Нужно было учесть множество вычетов и надбавок. Мы работали вместе со Сюзан Клейбоун: одна считала на калькуляторе, другая вкладывала деньги в конверты вместе с листком бумаги, на котором указывалось, из чего складывается данная сумма. Обычно этим занималась я. Сюзан проверяла и пересчитывая деньги, прежде чем заклеить конверт. Как правило, мы заканчивали работу в четверг вечером перед тем, как уйти домой, и закрывали все в сейф до утра. Но иногда не успевали и доделывали в пятницу пораньше.
К счастью, однажды в августе Сюзан заболела и не вышла на работу; я сказала мистеру Уорду, что справлюсь той одна, и действительно справилась. Единственное, что могло испортить мне все дело, пока Сюзан будет в отпуске, это ненужная помощница, но после того случая вряд ли кого-то станут мне навязывать.
Я думала, что с радостью пошлю все к черту, когда настанет время, хотя это и была самая лучшая и самая интересная работа из всех, которые у меня были.
Донна вечно надоедала мне, уговаривая куда-нибудь пойти с ней вечером, а я отговаривалась, не желая лишних осложнений. Донна жила в Барнете, и как-то в воскресенье я приезжала к ней на чай, но этого ей было мало. И вот чувствуя, что дело идет к концу, я согласилась, и мы с двумя её знакомыми, отправились в загородный ресторан возле Эйлсбери – «Две шестерки».
Только зная таких мужчин, как Марк Ротлэнд, или даже Терри Холбрук и Элистер Макдональд, понимаешь, как примитивны и ужасно скучны большинство молодых людей. Мне достался неуклюжий краснощекий здоровяк с близко посаженными голубыми глазами и облупившимся носом. Он все время говорил про свою машину, про гольф и про отпуск, который провел в Испании. Он, видно, считал себя неотразимым, к тому же он непрерывно курил, что не особо приятно некурящим, вроде меня. Я здорово наглоталась дыма его сигарет.
Загородный ресторан оказался захудалой забегаловкой с ужасными черными балками и плафонами, сделанными из старых стеклянных пивных кружек. Но я видела, что Донне там нравится, и потому не возражала. Мы пару раз станцевали, потом болтали, пока играла другая музыка, как вдруг коротышка в красной бабочке протиснулся ко мне через весь зал.
– Простите, пожалуйста, вы не Пегги Никольсон?
Мне не пришлось даже притворяться, потому что я не Пегги Никольсон и никогда ей не была. Удивление получилось вполне искренним. Сначала я оглянулась, чтобы убедиться, что обращаются ко мне, потом сказала:
– Боюсь, вы ошиблись. Меня зовут Мэри Тейлор. Миссис Тейлор.
Поправив очки, мужчина смотрел на меня в упор.
– Так вы не… О, простите, но мне показалось, что нас с вами знакомил Дэн Омэр два года назад к Ньюкасле… Я был уверен…
– Нет – я улыбнулась. – Простите но я никогда не была в Ньюкасле.
– Даже проездом, – сострил приятель Донны и рассмеялся.
Вид у коротышки был глупейший.
– Тогда прошу прощения. Удивительное сходство. Тысяча извинений.
– Не за что, – улыбнулась я. – Жаль, что ничем не могу помочь.
– Чертовски глупо, – пробурчал мой спутник, когда мужчина отошел. Зачем тебе помогать черт-те кому, только чтобы завязать разговор?
Коротышка, которого я и правда не могла даже вспомнить, явно не знал, что Пегги Никольсон разыскивает полиция. Раза два, танцуя неподалеку, я ловила на себе его пристальный взгляд. И Донна тоже стала на меня поглядывать.
Потом, уже вечером, она сказала мне в туалете:
– Да, темная ты лошадка.
– Причем тут я?
– Как-то странно ты себя вела, когда подошел тот тип. Ты правда совсем его не знаешь?
– Да я его никогда в жизни не видела!
Она покачала головой.
– Я, верю, верю, но что-то все же у тебя в прошлом есть…
– Есть у каждого.
Она прищурилась.
– Не сердись, милая, я не собираюсь совать нос в твои дела, но ведь ты никогда о себе ничего не рассказываешь. Только это я и имею в виду. Да и вообще я просто пошутила.
– Ладно, шути, – фыркнула я.
Она обняла меня за плечи.
– Ну что ты, не сердись. Ты работаешь у Ротлэндов уже больше полугода, а я совсем тебя не знаю. Мне кажется, я вообще тебя не понимаю. Ты мне нравишься, но я даже не представляю, о чем ты сейчас думаешь. Ты всегда словно за стеклянной стеной. Теперь можешь сердиться, если хочешь!
Я рассмеялась.
– Берегись! Вдруг кто бросит камень в эту стеклянную стену.
Седьмого сентября Марк Ротлэнд зашел ко мне в бухгалтерию, когда Сюзан Клейбоун не было на месте; волосы его торчали во все стороны. Он неожиданно спросил:
– Не знаю, чем вы собираетесь заниматься в субботу, но я еду в Ньюмаркет на скачки. Составите компанию?
Мне пришлось срочно принимать решение. Хорошие девочки не задают вопросов.
– Большое спасибо, мистер Ротлэнд. С удовольствием.
– Прекрасно, – он весь вспыхнул. – Я заеду за вами в двенадцать тридцать. Наряд подойдет любой.
– Большое спасибо, – повторила я.
Вот и все. Больше не было сказано ни слова.
Два месяца с тех пор, как я побывала у него дома, мы не раз видели друг друга, но говорили только о самых обычных вещах. Конечно, за его любезным отношением я ощущала интерес; не раз, когда мы оставались в кабинете одни, он бывал не только деловым; особенно, когда рядом не было Терри – он уехал в августе на три недели.
Но тут Марк Ротлэнд впервые проявил инициативу. Жестокая шутка судьбы! Я знала, мой тип лица и фигуры теперь в моде, но можно было работать хоть в десяти фирмах с молодыми директорами, и они меня едва ли вообще заметили. Но не везет – так не везет!
Лучше бы мне отказаться. Марк с Терри ревновали друг друга по любому поводу; я могла стать новой причиной их вражды: ведь если Терри узнает, что я ездила с Марком после того, как отклонила все его предложения, то воспримет это как смертельное оскорбление.
Тогда мне казалось, что беспокоиться не стоит: через три недели все кончится и я буду далеко отсюда. К тому же я не видела скачек уже месяца три, поскольку в фирме Ротлэндов по субботам работали. Короче, такое предложение я никак не смогла отклонить.
Утро в субботу выдалось пасмурное, но к десяти проглянуло солнце и дорожки успели просохнуть. Чтобы переодеться после работы, я прихватила с собой выходной костюм и после окончания работы несколько минут слонялась по кабинету, дожидаясь, чтобы большинство коллег ушло. Особенно мне хотелось, чтобы убралась Донна, и только убедившись, что та отправилась домой, я пошла на автостоянку, где уже ждал Марк. И, разумеется, там оказался мистер Уорд, который при виде меня саркастически ухмыльнулся.
Марка, похоже, это мало заботило; он сунул мне в руки пакет с бутербродами.
– Боюсь, придется вам довольствоваться этим. Если не останавливаться по дороге, как раз успеем к первому заезду.
На первый заезд мы попали, к тому на лучшие места. Я никогда там прежде не сидела. В Ньюмаркете я вообще бывала только дважды: один раз – на стоячих местах, другой – вообще с противоположной стороны поля.
Оказалось, я лучше разбираюсь в лошадях, чем Марк Ротлэнд. Перед трехчасовым заездом я показала ему Телепатию, молодую серую кобылку. Я видела её всего в год от роду. И знала, что она дважды за последний месяц приходила второй на длинных дистанциях, причем каждый раз её обходили перед самым финишем. Дорожка не была сырой и вязкой, значит на этой дистанции Телепатия была явной фавориткой.
– Хорошо, я поставлю на неё пятерку, – снисходительно согласился Марк. – Поставить что-нибудь за вас?
– За меня? Нет, спасибо. Я не играю.
– Почему? Никогда?
– Денег жалко, – напрямую заявила я.
Он уставился на меня, и мы расхохотались.
– У меня просто нет лишних денег, которыми не жалко рискнуть, – добавила я.
– Ну что же, заставлять не буду.
Когда Марк сделал ставку и вернулся, лошади уже стояли на старте. Никогда ещё я не глядела в бинокль с таким нетерпением. Телепатия обошла остальных на голову. Довольный Марк отправился за выигрышем. Вернулся он с шестью фунтами для меня.
– Я поставил за тебя фунт на счастье. Как-никак твоя Телепатия фаворит.
– Но я не могу принять эти деньги, Марк. Ты ставил свои. И если бы проиграли…
Я впервые назвала его по имени и на «ты». Он настаивал, и мне пришлось взять выигрыш.
В следующем заезде у меня не было идей, Марк сам выбрал лошадь и проиграл.
– Не понимаю, – обратился он ко мне, – сам я не Бог весть какой игрок, но если не выиграю на скачках хотя бы несколько фунтов, сразу портится настроение. Если ты не играешь, что тебе нравится в скачках?
– Я люблю лошадей.
– Просто лошадей?
– Да. Люблю на них смотреть. По-моему, на свете нет ничего красивее.
Марк смял билеты тотализатора и бросил их в мусорную корзину.
– Ты ездишь верхом?
– Немного.
– И не так часто, как хотелось бы?
– Нет времени. И потом… это слишком дорого.
Мы стали просматривать список участников четырехчасового заезда. Так вышло, что фаворита звали Гластбери Торн.
– Кстати, – вспомнила я, – что это за фирма – «Гластбери Инвестмент Траст»?
– Что? – Марк внимательно взглянул на меня. – Почему ты спрашиваешь?
– Где-то видела недавно это название.
– Ты могла его видеть где угодно. Это крупная страховая компания, и богатая. Недавно они купили две издательские фирмы – «Коган» и «Бартлет и Лик».
Я вернулась к скачкам.
– Нет, на него я не поставлю. Как насчет Лемон Курт? На той неделе он стал победителем в Хемпдон-Парк.
Марк продолжал свое.
– Их следующей жертвой может стать и такое небольшое издательство, как «Ротлэнд». Конечно, они могут проглотить нас хоть завтра и даже не заметить, но, к счастью, так не получится, потому что восемьдесят процентов наших акций пока находятся в руках семьи.
Он поставил на Лемон Курт, но фотофиниш показал, что тот пришел вторым.
К тому времени мы стояли возле самых поручней, и совсем рядом с нами на стоячих местах оказалась кучка парней лет восемнадцати, изображавших панков – кожаные куртки, цепи, заклепки, которые бурно ссорились с двумя толстяками-букмекерами. Все стихло, когда появились полицейские, но вскоре опять поднялся шум и полетела брань.
– Крысята поганые, – буркнул Марк.
– Чего ещё ждать от детей асфальта?
Он удивленно покосился, не зная, как понять мои слова.
– Тебе нравятся панки?
– Нет, но это не настоящие панки, а просто парни, которые следуют моде.
Марк пригладил рукой волосы и уткнулся в программу скачек.
– Это просто мода, и все, – продолжала я. – Ты следуешь своей моде и надеваешь пиджак с галстуком, а я обрезаю юбку выше колен.
– Но мы не сбиваемся в стаи и не шатаемся по улицам, задевая прохожих и нарываясь на неприятности!
– Да, но почему? Потому что ты рос в приличной семье, в хорошем доме. А видел бы ты, в каких условиях живут они!
– А ты видела?
– Видела, – отрезала я и замолчала. Слишком далеко я зашла.
Марк опять повернулся к парням.
– «Неладно что-то в Датском королевстве», – процитировал он «Гамлета», – согласен. Но не все же становятся панками… Мозгов у них нет вообще, а что за вид… Поодиночке они ни на что не отважатся, поэтому собираются в банды. Их вина или нет, мне они все равно не нравятся.
– Я тоже хулиганов не люблю, – заметила я.
– И все-таки их защищаешь.
– Эти ребята – не хулиганы. Они довольно неприятные и, может быть, тупые существа. Но ничего ужасного в них нет. Большинство из них просто… не находят себе места. Тебе трудно понять. Почти все они работают, и даже неплохо зарабатывают, но заняты однообразным и безрадостным трудом и не видят никаких перспектив до конца жизни. Их мозгов хватает, чтобы понять это. Попробуй сам так жить, посмотрим, как ты станешь беситься. Может быть, лучше всего им служить в армии или во флоте. Но сами они вряд ли это понимают.
– Нет, – сказал Марк. – насчет флота я не согласен.
– Но где же тогда выход?
Он посмотрел на меня и вдруг улыбнулся.
– А вот: поставить последний грош на Балет Герл в заезде в четыре тридцать.
После скачек мы ужинали в Кембридже. По дороге Марк сказал:
– Я ведь совсем ничего не знаю о тебе, Мэри. То ты вдруг вспыхнешь, то опять уходишь в себя.
– Да нечего особенно знать, – отмахнулась я.
Думаю, тогда я уже поняла, что задержалась на своей работе слишком долго. Марк Ротлэнд оказался уже третьим, который говорил, что во мне есть нечто загадочное, и заинтересовался мной настолько, что захотел узнать поближе. Это всегда было слабым местом в моих планах. Когда за семь недель успеешь прикарманить денежки, никто не успевает с тобой поближе познакомиться. А семь месяцев для моего дела слишком много.
– Я знаю только, – продолжал Марк, – что тебе двадцать три года, что в девятнадцать ты вышла замуж, теперь овдовела. Отец и мать твои в Австралии, и ты ходила школу в Норидже. И все, ведь правда? Еще я знаю, что у тебя светлая голова и талант к математике. С тех пор, как ты у нас появилась, ты ни разу не ошиблась. Ты боишься грозы и любишь смотреть скачки, но не делаешь ставок. Умеешь одеваться – вот, например, как сейчас, – но на службе об этом не думаешь. У тебя вполне приличные манеры, но время от времени ты будто не понимаешь простейших вещей, которые другим кажутся само собой разумеющимися.
– Например? – тут же спросила я.
– Пусть тебя это не волнует. Ты говоришь, что закончила среднюю школу, и речь у тебя в целом правильная, но иногда ты даешь понять, что детство было очень трудным. Когда дело касается работы, тебя не упрекнешь в недостатке инициативы, но ты как будто живешь какой-то другой жизнью. Я никогда не слышал от тебя ни одного недоброго слова о других, но ты яростно охраняешь свой мир и готова ополчиться против всех. Что у тебя за тайна, Мэри? Скажи!
За ужином я подумала, что дело принимает слишком серьезный оборот. Марк не давал воли рукам, как кузен, но ситуация становилась опасной. Чтобы направить его мысли на другое, я принялась расспрашивать о нем самом. Мать его была ещё жива, у нее квартира в Ханс-Плейс.
– Почему ты ушел с флота?
– Лучше спроси, зачем я туда пошел? Просто к тому времени отец решил, что меня нужно избавить от неприятной волынки в семейной фирме, поэтому меня послали в Дартмут. А оттуда, конечно, прямой путь на флот.
– Значит, вы норовили избавиться от неприятных обязанностей?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33