«В каждом слове этого верзилы чувствуется высокомерие, да и хорошими манерами он не отличается».
Де Лалэн торжественно поднимал кубок вровень с глазами после каждого глотка, как будто отмечал какое-то важное событие. Де Лалэн старался аккуратно пользоваться ложкой и ножом. Он торжественно, почти театрально разводил руки в стороны, прежде чем начинал произносить свои монологи.
– Как я уже говорил прежде, во Франции нет рыцарей, которые не побоялись бы встретиться со мной. – Де Лалэн возвращался к своей излюбленной теме. – Мне придется отправляться в Шотландию, Англию или, может, даже в Италию, чтобы там найти достойных противников.
– Рыцари Франции, – заметил д'Арлей, – не принимают ваших вызовов по приказу короля.
Жак де Лалэн фыркнул.
– Храбрые игрушечные рыцари очень рады тому, что могут спрятаться за королевским указом.
Д’Арлей понял, что у него уже нет сил терпеть этого наглого хвастуна. Но он постарался ничем себя не выдать.
– Король пытается предупредить дуэли, потому что в случае возобновления войны ему понадобится каждый храбрый рыцарь. – Д'Арлей поставил кубок на стол и взглянул на верзилу. – Может, лучше сражаться вместе с рыцарями Франции, чем против них? Конечно, вы – бургундец, и, возможно, ваш герцог не станет принимать участия в военной кампании. Но англичане – сильные и хитрые противники, и нам, повторяю, понадобится каждый отважный воин. Если Жак де Лалэн станет сражаться под французскими королевскими лилиями, он подаст пример храбрости другим воинам.
Бургундец осторожно раздавил горошек перца, насыпал его в кубок и приказал слуге налить вина. Он сделал глубокий глоток, затем ответил:
– Я не собираюсь сражаться во французской армии.
В комнате наступила тишина. Первым заговорил д’Арлей:
– Вы меня поражаете.
– Меня не волнуют ваши чувства! Но если вам интересно знать причину, я могу ее объяснить.
– Я попытаюсь понять ваши доводы, – заметил д'Арлей. Странствующий рыцарь поправил горностаевую накидку.
Огонь в очаге умирал, и в комнате стало прохладно. Де Лалэн сделал знак слуге покинуть комнату.
– Мне не нравится использование пушек, – сказал де Лалэн. – До меня дошли слухи, что вы собираетесь использовать трубки, которые изрыгают огонь. Они называются бомбарды. Очень жаль, что война перестанет быть честной встречей между храбрыми рыцарями, где всемогущий Бог выступает в роли арбитра. – Он взглянул бледно-голубыми невыразительными глазами на гостя. – Я не стану сражаться ради страны, которая собирается использовать черную магию.
– Бомбарды станут нашим ответом на магию английских больших луков, – спокойно сказал д'Арлей.
Бургундец не пожелал слушать подобные доводы.
– Должен вам признаться, что с симпатией отношусь к Франции. Англичане слишком долго задержались на этой стороне Ла-Манша, и давно пора выбросить этих завоевателей из Франции на их ужасный дикий остров. Но я вам клянусь, – громко, хриплым голосом крикнул де Лалэн, – я предпочитаю, чтобы вы проиграли все сражения, чем выиграли их другими средствами, кроме сил французского рыцарства!
Д'Арлей пошевелился в кресле.
– Мы не сможем выгнать англичан из Нормандии, если станем проигрывать сражения.
– Господин д’Арлей, вы человек благородного происхождения, и мне не стоит вам объяснять, что именно я имею в виду.
– Результат сражения – это не самое главное. Гораздо важнее то, как ведется бой. Я твердо верю, как должны верить все рыцари, что Бог дарует победу той стороне, которая сражается храбро и в соответствии с Кодексом рыцарства!
Д’Арлею становилось все труднее сдерживаться.
– Именно такой образ мышления и стоил Франции столетия поражений и страданий.
– Я довольно известный бомбардир, – вмешался в разговор Прежан. Он заговорил в первый раз за время ужина. Я могу вам сказать, сэр рыцарь, что пушки быстро и без особого труда расчистят путь к Ла-Маншу.
Жак де Лалэн даже не взглянул на шотландца.
– Вы не являетесь рыцарем, кроме того, мое гостеприимство не позволяет вам принимать участие в разговоре.
Де Лалэн обратился к д'Арлею:
– Я не собираюсь с вами спорить о принципах благородного ведения войны. – Де Лалэн нахмурился и покрутил в руках кубок, как бы решая, продолжить разговор или остановиться. – Я специально пригласил вас ко мне на ужин сегодня. Ваш брат сказал, что вы каким-то образом связаны с жадным купцом, который, кажется, околдовал вашего короля. Мне также известно, что этот Жак Кер настаивает на использовании бомбард. Я хочу, чтобы вы сделали для меня кое-что и передали Жаку Лисице следующее послание. – Он отставил кубок и неохотно продолжал: – У меня есть кузен, Алан де Керсэ. Он дал клятву рыцарства, и вообще он вполне приличный парень, хотя не очень силен физически и не может выигрывать поединки. Я хотел взять его с собой в Шотландию или в те страны, куда я отправлюсь. – Де Лалэн остановился и нахмурился. – Вы не поверите тому, что я вам сейчас скажу. Алан отказался ехать со мной! Глупец решил стать бомбардиром. Я пытался доказать ему абсурдность этой идеи. Я даже ему угрожал. Он стоит на своем. Я прошу, скажите Жаку Керу, чтобы он не принимал Алана. Он должен мне помочь спасти парня от стыда и позора.
– В этом нет никакого позора, – возразил д'Арлей. Он смотрел прямо перед собой. – Если мы выиграем войну, то только благодаря использованию пушек и бомбард, которые вы так презираете. Ваш кузен будет хорошо служить в этих войсках.
– Я пытался принять во внимание молодость Алана и не судить его слишком строго. Он должен находиться рядом со мной. Обслуживать пушки могут только простолюдины типа кузнецов, ну или еще кто-нибудь в этом роде.
– Я тоже собираюсь служить под командованием Жана Бюро, – сказал д’Арлей.
Бургундец откинулся в кресле и захохотал.
– Теперь я понимаю, что ошибался, думая, что вы захотите мне помочь. Вы мне сразу не понравились, господин д'Арлей. Мне следовало понять, что человек, имеющий дело с Жаком Лисицей, не может обладать качествами рыцаря. Что ж, мне придется самому отправиться к Жаку Керу. Или, может, лучше сразу пойти к королю. Я стану требовать, чтобы мальчишку отослали домой. – Лицо бургундца побледнело от злости. – Должен вам сказать, господин д’Арлей, что мне симпатичен парнишка, но я предпочитаю его видеть мертвым даже от моей собственной руки, чем среди простолюдинов… и людей благородного происхождения, забывших смысл слова «честь».
– Король вам ничем не поможет.
– Я уверен, – заявил бургундец, – король Франции дважды подумает, прежде чем откажет мне. Я – Жак де Лалэн, величайший рыцарь во всем христианском мире! Нельзя не обращать внимания на мои пожелания!
Д'Арлей больше не мог сдерживаться.
– Вы – Жак де Лалэн, величайший рыцарь во всем христианском мире, – воскликнул он, – это правда! Но вы также – слепой глупец! Обязанность любого патриота – не мешать победе нашей страны! А вы проповедуете никому не нужные правила рыцарства!
Жак де Лалэн с грохотом отбросил кресло и медленно поднялся на ноги. Он опустил сильные руки на край стола и уставился на д’Арлея хищным взглядом.
– Робин де Бюрей, сир д’Арлей, вы меня страшно оскорбили. Конечно, вы не стоящий меня противник, но вы должны ответить за свои слова только одним способом. Я требую сатисфакции!
– Я принимаю ваш вызов!
Бургундец удивленно взглянул на него, словно ждал, что д’Арлей станет вилять и попытается как-то оправдаться. Д 'Арлей поднялся с кресла. Первая волна гнева покинула его, и он понимал, что находится в опасности. «У меня нет шансов выстоять против этого мясника, – думал он. – Он разнесет меня на мельчайшие кусочки!»
– Я всегда сражаюсь только с теми людьми, чьи семьи могут похвастаться благородным происхождением по крайней мере в четырех поколениях со стороны отца и матери, – заявил де Лалэн, пытаясь найти слабую сторону в генеалогии д'Арлея.
– Семейство де Бюрей славится своим происхождением многие века. Этим действительно могут похвастаться далеко не все рыцари, – в тон наглому верзиле ответил д’Арлей. – Моя мать, как вам известно, Амалия де Мейли. А как насчет вашей генеалогии?
Некоторое время они молча сверлили друг друга взглядами. Бургундец побагровел и схватился за меч. Его ярость была настолько велика, что казалось, от нее сильнее раздались его и без того чересчур пышные рукава.
– Я хотел дать вам шанс отказаться от поединка, – фыркнул де Лалэн. – Вы этим шансом не воспользовались, а теперь мы можем разрешить наш спор только на поле чести.
– Я предлагаю вам снова сесть, – сказал д’Арлей. Он внезапно обнаружил, что у него трясутся коленки. – Мы можем с удобствами обсудить условия поединка. Я предлагаю сначала вспомнить условия Кодекса рыцарства применительно к существующей ситуации.
– Эти условия сформулированы предельно четко и ясно, – сказал де Лалэн, большим глотком отпивая вино.
– Они не так просты, как вы утверждаете. Мне известен Кодекс не хуже, чем вам, сударь. Позвольте мне заметить, что Кодекс пытается дать одинаковые возможности противникам, которые не равны по силе и опыту. Вы являетесь величайшим рыцарем всего христианского мира и должны признать, что мы не равны по опыту ведения поединков. Значит, это должно приниматься во внимание во время выбора оружия.
– Оружие выбирает оскорбленный противник, а им являюсь я.
– Напротив, это именно вы спровоцировали ссору между нами.
Бургундец нетерпеливо махнул рукой:
– Я не желаю с вами спорить. Я не адвокат и сражаюсь с помощью чести и стали, а не с помощью хитрых слов и рассуждений. Вы меня оскорбили, и это может подтвердить тот парень. Значит, оружие выбирать мне!
Д'Арлей понимал, что его жизнь зависит от выбора оружия.
– Оскорбление не всегда заключается в высказанных словах. Вы можете спровоцировать ссору враждебным взглядом или другим скрытым действием. Вы, Жак де Лалэн, смертельно меня оскорбили. С того момента, как я вошел в эту комнату, вы обливали меня презрением. Вы просто пыжились от гордости. Вы говорили то, что оскорбительно для любого француза!
– Но вы все равно оскорбили меня.
– Мы друг с другом не согласны, и что вы предлагаете? Подать жалобу в суд чести?
Бургундец фыркнул:
– Если понадобится, мы так и сделаем!
– Тогда нам придется вспомнить слова, которые вы сегодня говорили, – напомнил ему д'Арлей. – Вы в открытую насмехались над смелостью и умением французских рыцарей. Что решит суд чести по поводу ваших оскорблений?
Бургундец быстро взглянул на д’Арлея, и тому стало ясно, что наглости де Лалэна поубавилось.
– Я просто рассуждал в целом.
– Тем хуже. Вы посмели сомневаться в храбрости всех рыцарей. Вам стоит подумать о том, что будет, если мы не разрешим наш спор прямо сейчас.
Жак де Лалэн завертелся в кресле, как капризный мальчишка, которому не удается настоять на своем. Прошло некоторое время, прежде чем он заговорил:
– Какое оружие вы выбираете? Д'Арлей быстро ответил:
– Мою саблю. Бургундец громко захохотал:
– Саблю или меч? Вам известно, что я лучше всех в мире владею мечом?
– Я выбираю мою собственную саблю, – твердо повторил д’Арлей. – Вы будете сражаться саблей, имеющей тот же вес, длину и форму, что и моя.
Де Лалэн немного помрачнел.
– Дайте мне посмотреть, – потребовал он.
Д'Арлей достал саблю и положил ее на стол. Де Лалэн поднялся и взял в руки саблю. Кончиком пальца он коснулся острия сабли, а потом махнул ею в воздухе.
– Интересное оружие. Где вы его достали?
– Такой тип сабель обычно используется на Востоке. Мне привезли эту саблю из Испании.
– Я никогда прежде не видел ничего подобного, – заворчал де Лалэн, – она похожа на женское оружие, но конец у нее острый.
– С этой саблей сражаются без всяких доспехов.
– Ха, еще какие-то дополнительные условия! Мне следовало этого ожидать. Ясно, что хороший или просто удачный удар может пронзить человеческое тело. – Он с подозрением взглянул на д’Арлея. – Вы задумали нечто хитрое, и мне это совсем не нравится!
– Вы все равно можете выиграть. Вы же сами заявили, что прекрасно владеете любым видом оружия.
– Я прежде никогда не держал подобной сабли в руках. Бургундец вновь резко взмахнул саблей в воздухе, чтобы проверить баланс оружия. Потом он взглянул на эфес, там мелкой вязью было что-то написано по-арабски. Де Лалэну стало бы не по себе, если бы он мог прочитать эти слова: «Подарена Алассиром аль-Асмидом. Пусть отсохнет и сгниет рука врага моего друга, коснувшегося этой благородной стали».
– Кажется, вы умеете владеть этим новым оружием, – сказал он.
Д’Арлей уверенно кивнул:
– Да, вы правы. Я пользуюсь только им.
– А вот я не стану использовать в сражении это оружие! – Бургундец швырнул саблю на стол. – Я не сражаюсь на саблях!
– Тогда нам придется обратиться в суд чести, – заявил д'Арлей.
Де Лалэн заворчал:
– Говорю вам в последний раз: давайте выбирать оружие по жребию. Мы бросим монетку в воздух, а там будет видно.
Д'Арлей начал колебаться – он ни на секунду не забывал: если не настоит на своем, его ждет верная смерть.
– Только на саблях мы сможем сражаться на более или менее равных условиях, – заявил д'Арлей.
Бургундца было невозможно переубедить. Он упрямо повторял:
– Пусть все решит монетка.
Прежан Кеннеди поворачивал голову от одного к другому и от волнения шумно дышал. Он шепнул на ухо д'Арлею:
– Если вы поддадитесь этому мяснику, клянусь святым Эндрю, вы подпишете свой смертный приговор.
Д'Арлей в свою очередь шепнул ему:
– Если я буду продолжать спорить, он меня объявит трусом. Мне не стоило затевать с ним ссору, а теперь придется отвечать за это.
В комнате воцарилась тишина. А'Арлей нарушил ее первым:
– Клянусь Богом, пусть будет по-вашему, бросайте монетку!
Де Лалэн достал из кошелька золотую монету и поднял ее вверх.
– Это старинная английская монета, д'Арлей, моя сторона–с головой короля, то есть решка. Вы можете выбрать сторону с крестом и трилистником. Согласны?
– Согласен.
– Меня не устроит, если мы только подбросим монетку в воздух, – заявил величайший рыцарь всего христианского мира.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66