он. – Именно для этого мы ее привели сюда. – Прокурор сделал паузу. – Это поразительное сходство и является разгадкой всего случившегося. Я уверен, что в нем кроются причины отравления несчастной мадам Агнес. – Дювэ уставился на свидетеля. – Господин Кеннеди, вам известна правда? Вы понимаете, что Кер выбрал ее из-за этого сходства и что он тратил сумасшедшие деньги, чтобы приодеть ее, тоже по этой причине? Для этого он учил ее говорить и вести себя как настоящая придворная дама?
Кеннеди не торопился с ответом. Он вымолвил только одно слово:
– Нет.
Дювэ не смущало полное отсутствие у Кеннеди желания сотрудничать с ним.
– Говорят, что вы – самый хитрый и умный представитель весьма мудрого народа. Почему вы ничего не поняли в том маскараде, который происходил у вас перед глазами?
– Это случилось по двум причинам.
– Перечислите их.
– Первое, – сказал Кеннеди. – Маскарад, как вы его называете, не происходил перед моими глазами. В это время я был в армии. Я занимался тем, что учил солдат обращению с пушками, и поэтому играл важную роль в подготовке победы Франции. Второе: мне не было известно, что девушка напоминает даму из свиты королевы.
Дювэ захохотал.
– Вам не удалось этого увидеть, когда все в комнате поняли это через секунду?!
– Да, – спокойно заметил Кеннеди. – Я никогда не видел миледи Сорель.
Дамы в зале начали хихикать, но их успокоил стук молотка. Дювэ смотрел на шотландца, как бы сомневаясь в необходимости продолжать допрос. Он решил попытаться еще раз.
– Мы уверены, что вы желаете выяснить правду. Расскажите суду, припоминаете ли вы момент, когда Жак Кер намекал вам, для чего он дает образование девице Марэ?
Кеннеди возмущенно фыркнул:
– Неужели вы думаете, милорд, что если бы он планировал убийство миледи Сорель, он бы стал намекать об этом наемнику с репутацией, как вы сами сказали, «самого хитрого и умного представителя весьма мудрого народа»?
Дювэ потряс в воздухе руками и объявил:
– Свидетель злонамеренно мешает следствию. Нет никакого смысла тратить на него время. Все, кто знакомился с этим делом, поняли, что обвиняемый желал получить выгоду от сходства девицы Валери Марэ с госпожой Агнес Сорель. Каковы были его планы? Девушка обладала живостью, красотой и молодостью. Мы не станем устанавливать, желал ли он с ее помощью увеличить свое влияние при дворе. Суд не станет копаться в политических аспектах этого дела. Каковы бы ни были мотивы обвиняемого, мы уверены только в одном: он не мог воспользоваться своими преимуществами, пока мадам Сорель была жива. И эта возможность дает пищу для многих размышлений. Мы не можем сказать, сколько еще людей могло бы пострадать, если бы факты, связанные со смертью госпожи Сорель, не были бы так быстро обнародованы. Его бесконечные амбиции привели к тому, что этот человек стал угрозой государству! Ему это было прекрасно известно. Может, он собирался избавиться от всяческой оппозиции?
Дювэ помолчал и показал жестом в сторону свидетеля.
– Мы лелеяли надежду, что этот человек, игравший некоторую роль в начале заговора, сможет пролить свет на мотивы поведения обвиняемого. Но мы ошиблись: – Тут Дювэ нахмурился. – Он не желает нам говорить, что ему известно. Что ж, пусть будет так! К счастью, у нас достаточно фактов, чтобы доказать вину Жака Кера. Их у нас больше чем достаточно. Справедливость восторжествует, если даже мы не сможем пойти дальше и откинуть занавес, который скрывает намерения этого лютого убийцы.
Дювэ обернулся к Кеннеди и резко сказал:
– Можете идти.
Шотландец гордо выпрямился и поклонился судьям. Он больше не обращался к Керу, но их взгляды встретились на мгновение. Казалось, что они говорили друг другу: «Привет, дружище!»
3
Суд продолжался третий день. Глашатай несколько раз повторил имя первого свидетеля, прежде чем на него откликнулись. Это был небольшого росточка жизнерадостный человек с аккуратной бородкой. Он был похож на ученого.
Дювэ радостно приветствовал человека:
– Доброе утро, доктор.
Форма приветствия показывала, что сложностей с этим свидетелем не предвидится.
– Ваше имя?
– Я – Оливье де Бусс, магистр из Бон-Анфан-де-Сант-Онорэ.
– Вы служите в университете и прибыли к нам издалека, уважаемый доктор, чтобы дать показания в удивительно неприятном деле. Нам могли помочь только вы, и поэтому нам пришлось пригласить вас из Парижа. Я желаю выразить благодарность, уважаемый доктор, от имени присутствующих здесь судей. Перейдем к делу. Доктор, вы когда-нибудь лечили госпожу Агнес Сорель?
– Да, сударь. – Свидетель говорил громким, четким голосом, словно читал лекцию. – Меня вызвали к ней на консультацию вместе с другими докторами из университета. По просьбе Робера де Пуатевана. Это случилось в то время, когда она узнала, что ждет ребенка.
– Это было в Париже?
– Да, сударь.
– Как вы тогда оценивали ее состояние?
Перед тем как ответить, свидетель провел рукой по бороде. Это был его привычный жест.
– Она была очень слаба, плохо себя чувствовала и говорила о том, что скоро умрет. Несмотря на это, сударь, я не считал, что она находится в критическом состоянии. Я очень внимательно исследовал госпожу Агнес и пришел к выводу, что все ее страхи являются результатом… ее деликатного состояния.
– Вы тогда высказали свое мнение? Например, другим врачам?
Свидетель энергично закивал:
– Конечно, сударь. Я никогда не скрываю своего мнения и высказал свою точку зрения всем остальным врачам. Нас было пятеро, включая Робера де Пуатевана. Сударь, мы не спешили делать какие-либо выводы. Мы долго обсуждали состояние здоровья мадам, понимая степень нашей ответственности. Мы не имели права совершать ошибку, а также выражать излишний оптимизм. Мы все тщательно продумали.
– Кто-нибудь из врачей был с вами не согласен?
– Один. Робер де Пуатеван. Он считал, что ее состояние далеко от нормального. Позвольте мне сказать, – свидетель хитро улыбнулся, – наш уважаемый господин Робер наблюдал за госпожой многие годы, он очень хорошо относился к ней и поэтому постоянно о ней беспокоился. Позвольте мне добавить, сударь, что по натуре он далеко не оптимист. Он всегда ждет от жизни худшего. Но в конце обсуждений он согласился с нами.
– Вы считаете, что в тот раз именно вы были правы?
– Да, сударь. Смерть мадам не изменила моего мнения в отношении ее истории болезни. Такого же мнения придерживаются и другие доктора из университета, которые вместе со мной проводили консультацию.
– К сожалению, мы не можем их всех собрать здесь, чтобы они тоже выступили свидетелями. Я уверен, что судьи согласятся со мной, что вы, будучи авторитетом, можете говорить от их имени. Вы видели госпожу Агнес позже?
– Да, сударь. Это случилось, когда она собиралась отправиться из Парижа в аббатство. Мне пришлось два раза навещать ее. Сударь, время родов приближалось, и она стала хуже себя чувствовать, у нее было подавленное настроение. Она считала, что не вынесет родов.
– А вы?
Великий человек из университета самодовольно улыбнулся.
– Судари, мне прекрасно известно, что все дамы, которым вскоре предстоит рожать, боятся одного и того же. Видимо, этого невозможно избежать, ведь конечного результата приходится ждать так долго. Возможно, – он широко развел руки, – это и есть часть наказания Евы. Но подобные страхи совершенно ничего не значат. Я смеюсь над бедняжками, когда они толкуют о своих предчувствиях. Я должен заметить, что мадам Агнес страдала от страхов весьма сильно. Но я еще раз повторяю, что ей не грозила настоящая опасность. Я пытался ей внушить, что после родов она снова станет хорошо себя чувствовать.
– Остальные консультанты были с вами согласны?
– Да, сударь. Они вновь собрались и были полностью со мной согласны.
– Как насчет Робера де Пуатевана?
– Сударь, вы должны понять, что он был бы плохим врачом, если бы не беспокоился о здоровье такой прелестной дамы. Я припоминаю, что он считал ее слишком слабой и сомневался, что она сможет выдержать это испытание.
Жаку Керу был прекрасно известен этот свидетель, он слушал этого болтуна очень внимательно. По мнению Кера, доктор был далеко не лучшим представителем ученого мира. Он был педантичен и упрям, но не в меру робок перед властями. Он обожал иметь дела с богатыми дамами, приходившими к нему на консультации. Он был теоретиком, прикрывавшим отсутствие практики потоком ученых слов.
Кер подумал: «Мне ясно, зачем этого подхалима пригласили в качестве свидетеля». Причина этого становилась все очевиднее после каждого нового вопроса.
Доктор пытался убедить судей (как будто требовалось в этом убеждать), что Агнес Сорель продолжала бы жить, если бы ей дали возможность подольше побыть в постели. О ней побеспокоилась бы сама матушка-природа.
– Вы видели мадам после рождения ребенка?
– К сожалению, я ее не видел. Но мне сообщали о ее состоянии. Это делалось, – гордо заявил де Бусс, – по приказу короля. Он желал, чтобы я постоянно получал сведения о здоровье мадам Агнес.
– Вы все еще держитесь точки зрения, что она могла бы жить и со временем была способна полностью восстановить силы?
– Да. Ничего из того, что я слышал, не могло изменить моего мнения. Позвольте мне сказать, сударь, мне известно множество примеров, когда женщины находились в таком же положении и полностью восстанавливали свое здоровье. Сударь, так случается постоянно.
– Значит, вы тогда считаете, что она умерла от отравления ядом?
– Я абсолютно уверен, что ее отравили.
– Вы не можете поподробнее объяснить нам, на чем основано ваше мнение?
– Как говорят, она умерла вскоре после принятия яда. Подумайте сами, сударь, она болела долгое время – и не было изменений к худшему. И вдруг она умерла! Это случилось через несколько часов после того, как к ней заходил этот ныне заключенный.
Дювэ, кажется, начал колебаться. Дело в том, что он ждал от ученого точно сформулированного заключения, а тот все время занимался словоблудием.
– Есть люди, которые заявляют, будто никто не виноват в том, что госпоже Сорель дали яд, потому что она умирала сама. Вы с этим согласны?
Свидетель возмутился:
– Нет, милорд!
– Вы считаете, что она поправилась бы, не будь кого-то, кто желал ее устранить?
– Я не могу ручаться, каковы были помыслы Бога. Смерть может пожаловать весьма неожиданно и быть очень странной. Но Бог не был готов призвать ее на небо, и Агнес Сорель могла бы жить.
Королевский прокурор поклонился и улыбнулся, как бы закончив сложный период допроса.
– Теперь, уважаемый доктор, объясните нам кое-какие вещи, которые также связаны с этим делом. Вам был известен в Париже в университете человек по имени Ферран де Кордюль?
– Да, сударь. Он – доктор наук и, как мне говорили, является весьма способным человеком.
– Вы разделяете это мнение?
– Я его уважаю за знания, но не уважаю как человека.
– Вы нам не объясните последнюю часть фразы?
– Пожалуйста. Но мне не доставит удовольствия это объяснение. Не очень прилично критиковать своего коллегу, сударь.
– Нам нужно ваше мнение, и поэтому я прошу вас перебороть себя.
– Хорошо, сударь. Я не уважаю Феррана де Кордюля, потому что он занимается тем, что мы иногда называем побочной сестрой науки. Сударь, это чаще называют черной магией. Позвольте, я объясню, в чем тут дело. Изучение науки иногда приводит слабых людей к тому, что они начинают проводить запрещенные эксперименты: пытаются изготовить золото или узнать секрет вечной жизни, составляют разные приворотные зелья, любовные напитки, придумывают всевозможные заговоры.
– И изготавливают яды?
– Они чаще всего занимаются приготовлением ядов. Мое мнение, что это самое ужасное отклонение от настоящей науки – когда человек вторгается в эти области и стряхивает ядовитые плоды с древа науки! Таким образом наука может стать слугой преступления и насилия.
– Ферран де Кордюль занимался черной магией?
– Всем в университете известно, что он этим занимается.
– Ему удалось в этом добиться какого-либо успеха? Глаза свидетеля стали огромными.
– Ему удалось сделать очень много. Сударь, все считали, что ему удалось проникнуть за занавес, который Бог опустил над ненужными человеку знаниями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66