– Ты. Ты собираешься. Даже в шутку нельзя такое говорить. Я полагаюсь на тебя, Марни.
– Хорошо, хорошо, не нужно так волноваться. Я только спросила. Неужели нельзя задать вопрос, чтобы ты не искала в нем какого-то глубокого смысла?
– Раз спрашиваешь, значит, думаешь об этом.
– Перестань, не говори глупостей. – Я погладила её по щеке. – Живешь тут с Люси и придумываешь всякое. – Я включила телевизор. – Посиди здесь до ужина. А если я когда-нибудь надумаю выйти замуж, то подцеплю миллионера, который обеспечит нас обеих!
Мама опустилась в свое любимое кресло. Казалось, ей полегчало. Когда на экране появилось изображение, она оказала:
– Не шути этим, Марли. По мне пусть бы все оставалось, как есть. Не представляю мою маленькую девочку… и все это.
Возвращаясь на следующий день в Лондон, я тревогой думала о нашем разговоре. Гораздо легче было бы сказать правду – хотите принимайте, хотите нет. Думаю, я даже выиграла бы в глазах Марка, представ заботливой дочерью, совершающей кражи ради одинокой матери и ставшей для неё единственной поддержкой и опорой.
В известном смысле я действительно всю жизнь воровала ради нее, хотя свести все к этому – здорово упростить дело. Я брала деньги и для себя тоже. Все тут переплелось.
В поезде я вспоминала дядю Стивена, оплатившего мои бухгалтерские курсы, и как я сначала честно работала в нескольких местах. А потом работа в Бристоле – на два фунта в неделю больше и перспективы роста, но только я устроилась туда, у мамы началось варикозное расширение вен. Я узнала об этом из письма Люси, в котором она сообщала, что мама в больнице и понадобится операция. Я продолжала работать, ожидая новостей, но через неделю не выдержала и взяла два дня, чтобы навестить маму.
Ее поместили в местную больницу, а там началась эпидемия гриппа; мама лежала в палате длиной с вокзальный перрон, у самой двери. Ну конечно, она подцепила грипп и была страшнее смерти. В моем распоряжении был только день, я хотела выяснить, что с ней, но ни у кого для меня не было времени. Мама сказала, что лежит уже две недели, ей ничего не делают и стало только хуже, она оказалась на чудовищном сквозняке, дверь рядом с кроватью хлопает триста раз на дню, начиная с пяти утра, и сестры больше всего заботятся, чтобы она поскорее отдала концы и с ней не нужно было возиться.
Ну, сначала я поговорила с медсестрой, потом имела – со старшей медсестрой, которая держалась так, словно только что спустилась с божественных высот на грешную землю; и тогда я просто вышла из себя и потребовала встречи с врачом, и начался скандал, потому что тот был занят с каким-то больным, но я в конце концов добилась своего.
Я высказала ему все, что думаю об их больнице, о том, как они лечат мою мать, а он терпеливо слушал с таким видом, словно ему все давным-давно надоело, и это меня окончательно взбесило. Теперь я, конечно, понимаю, какой предстала перед ним. Тогда я вовсе не умела одеваться, а правильная речь и хорошие манеры, которых едва успела набраться, ещё слетали с меня как шелуха, стоило разозлиться. Помню, на мне было коротковатое ситцевое платье и капроновые чулки, которые я купила по дешевке и они едва закрывали колени и никак не гармонировали с белыми туфлями; у меня была химическая забивка, а в руках я держала большую пластмассовую сумку. Он, наверное, решил, что явилась я из какой-то пивнушки или из чужой постели, если вообще не с панели.
Как бы то ни было, едва я остановилась, чтобы перевести дух, он сказал:
– Вполне понимаю ваше беспокойство, мисс… э… Элтоп, но могу поклясться – вашей матери ничто не угрожает. Может быть, вы не знаете, что варикозное расширение вен вызывается тяжелым физическим трудом и переутомлением, долгим стоянием на ногах и общим пренебрежением к здоровью. В результате стенки сосудов приходят в негодное состояние, они трескаются, начинается воспаление. Мы не можем приступить к операции, пока воспаление не сойдет. Время, которое ваша мать провела в больнице, не потеряно напрасно из-за нашей халатности и пренебрежения к больным, а нужно было ей для отдыха и правильного питания, для заживления воспалившихся вен.
– Какой же это отдых, – возразила я, – если она не может уснуть, рядом с ней все время хлопает дверь? И питание, она говорит, ужасное.
Тут наконец и у хирурга лопнуло терпение.
– Милая девушка, – сказал он, – вы понимаете, что в городе свирепствует эпидемия гриппа? У нас не хватает коек для тех, кто нуждается в неотложной помощи, и персонал больницы просто сбился с ног. В идеальных условиях вашей матери нужна бы отдельная палата, но мы до этого ещё не дожили и не доживем – ни я, ни вы. Поэтому мы делаем все возможное, исходя из наших сегодняшних средств и обстоятельств. Я постараюсь найти вашей матери место подальше от двери. И надеюсь, что смогу прооперировать её на следующей неделе. Чем быстрее вы заберете её домой, тем лучше. Но она ведь работает в магазине, Верно? Так я вас предупреждаю, что в будущем ей можно будет работать только там, где не нужно весь день стоять на ногах. Ей нужна сидячая работа, иначе она через три месяца снова попадет сюда в ещё худшем состоянии. И хотя жизни её ничто не угрожает, она может стать инвалидом. Она не сможет ходить. А теперь прошу меня извинить.
Я вернулась к маме, чувствуя, что сделала все, что могла.
– Не волнуйся, – сказала я. – Тебя переведут подальше от двери. Я договорилась… Тебя нужно было немного подержать здесь, чтобы подлечить ноги, дать им отдых, но теперь все будет хорошо.
Я подсела к ней, продолжая думать о словах хирурга. Тут как раз подошла сестра.
– Вам пора. Вы же знаете, сегодня посещений нет. Вам и так пошли навстречу.
Я повернулась к маме.
– Не волнуйся. Скоро мы тебя отсюда заберем. Я ещё не говорила тебе, что мне предложили прекрасную работу?
– Правда? Где?
– В Суонси. Подробностей пока не знаю. Но думаю, я её получу.
– Место приличное?
– Конечно, приличное. За кого ты меня принимаешь? Место секретаря, и будут хорошо платить. Во всяком случае, тебе не придется возвращаться на работу сразу как ты выйдешь отсюда.
Вернувшись в Бристоль, я сразу уволилась и переехала в Суонси. Там устроилась кассиром в универмаг под именем Мод Грин. А через три месяца исчезла, прихватив триста девяносто фунтов. Это было мое первое дело, и я тогда изрядно перепсиховала.
В то время я была абсолютно уверена, что делаю все ради мамы. Но теперь кажется, я пошла на это все-таки из-за себя.
– Вот видишь, я всегда говорила, что ты штучка! – заявила Донна, Надо же! Сколько это все продолжалось? Ладно, не говори мне про любовь с первого взгляда! Сначала я думала на Терри; уверена, он тоже тобой интересовался; но ты, конечно, не прогадала. Ротлэнд совсем другой. Куда серьезнее, если ты понимаешь, что я имею в виду. Где вы собираетесь жить? Нам будет тебя не хватать… Ты нас пригласишь на свадьбу? А, все в очень узком кругу, понятно. Ну представляю, что ты должна сейчас чувствовать. А если учесть, что вы оба уже имели опыт…Как же тебе везет, ещё и двадцати четырех нет, а уже второй муж; некоторым девушкам стольких трудов стоит хоть одного заполучить…
А Сэм Уорд сказал:
– Ну что же, миссис Тейлор, нам остается только вас поздравить. Такая расторопность… – ледяная улыбка, – должна сделать из вас хорошую хозяйку. Естественно, я надеюсь, вы будете счастливы. Я даже уверен, что будете. Но я ещё рассчитываю получить от вас бухгалтерский отчет.
– Милая, – шепнул Терри, отряхивая свою замшевую куртку, милая, на этот раз ты все-таки сдалась.
– Сдалась?
– Господи, милая, ну почему Марк? Совсем не в твоем стиле, я бы сказал.
– А каков мой стиль?
– Изощренный мужчина с несколько извилистым складом ума. Марк слишком прост для тебя.
– Ты ему говорил?
– Я уверен, он сам знает.
Терри шумно сопел и явно был в дурном настроении. Это совсем на него но походило. Я понимала, что ему не столько нужна я, сколько досадно, что Марку достанется то, чего он не получил. И он продолжал:
– Кроме того, ты ведь загадка, Мэри, а загадочные женщины всегда дразнят воображение мужчины, невольно бросают ему вызов. Мы недавно говорили о тебе с Донной.
– И что она сказала?
– Пусть это тебя не волнует, милая; ничего такого, что уронило бы тебя в моих глазах, уверяю тебя. Думаю, ты женщина с прошлым, но каким – просто представить не могу. Но ты не из простых, домашних.
– Знаешь, Терри, твои намеки мне совсем не интересны. И сомневаюсь, чтобы они вообще кому-то интересны. Если ты что-то задумал, почему не сказать прямо?
– Нет-нет, я не хотел тебя обидеть. Я даже надеюсь, что мы станем друзьями. От имени Холбруков рад приветствовать нового члена нашей семьи.
– От имени Ротлэндов благодарю.
– Громкая будет свадьба?
– Нет, очень тихая.
Очень тихая. Такая тихая, едва не тайная. Только его мать и двое свидетелей. Но дело сделано, ничего не исправить. Она подкралась ко мне, как кот к мышке; ещё десять дней – казалось, как много; потом осталось семь, потом пять, и вот уже завтра. Мне следовало сбежать накануне ночью, наплевать на все и бежать сломя голову. Но не хватило смелости. Я осталась, пошла в отдел регистрации, там рыжий толстяк в синем костюме произнес несколько слов, мы что-то ответили, потом он подал нам лист бумаги, на котором было что-то написано, и мы поставили свои подписи. Я поставила свою настоящую фамилию, вот в чем весь ужас. Я не стала бы слишком возражать, случись такое с Мэри Тейлор или с Молли Джеффри. Но все происходило с Марни Элмер.
Теперь я впервые законно сменила фамилию, и звали меня Маргарет Ротлэнд, и Марк поцеловал меня в губы на глазах у матери, у рыжего чиновника, у двух свидетелей, и я покраснела, потому что он, наверное, воспринял это как залог, а я – как угрозу для себя.
Потом мы поехали к его матери и пили шампанское, которое мне не понравилось, но оставались у неё недолго, потому что в три часа улетали на Майорку. Стараясь держаться естественно, я думала о Фьюри, чтобы не свихнуться.
Перед отъездом его мать отвела меня в сторону.
– Марни, я не буду говорить: сделай его счастливым, но скажу – будь счастлива. Я думаю, ты способна на гораздо большее, чем думаешь.
Я посмотрела на неё и улыбнулась.
– В следующем месяце исполнится двадцать восемь лет с тех пор, как он появился на свет. Тогда я чувствовала, что у меня есть все, – и у меня было все! Муж, все ещё живые отец и мать – и ещё мой малютка. Мне казалось, что я центр Вселенной. Но время унесло их всех – остался только Марк. Тебе моя жизнь показалась бы очень длинной, но она так легко утекает сквозь пальцы…
Я не знала, что сказать, и потому промолчала.
– Да, жизнь так легко утекает сквозь пальцы. Потому живи в полную силу, пока можешь. Наслаждайся, пробуй на вкус… А теперь прощай…
9
Мы остановились в отеле в Кас-Катала, в четырех милях от города Пальма де Майорка. И за ужином я спросила Марка, как он меня выследил.
– Нужно ли об этом сегодня?
– Ты обещал.
– Да, я обещал во время медового месяца, – согласился он. – Тебе так не терпится?
– Просто любопытно. Я… думала, что я умнее.
– Так и есть. – Марк потер щеку. Сегодня он выглядел просто прекрасно, и если бы не очертания скул, его можно было принять за испанца. – Ведь кража была замечательно задумана, верно?
– Я тебе уже все рассказала. Теперь говори, как ты меня нашел.
Он рассматривал меня, словно видел впервые.
– Можешь себе представить, что я чувствовал утром в ту пятницу? Я любил тебя и вдруг обнаружил, что меня выставили полным идиотом. Я был так потрясен, что едва мог соображать. Я мог бы задушить тебя.
– Оно и было видно.
– Нет, я мог сделать это раньше, но тебя не было. И самым важным для меня стало добраться до тебя. Я решил покрыть недостачу и разыскать тебя хоть под землей.
– Но не знал, где?
– Понятия не имел. Но пока я возился с деньгами и конвертами, я думал только о том, где тебя искать. Удивительно, но я сделал только две ошибки при начислении зарплаты; видимо, ум человека способен решать одновременно несколько задач…
– Возможно. Дальше.
Он усмехнулся.
– Мне лучше сохранить это в секрете ещё день – другой. Почему бы нам просто не полюбоваться видом на море?
– Нет. Я хочу знать, Марк! Потом я буду наслаждаться видом.
– Но это может испортить тебе удовольствие. Ведь я нашел тебя в основном по счастливому стечению обстоятельств.
Он вылил остатки вина себе в рюмку и отпил глоток.
– Удивительно, здесь вино «роха» кажется гораздо вкуснее, чем в Европе.
– По счастливому стечению обстоятельств?
– Ну, я задумался: чему ты действительно всерьез интересовалась? Не мной, во всяком случае. Может быть, лошадьми? Или весь этот восторг и обширные знания тоже фальшивка? Нет, так притворяться невозможно. И я стал думать о скачках.
– Да, понимаю.
– Я подумал: что ты будешь делать с деньгами? Пойдешь на скачки и станешь играть. Какие скачки намечены на следующую неделю, и через неделю, и ещё через неделю? Если ходить на них каждую субботу, то непременно тебя встретишь, даже если на это уйдет целый год.
– Но потребовался всего один день.
– Два. – Он предложил мне сигарету. Я покачала головой.
– Я стал подробно вспоминать все, о чем мы говорили при встречах, слово в слово. А когда испытываешь к девушке такие чувства, как я к тебе, вспомнить, что ты говорила, совсем нетрудно; ведь и слова застревают в памяти. И вот в моем сознании вдруг всплыло то, что ты сказала в Ньюмаркете. Ты посоветовала мне поставить на чалую кобылку по кличке Телепатия и добавила, что видела её всего в год отроду.
– О, черт! – воскликнула я.
– Как бы там ни было, это оказалось единственной ниточкой в моих руках. Я посмотрел «Справочник Раффа по конному спорту», нашел там Телепатию и узнал, что она принадлежит некому майору Марстону из Ньюбери, но вырастил её какой-то мистер Артур Фитцгибен на ферме «Мелтон Магна», возле Сайенчестера. В воскресенье утром я позвонил Марстону, выяснил подробности и отправился на ферму «Мелтон Магна». К несчастью, Фитцгибен от них уже ушел, и мне пришлось почти все утро разыскивать его до самого Бата.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33