Томас, причем их посчастливилось приобрести всего на три шиллинга выше последнего рыночного курса.
Второе письмо было личным посланием одного из партнеров фирм «Джонсон и Джонсон», который уведомлял мистера Холбрука, что после визита мистера Терри Холбрука в прошлый понедельник они навели справки и выяснили, что компания «Гластбери Инвестмент Траст» проявляет определенный интерес. «Однако, – говорилось далее с письме, – совершенно ясно, что при столь малом количество акций в руках простых акционеров вряд ли кто-то может принудить вас к действиям, которые пойдут вразрез с желаниями вашего теперешнего правления. Сообщите соображения на этот счет – либо всего правления, либо ваши лично, если они расходятся с мнением остальных В дальнейшем можно будет устроить частную беседу с мистером Малькольмом Лестером».
Письма явно были из одной оперы. Но не устрой Холбрук мне головомойку, я бы никогда о них и не вспомнила.
Весь июнь стояла жара, но самой невыносимой оказалась третья неделя.
В четверг днем мистер Уорд послал за мной.
– Вы умеете водить машину, миссис Тейлор?
– Нет. – Я умела, но права у меня были на другую фамилию.
– Жаль, что среди прочих ваших достоинств нет этого. Я надеялся, что вы мне поможете.
– А в чем дело?
Он снял очки и посмотрел на них так, словно те чем-то провинились.
– Да все эта работа для «Лайвери Компании», Мы обещали сделать её к следующей среде, но я усомнился в готовом макете. Будь это обычный случай, но тут заказ принимал лично мистер Ротлэнд, и дело ещё усложняется обедом, который заказчики дают королеве-матери. Мы печатаем им меню, и поэтому ошибиться просто нельзя. Я уже говорил с мистером Ротлэндом по телефону.
– Вы хотите сказать, он решил посмотреть?
– Да. Но после травмы он ещё не ходит.
– Можно взять такси, – предложила я.
Уорд устремил на меня взгляд поверх своего длинного тонкого носа, явно прикидывая, во что это обойдется.
– Да, полагаю, придется. Он дома, в Литтл-Гадстене. Будь Торнтон на месте, я послал бы его…
Я думала, что на улице будет прохладнее, но спасения от духоты не было и там. гак же душно. День стоял пасмурный и парной. Минут сорок пять такси добиралось до небольшого нарядного дома с высокими трубами, узкими окнами и площадкой для гольфа под боком.
Пожилая женщина в полосатом фартуке впустила меня внутрь. Марк Ротлэнд смотрел по телевизору скачки в комнате с открытыми настежь французскими окнами до самого пола, которые выходили на лужайку в саду. Одна нога его лежала на диване.
При виде меня он улыбнулся.
– Как поживаете? Простите, что приходится принимать вас так. Садитесь, пожалуйста.
Я улыбнулась ему в ответ и протянула папку
– Вам, наверное, известно, что хочет мистер Уорд. Как ваша нога, мистер Ротлэнд? Лучше?
– Да, заживает. Ну, давайте посмотрим, что тут. – Густая шапка его черных волос как обычно была нечесана, но в рубашке с открытым воротом и в старых фланелевых брюках Марк Ротлэнд казался не таким бледным, как в выходном костюме. И даже выглядел не столь худым и хилым, хотя должно быть наоборот.
Пока он листал меню, я смотрела телевизор.
– Да, Уорд прав, мне это тоже совсем не правится. – Он сел к столу. – Жарко, правда? Вы приехали на такси?
– Да, машина вернется за мной через пятнадцать минут.
– Выключите телевизор, если мешает.
– Нет… там кончается заезд. Это ведь Хемпдон-Парк?
Марк принялся что-то писать на полях меню.
– Интересуетесь скачками?
– Обожаю.
Он поднял удивленные глаза.
– И часто на них ходите?
– Нет, удается редко.
– На скачки ходят с компанией. У вас она есть?
– Нет, теперь нет, – я вовремя вспомнила, что вдова.
– Ваш муж был любителем?
– Да, верно.
Марк Ротлэнд вновь склонился над меню, и тут раздались раскаты грома. Сначала гремело далеко, потом все ближе, словно запрыгала по ступеням газонокосилка. Я встала и выключила телевизор перед самым окончанием скачек.
Марк Ротлэнд покосился на меня.
– Еще минут пять, и все. Если хотите, посмотрите розы в саду. В этом году они расцвели очень рано. Там, за углом, есть клумба «Сияющего оникса».
– Гроза собирается.
Он кивнул.
– Пожалуй, вы правы.
В комнате потемнело. Небо зловеще порыжело, листья дерева у окна свинцово блестели. Вспышка молнии заставила меня подпрыгнуть и поспешно отступить в глубь комнаты.
Ах, старая Люси… Никуда от неё не денешься, никуда.
«Закрой зеркало, милая, – сказала бы она. – Не дай бог увидеть в нем молнию, ведь это огненный глаз дьявола. Бог так показывает нам ад. Убери ножи; если на них попадет отблеск молнии, она проникнет в тебя, как только ты их возьмешь потом». Никакие научные объяснения не могли её переубедить.
В комнате стемнело, она казалась теперь довольно унылой. Полки со старыми черепками, фигурками и вазами с отбитыми краями, некоторые покрыты таким слоем древней сухой глины, что хотелось пройтись по ним жесткой щеткой. Перед полками стояло пианино, а на нем фотография молодой женщины на фоне чего-то вроде Стоунхенджа. Донна оказалась совершенно права: женщина была некрасива, но на слишком длинном лице чудесные большие и яркие глаза.
Вспыхнула молния и совсем рядом оглушительно и грозно грянул гром.
«Мы все грешны, – говорила Люси, держа меня на коленях, словно иначе я могла поскользнуться и рухнуть в какую-то разверзшуюся пропасть. – Мы все погрязли в грехах, и черви нас съедят. Но лучше быть съеденным червями, чем сгореть в пламени! Смотри, чуть в нас не попал! Ударил в самое окно, я видела, как мелькнул язык. Но нас не достал. Вырвался сегодня дьявол наружу, ищет себе добычу. Закройся с головой, милая, не смотри на него, не смотри, береги свои глазки!».
Переубедить Люси было невозможно, она была просто смешна. Я рассмеялась. Марк Ротлэнд бросил взгляд в мою сторону, и я кашлем заглушила смех.
– Вот как надо сделать, – сказал он, опять заглядывая в меню. – Теперь гораздо. Посмотрите, я объясняю вам на случай, если Уорд не разберется.
Я опять вернулась к дивану, и Марк принялся объяснять. Но когда нас озарила вспышка молнии, я, вскрикнув, выронила бумаги.
– Вы испугались? – подхватился он.
Я принялась что-то лепетать, но слова потонули в раскатах грома, молния ударила, казалось, в самый дом. Вся комната затряслась и задрожала, как при землетрясении. А потом наступила пугающая тишина.
Я видела, Ротлэнд ждет, что я подойду ближе, но не двигалась. Тогда он предложил:
– Включите свет, если хотите. Выключатель возле двери.
Я стала шарить по стене, но не могла найти, пальцы мои дрожали. За окнами не было слышно ни звука – ни раскатов грома, ни шума дождя.
– Словно ждешь, когда сбросят следующую бомбу, – заметил Ротлэнд. – Хотите чаю? Как раз время.
– Нет, спасибо.
Помолчав, он добавил:
– По-моему, гроза уходит.
– Простите, я всегда её пугаюсь…
– Удивительно.
– Почему?
– Ну, теперь, когда вы спросили, я сам не знаю, что сказать. Просто вы производите впечатления человека, которого нелегко чем-то испугать.
– Вы же меня совсем не знаете.
– Совершению верно. Мы действительно совсем не знаем друг друга. Посмотрите, дождь начинается.
Я медленно двинулась по диагонали к окну. Две крупные капли величиной с шиллинг упали на ступеньку и растеклись.
Марк Ротлэнд опустил меню и приподнялся в кресле. Потом с помощью палки встал.
– Не интересуетесь древнегреческой керамикой?
– Я ничего о ней не знаю.
– Я заметил, вы её разглядывали. Это моей жены. Она собирала старинную керамику ещё до того, как мы поженились.
Опять ударил гром.
– А что с моим такси? – спросила я.
– Сомневаюсь, чтобы оно уже вернулось.
– Все равно я не хотела бы уходить, пока это не кончится.
– Не волнуйтесь, гроза скоро пройдет. – Он видел, в каком я состоянии, поэтому и стал рассказывать о гончарном искусстве древних греков. Я слышала, как он говорит что-то о Крите и Делосе и о многих сотнях лет до нашей эры. Он сунул мне в руки маленький горшок и сказал, что это прощальный кубок, из которого пили, собираясь в дорогу, но я все время ждала следующего удара грома.
И он грянул. Комната осветилась, два зеркала, изразцы на камине, стекла фотографий – все засверкало, замигало и вновь погрузилось в темноту. Потом раздался такой звук, будто небо было покрыто дешевой жестью и на неё обрушилось что-то тяжелое. Небо проломилось, и эта тяжесть рухнула на дом.
Смерь, гибель, катастрофа… Грозы, и суд, и грехи… И только червь не умирает.
– И она… все это… привозила с собой? – спросила я.
– Да. Не знаю, имеет ли для вас это какое-то значение, но для меня держать в руках черепок, которым пользовался кто-то ещё за пять столетий до рождества Христова…
Вслед за новой вспышкой молнии прямо на крышу обрушился ещё один неистовый раскат грома, даже уши заложило.
– Довольно близко, – заметил Марк, глядя на меня.
Видит ли он холодный пот, выступивший у меня на лбу? Во всяком случае, он проковылял через комнату и включил свет.
– Садитесь, миссис Тейлор, раз вас так это беспокоит. Я налью чего-нибудь выпить.
– Нет, спасибо. – Я была не только испугана, но и сердита.
– У человека очень мало шансов погибнуть от молнии.
– Я знаю. Я все знаю.
– И не помогает?
– Нет.
– В некотором смысле, – заметил он, – мы с вами в равном положении.
– Не понимаю.
– Ну, вы ведь недавно потеряли мужа, верно?
– О… о, да. Понимаю, что вы имеете в виду.
Он поставил черепок обратно, передвинул пару других вещиц на полке.
– Как это случилось… с вами?
– Это… это случилось так внезапно, мистер Ротлэнд. Джим ехал на мотоцикле. Сначала я просто поверить не могла, если вы понимаете…
– Да-да, я понимаю.
– Потом, когда дошло до моего сознания, я почувствовала, что должна уехать. Я не могла там жить. Гораздо хуже, когда приходится оставаться, вот как вам.
Он поудобнее устроил больную ногу.
– Не уверен. С одной стороны, это постоянное напоминание, но с другой – успокоение; быть среди вещей, которых она касалась… – Он замолчал. – Много всего говорят о том, как следует принимать такие события, но когда настигает тебя, словно открывается новая страница, совершенно незнакомая. И что ты на ней напишешь, заранее никто не знает. Ясно одно: нельзя вывести правило, единое для всех.
Временно затихшая природа взорвалась вспышкой и грохотом, ударившим в проклятый дом, словно бомба. Свет потух, за окнами раздались треск и хруст. Не знаю, кто из нас бросился первым, но мы столкнулись. Меня обуял такой панический страх, что я не сразу поняла, что это Ротлэнд. Через несколько секунд оказалось, что он держит меня, а я дрожу. Я попыталась перевести дух.
Послышался чей-то голос. Видимо, женщины в фартуке.
И тут хлынул ливень. Шум его нарастал, пока не превратился в грохот, подобный барабанному бою во время расстрела.
Теперь я уже стояла сама по себе, а Марк Ротлэнд двинулся к двери. В комнату вошла экономка.
– У вас все в порядке, сэр? Это наш клен трещал, в него ударила молния, ветка отломилась; и свет погас! Какое счастье, что вы отошли от окна, я за вас испугалась. Все нормально, мисс? Там машина пришла. Я хотела узнать… о, смотрите, оконное стекло в столовой раскололось!
Марк, хромая, прошел к окну, а я осталась на месте. Отсюда мне видна была лужайка, уже залитая водой, по поверхности которой плавали лепестки роз. На ступенях лежала отломившаяся огромная ветка дерева.
– Сегодня и правда опасно, – продолжала женщина. – Такого я вообще не припомню. – Она закрыла окна и заперла задвижки. На ковре уже натекла лужа.
– Там, в столовой, есть бренди, миссис Ленард, – сказал Марк. – Я думаю, миссис Тейлор не откажется выпить.
Я опустилась в кресло в глубине комнаты и сцепила руки, чтобы унять дрожь. Казалось, Ротлэнд повеселел, стал гораздо бодрее, чем раньше, словно что-то произошло.
– У человека мало шансов погибнуть от молнии – передразнил он себя. – В будущем мне лучше держать свой болтливый язык за зубами.
– Ш-шофер т-такси. Он ж-же весь п-промокнет.
– Ничуть, если не будет выходить из машины.
– Я… не могу пока уйти… пока это не закончится.
– Разумеется.
– Мистер Уорд будет недоволен. Ему макет нужен к четырем.
– Ничего, подождет. Ему это не повредит.
Когда миссис Ленард принесла бутылку и стаканы, раздался ещё один раскат грома, но после предыдущего оглушительного удара, этот не произвел никакого впечатления. Ротлэнд налил мне немного бренди.
– Выпейте, – сказал он. – И вы тоже, миссис Ленард.
Я сделала глоток и закашлялась. Напиток был крепким и обжигал. Но я выпила все залпом и почувствовала, как внутри занимается огонь. Миссис Ленард пошла поглядеть, не пострадал ли верхний этаж. А я утратила над собой контроль и заметила:
– Да, интересно, кто же выиграл заезд?
– А кто вел, когда вы выключили?
– Норд Винд. Но фаворитом был Галли Джимсон.
Минут через десять зажегся свет, но теперь ему едва ли кто обрадовался. Дождь стал утихать. Сода по-прежнему стекала по желобу, журчала в трубах. Миссис Ленард просунула голову в дверь, чтобы сказать, что наверху ничего не пострадало. Ротлэнд позвонил мистеру Уорду и объяснил, что случилось.
Я поднялась, чтобы идти. У меня все еще, как у пьяной, дрожали колени, но думаю, этого не было заметно. Марк Ротлэнд отдал мне верстку и, хромая, проводил до двери. Держался он просто и дружелюбно. Его едва можно было узнать. Когда мы пили чай после выставки роз, он был скован, чувствовал неуверенность в себе или что-то еще. Теперь все было иначе. Но все же мне казалось, что он не рискнет последовать примеру своего двоюродного брата.
В такси мне вдруг стало стыдно и неудобно за себя. Сначала я даже подумала, что заболела. Понадобилось некоторое время, прежде чем мне удалось разобраться, что было не так; в конце концов я отнесла это на счет того разговора, про гибель моего мужа и смерть его жены.
5
Если Сюзан Клейбоун берет отпуск с десятого по двадцать шестое сентября, лучшим днем для изъятия денег, по моим расчетам, получался четверг, двадцать второе.
Зарплату выдавали в пятницу с одиннадцати утра. Самое трудное заключалось в том, чтобы рассчитать заработную плату квалифицированных печатников.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33