Я ни за что не смогла бы жить среди желтокожих, но ему всегда хотелось чего-нибудь особенного. Потом найду его письмо. Он передал тебе привет.
Мамин брат дядя Стивен был единственным мужчиной, не безразличным мне на этом свете, хотя я его почти не видела.
– Куда мне такие меха и все прочее? – вздохнула мама. – Твой отец никогда не делал мне таких подарков.
Она священнодействовала с кусочком булочки: осторожно подцепив его большим и указательным пальцами, словно он был хрустальным, положила в рот и осторожно начала жевать. Тут я заметила, как распухли суставы на её руках, и стало стыдно за свою иронию.
– Как твой ревматизм?
– По-прежнему. По эту сторону улицы слишком сыро. После полудня солнца вообще не бывает; покупая дом, мы об этом не подумали. Иногда кажется, что стоило бы переехать.
– Трудно найти что-то приличное за те же деньги.
– Да, но все зависит от того, в каком доме ты хочешь видеть свою маму. На Катберт-авеню, недалеко отсюда, есть прелестный домик. Стоит пустым с тех пор, как хозяин умер от лейкоза. Говорят, перед смертью побелел, как бумага, и селезенка раздулась. Там две гостиных, три спальни, кухня, и мансарда. Нам бы в самый раз, верно, Люси?
Тот глаз Люси, что был побольше, стрельнул в меня из-за чашки, но она промолчала.
– И на каких условиях его сдают? – спросила я.
– Можно узнать. Конечно, будет несколько дороже, но там всегда солнце, и недалеко отсюда.
– Мне нынче снился сон, – сказала вдруг Люси. – Что с Марни случилась беда.
Казалось, долгое отсутствие, другая жизнь, особенно моя, должны были вытравить все прежние привычки, сделать человека взрослым. И все же от тона Люси мое сердце мучительно сжалось, словно мне опять двенадцать, я сплю вместе с ней, и по утрам Люси будит меня словами: «Мне нынче снился сон». Тогда казалось, со дня на день что-то обязательно случится.
– Какая беда, о чем? – вспылила мама, не донося до рта очередной кусочек булочки.
– Не знаю, до этого не дошло. Я просто видела, как она входит в эту дверь, в слезах и платье все в клочьях.
– Играла да упала, может быть, – предположила я.
– Да ну их, твои глупые сны, – отмахнулась мама. – В твоем возрасте пора бы поумнеть. Седьмой десяток, а все как малое дитя. «Мне нынче снился сон!» Кого интересуют твои старческие глупости!
У Люси задрожали губы, она всегда очень болезненно воспринимала разговоры о возрасте, и сейчас обиделась.
– Я только сказала, что видела сон. Разве я виновата, что мне снится? И сны сбываются. Помнишь, перед тем, как вернулся твой Фрэнк…
– Попридержи язык, – оборвала её мама. – Тут христианский дом…
Пришлось вмешаться мне.
– Послушайте, я приехала домой не для того, чтобы вы ссорились. Можно мне взять ещё одну булочку?
Часы пробили пять. Такого странного громкого, но бесцветного боя я ни у одних часов не слышала, а последний удар всегда звучал так тихо, словно издали.
– Раз мы вспомнили былое, почему бы не выбросить эту рухлядь?
– Какую рухлядь?
– Наши кошмарные часы. Меня от их хрипа в дрожь бросает.
– Но почему, Марни? Это подарок твоей бабушке на свадьбу. Там есть и дата – 1918. Она ими гордилась.
– А я гордиться не собираюсь. Снимите, я вам другие куплю. Тогда и Люси дурные сны перестанут сниться.
Со мной в билетной кассе кинотеатра «Рокси» работала Энн Вильсон. Ей было под тридцать. Высокая и тощая, она писала пьесу, надеясь стать вторым Шекспиром. Мы работали по такому графику, чтобы в час пик в кассе сидели двое. Кроме воскресных дней. Но продавала билеты только одна, другая помогала в зале.
Стеклянная будка кассы стояла в центре мраморного фойе. Сразу за входом слева помещался кабинет директора. Кассу оттуда видно не было, но наш директор, мистер Кинг, вечно слонялся взад-вперед, глаз не спуская с подчиненных. Во время сеанса он по крайней мере дважды поднимался в аппаратную, а потом торчал в дверях, раскланиваясь с постоянными зрителями. Трижды в день – в четыре, в восемь и в девять тридцать – он подходил к нашей будке проверить, есть ли у нас мелочь на сдачу, и забрать выручку.
Каждое утро он приходил в кинотеатр в десять, отпирал сейф фирмы «Чабб» и в потрепанном кейсе уносил вчерашнюю выручку в «Мидлэнд-Бэнк» через два дома от нас.
Иногда, несмотря на его хлопоты, у нас в самый неподходящий момент кончалась мелочь, тогда одна из нас отправлялась к нему в кабинет. Так случилось и в октябре, вскоре после моего возвращения, потому что прокатное агентство изменило цены на билеты, и нам понадобилось гораздо больше мелочи. Как-то раз мистер Кинг отправился на деловую встречу, а у нас почти не осталось разменной монеты.
– Ты работай, – сказала Энн Вильсон, – а я пойду возьму ещё мелочи.
– Но мистер Кинг сидит в кафе с другими директорами.
– Обойдусь, – махнула рукой Энн. – Запасной ключ он прячет в верхнем ящике картотеки.
Приближалось Рождество. Домой я написала, что не приеду, поскольку нужна мистеру Пембертону на все каникулы. Со второй недели декабря у нас шел фильм «Санта Клара», побивший все рекорды сборов, и мы его крутили три недели подряд. На второе воскресенье выпал мой рабочий день.
В пятницу я предупредила хозяйку квартиры, что поеду навестить маму в Саутпорт. В субботу, вернувшись с работы, привычно стала собираться, и вдруг… Я взяла старую газету, чтобы что-то завернуть, и наткнулась на сообщение о девушке, про которую успела позабыть.
В номере «Дэйли экспресс» за двадцать первое февраля сообщалось:
«Полиция Бирмингема разыскивает таинственную Мэрион Холланд, которая бесследно исчезла с работы и из своей квартиры в прошлый понедельник. Одновременно из сейфа компании „Кромби и Строт“ на Корпорейшн-стрит, где служила Мэрион, пропали тысяча сто фунтов наличными. „Мы мало о ней знали, – признался сорокадвухлетний директор филиала Джордж Прингл, – но на эту скромную, застенчивую девушку всегда можно было положиться. Она пришла к нам с хорошей рекомендацией“. „Очень тихая, – мнение квартирной хозяйки. – Никогда никто у неё не бывал. Жила одна, была всегда вежливая, любезная. Говорила, что у неё это только вторая работа. Думаю, с ней что-то случилось“. „Просто кошмар, – признался двадцативосьмилетний Ронни Оливер из Управления почтовой и телеграфной службы, который встречался с Мэрион. – Не могу избавиться от мысли, что здесь какая-то ошибка“.
Полиция не уверена, что это ошибка. По описанию и манере действия она похожа на Пегги Никольсон, секретаря предпринимателя из Ньюкасла, которая исчезла в прошлом году, прихватив семьсот фунтов стерлингов наличными. Полиции хотелось бы допросить обеих, хотя никто не удивится, если это окажется одна и та же девушка. Приметы: возраст от двадцати до двадцати шести, рост пять футов пять дюймов, объем груди, талии, бедер соответствует средним значениям, внешне привлекательна, умеет расположить к себе. Отличается особой манерой изъятия средств. Просим обратить внимание всех работников кадровых служб».
Я была потрясена, потому что никогда не знала о себе таких подробностей. Вся жизнь моя состояла как бы из отдельных изолированных отрезков, так что понятно, как некстати было увидеть чертову статью именно в тот момент. У Мэрион Холланд из Бирмингема не было ничего общего с Молли Джеффри из Манчестера, и тем более с Маргарет Элмер, державшей породистого скакуна на ферме близ Сайенчестера. Но какое совпадение! Чертовски неприятное совпадение. Перечитав газету, я долго сидела на кровати, прикидывая, получится ли завтра, или это знак, что на сей раз я влипну.
В конце концов всю эту чепуху я выбросила из головы. Ей-Богу, как только начинаешь думать, ты пропал. Но действовать решила по-другому. Прежний способ показался слишком рискованным.
В воскресенье я вышла из дому в полдень с чемоданом. На вокзале, как обычно, сдала его в камеру хранения. Потом пообедала в кафе и к четырем уже была в «Рокси».
Первый сеанс начинался без десяти пять. Я отправилась с мистером Кингом в его кабинет и получила мелочь – двадцать фунтов серебром и пять медью. Он был в прекрасном настроении: такой выручки, как в эту неделю, у нас давным-давно не бывало.
– Давайте помогу вам донести, – предложил он, когда я забирала мешочки с мелочью.
– Нет, спасибо, я сама. – Я улыбнулась ему и поправила очки. – Благодарю вас, мистер Кинг.
Он пошел следом. У входа в кинотеатр уже собралась кучка людей. Я замялась.
– Я ещё успею выпить стакан воды? Хочу принять аспирин.
– Да, конечно. Придержи их на минутку, Мартин, – велел мистер Кинг швейцару. – Надеюсь, ничего серьезного?
– Нет, ничего, большое вам спасибо, – улыбнулась я. – Не волнуйтесь, мне уже лучше.
К семи часам дешевые места распродали, очередь за дверью ожидала билетов по два восемьдесят. Кто не хотел ждать, брали билеты по четыре шестьдесят. Сейчас закончится дополнительный фильм, потом перерыв, чтобы съесть мороженое и дать возможность оставшимся на улице попасть в зал, прежде чем «Санта Клара» пойдет на экране в последний раз.
Кода Мартин направился к дверям, чтобы впустить первую партию людей из очереди за билетами, я окликнула мистера Кинга.
Тот даже испугался, увидев выражение моего лица.
– Ради Бога, простите, но мне так плохо! Кажется, я заболела.
– Бедняжка! Как же вы… Чем я могу помочь?..
– Я… Мне нужно ещё обслужить очередь.
– Нет, вижу, вы не сможете.
– Боюсь, что не смогу. Вы не могли бы их задержать на несколько минут?
– Давайте, я сяду сам. И позову билетершу.
Я забрала свою сумочку и, шатаясь, выбралась из стеклянной будки.
– Я полежу немного… Вы справитесь?
– Конечно. – Он влез в киоск как раз к тому моменту, когда подошли первые клиенты.
Я поплелась подальше от кабинета директора. Нужно пройти мимо контролера, потом по коридору и к дамскому туалету с той же стороны, что и двери в зал.
Вместо того, чтобы войти туда, я повернула в залу. Одна из билетерш направила на меня фонарик, но тут же узнала.
– Где Глэдис? – прошептала я.
– У противоположной двери.
Глэдис у двери не оказалось, она, включив фонарик, искала свободные места, поэтому мне даже не пришлось ничего придумывать. Я вышла из зала, миновала коридор, оказалась в фойе уже с другой стороны и сразу направилась к кабинету директора.
Внутри горел свет. Я прикрыла дверь, но не заперла её, взяла стул и скинула туфли.
Шкаф картотеки, верхний ящик. Ключа не было. По очереди проверила пять других ящиков. Ничего… Я передвинула стул и заглянула в верхний ящик с другой стороны. Он полон был рекламных проспектов, старых газет и прочим барахлом. Под ним оказались перчатки мистера Кинга; в большом пальце одной из них лежал ключ.
Прошло почти две минуты. Ключ к сейфу подошел и повернулся, но чтобы открыть массивную дверь, пришлось приналечь.
В трех нижних отделениях – только бумаги, но в выдвижном ящичке за мешочками с мелочью лежали кучей пачки банкнот. И сегодняшняя, и субботняя выручка.
В сумочку средних размеров поместится много денег, если её заранее опорожнить. Я закрыла сейф и положила ключ на место. Потом надела туфли и подошла к двери. За нею слышались шаги, звон и щелчки игорных автоматов.
Теперь я вновь нырнула в кинозал. Глэдис была на месте.
– Полный зал? – спросила я, не успела она открыть рот.
– Да, осталось мест двадцать по четыре шестьдесят да несколько дешевых, и только. Ты закончила?
– Нет, сейчас вернусь, – и я направилась вдоль боковой стены.
– Жизнь у меня нелегкая, – мужчина на экране, казалось, смотрел на меня.
– Она мне не нравится, – отвечала ему девушка, – но я готова разделить её с тобой.
Слова пришлись как нельзя кстати. Я вышла через боковую дверь на улицу.
2
Через год я написала в Барнс, предложив свои услуги фирме «Джон Ротлэнд и K°».
Не знаю, может судьба или предопределение и существуют. Скажем, есть дурные приметы – пройти под лестницей или рассыпать соль. Но когда я писала это письмо, никакое предчувствия меня не мучило. С таким же успехом я могла выбрать другое объявление или развернуть другую газету.
С января я работала в Лондоне в страховой фирме «Кендэлс», но вскоре поняла: единственное, на что здесь можно рассчитывать, – это рекомендация. Потому я задержалась там ровно настолько, чтобы её получить, старательно подыскивая более подходящее место.
В ответ пришло письмо на фирменном бланке «Джон Ротлэнд и K°, полиграфия высокого класса, учреждена в 1869 году».
«Дорогая мисс, благодарим, что вы откликнулись на наше объявление. Просим зайти к нам в следующий вторник, десятого числа текущего месяца, в одиннадцать часов утра.
С. Уорд, управляющий.»
Здание фирмы оказалось весьма внушительным. Подождав в приемной, пока шло собеседование с другой девушкой, я вошла в небольшую комнату. За письменным столом сидели двое и задавали обычные вопросы.
Я представилась Мэри Тейлор, сообщила, что с января работаю в «Кендэлс». Раньше не работала. В двадцать лет вышла замуж и жила в Кардиффе с мужем, пока тот в ноябре прошлого года не погиб в автомобильной катастрофе. Хотя после него осталось немного денег, пошла работать. После школы я училась стенографии и машинописи, а ещё закончила курсы бухгалтеров. В «Кендэлс» работаю машинисткой-стенографисткой, но ищу работу с большими перспективами.
Сама я пока изучала тех двоих. Управляющему, мистеру Уорду, было за пятьдесят. Сухой, угрюмый, в очках с золотой оправой, с бородавкой на щеке, он явно принадлежал к тем людям, которые с трудом пробились наверх только годам к сорока, и горе тому, кто попытается сделать это в тридцать девять. Другой был моложе, с густыми темными волосами и таким бледным лицом, словно после тяжелой болезни.
– Вы долго жили в Кардиффе, миссис Тейлор? – спросил управляющий.
– Нет, я с восточного побережья. Но муж работал в Кардиффе.
– А где вы учились?
– В Норидже.
– Ваши родители сейчас живут там? – спросил молодой.
– Нет, сэр. Когда я вышла замуж, они уехали в Австралию.
Мистер Уорд поерзал на стуле.
– Вы можете представить ещё какие-то рекомендации, кроме «Кендэлс»?
– Не знаю… Скорее, нет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33