На противоположном бережку гнездилась деревенька-христарадница. С разрушенной церквушкой — удобным местечком для прицельного снайперского огонька.
Дом отдыха был окружен кремлевской кирпичной стеной с КПП. Флигельки тоже из кирпича напоминали французские замки в масштабе 1: 100 в предместьях, скажем, Марселя. Дорожки, выложенные мраморной плиткой соединяли домики со стеклянным кафе, где на ажурных столиках рогатились перевернутые стулья.
Чуть дальше за высокой сеткой темнел гранатовый гравий теннисного корта. Вокруг него — спортивные площадки с тренажерами. За кустами жасмина жизнеутверждающе хлопали выстрелы — там находилось стрельбище. У реки прогревался шелковистый песочек, завезенный из Андалузии. Или Карибских островов.
Встречал нас комендант — тихий печальный человечек, похожий на искусствоведа из Эрмитажного запасника, обнаружившего, что часть картин источена мышами и временем, а часть благополучно сперта в Лувр.
— Значит, вы на недельку, — уточнил он, заглядывая в гроссбух. Надеюсь, не будет никаких недоразумений?
— А что случаются?
— Народ молодой. Иногда позволяют. Нарушают режим. Нехорошо, — покачал головой. — Но вы, Александр Владимирович, как руководитель…
— Они у меня будут, как бобики, — поспешил с заверениями. И покрутил увесистым кулаком под носом коменданта. В доказательство того, что слова у меня никогда не расходятся с мордобоем. И показал на Резо-Хулио. — Хлебает только молоко.
— Подлинно-с так, — подтвердил мой товарищ, опустив глаза долу.
— Да? — недоверчиво покосился на испито-небритую рожу моего друга комендант. — Вот сюда, товарищи, — открывал дверь в многоместный трехэтажный флигелек. — Здесь уже ваших шесть. Ведут себя неправильно, поднял палец к потолку уютного холла с архаичной пальмой в кадушке. — Вчера употребили. — Смотрел на меня снизу вверх.
— И что?
— Купались в полночь.
— И все? — удивился я.
— Нет, не все, — сварливо огрызнулся. — Переплыли речку и, пожалуйста, конфликт с местным населением. Нехорошо. Нам эти неприятности, сами понимаете… У нас тут и уважаемые люди отдыхают.
— Вот это непорядок, черт, — цокнул я. — Беспокоить деревню. — И приказал. — Никитин, группу сюда. Глянем, что нам родина подарила. — Под ручку выпроваживал коменданта. — Не волнуйтесь. Все будет тики-так.
— Как? — не поняли меня.
— Все будет хорошо, товарищ комендант.
— Я на вас рассчитываю, Александр Владимирович.
— Всегда ваш, — и наконец удалил исполнительного искусствоведа из флигелька.
Боюсь, что полковник Орехов поступил опрометчиво, решив, что во мне живет Макаренко, который воспитывал будущее молодой революционной республики добрым словом. И с чекистским маузером у виска. А последнее, как известно, убеждает сильнее любого слова.
Когда группа собралась в холле, то желание у меня возникло одно использовать пальму в кадушечке, как палицу. Однако я любил карликовые финиковые растения. А маузер мне забыли подарить. Пришлось говорить на языке масс. Смысл моей речи заключался в следующем, если давать её в переводе:
— Дорогие друзья! Я рад видеть ваши лица, утомленные Бахусом! Так жить нельзя, товарищи. Или работаем, или я вас, сукиных и тудыкиных детей… И предупреждаю, о каждом из вас я знаю больше, чем вы все вместе обо мне.
Я умею быть красноречив, это правда. Приятели, зная об этой моей слабости, спокойно обустраивались в своих кельях. Молодой коллектив же находился в глубокой задумчивости.
— Познакомимся поближе, — предложил я.
Все с опаской начали переглядываться: кто первым на заклание?
— Вон… товарищ у пальмы. За листиками. Как Адам в раю.
— А чего я? — забубнил добродушный малый размером с дубовый буфет. Как что, так я?
— Арсений Шухов, так? Выйди, любезный, из кущей. Десантник, да?
— Ну.
— Гну, — ответил я. — Вчера десантировался к дояркам?
Закатив глаза к потолку, боец затоптался и задышал, как бегемот у водопоя. Верно, поход в огороды проходил трудно на незнакомой местности. Тому свидетельствовала скользящая садина на скуле. Да поскольку шрамы украшают мужчину, я решил не обращать внимания на следы ночного боя.
Вторым номером выступал Станислав Куралев. Этот малый служил в войсках спецназначения, то есть в диверсионных. Это отложило на его характер отпечаток — был ехиден и зануден. Все-таки месячные марш-броски на выживание в отрогах Гималаев не морская прогулка на лайнере вокруг света с любимой в одной каюте.
— Держи! — крикнул я и швырнул пустую бутылку, случайно подвернувшуюся под руку.
Испытуемый без труда ухватил посудину за горлышко, поднял к физии, удручающе вздохнул.
— И я в завязке, — утешил его Хулио. — С утра.
Они посмотрели друг на друга, товарищи по несчастью, и, если бы не мое присутствие, уже бы тянули пивко в сельпо.
— Только молоко, — напомнил я всем.
Третий, опередив меня, представился сам: Алеша Фадеечев. Из всей беспечной гоп-компании он выделялся внутренним спокойствием и прирожденной интеллигентностью. Службу проходил в радиотехнических войсках, и один из вопросов к полковнику Орехову был именно по этой персоне: зачем он нам в личку?
— Какая у тебя специализация, Алеша?
— Компьютерные системы.
— Хакер, что ли? — поморщился я.
— Можно и так, — пожал плечами. — Кажется, компьютеры у вас вызывают аллергию?
Я сделал вид, что не услышал вопроса. Хакер же опустился на диванчик, обуреваемый желанием покрутить у виска пальцем.
Четвертым выступил Коля Болотный, доблестно прослуживший в морской пехоте. Я поинтересовался возможностями его легких. Так, на всякий случай.
— Не знаю? — засмущался человек-амфибия. — Долго.
Пятым и шестым были братья Суриковы, постарше — Валера, помладше Олежек. Симпатичные, с прочными славянскими лицами. Внимательные и не суетные. И я знал почему. Оба «работали» на исламской войне. Валера снайпером, Олежек — подрывником. А это такие профессии, которые не располагают, например, к сельхознабегам.
Следовательно, неподдающихся у нас трое: десантник — диверсант морпех?.. Странный подбор кадров у товарища полковника Службы безопасности, специалиста по антитеррору. Странный для обыкновенной личной охраны. Зачем группе хакер или подрывник?
Мои размышления были прерваны мелодичным гонгом. Что такое? Мне объяснили: сигнал к завтраку.
Прием пищи для бойца, как известно, если его даже покрывают матом или фугасами, дело главное.
Поход в столовую напомнил мне пионерский лагерь имени Павлика Морозова. По дорожкам баламутил молодой люд, который был подвижен, легок и физически крепок. «Мои» за три дня обжились и раскланивались, как на сочинской набережной в час утреннего бриза.
Я почувствовал себя старым, сирым, голодным и неуверенным в завтрашнем дне. Если меня наградят (посмертно) бляшкой из алюминия, то это, уверен, не обрадует ни меня самого, ни жену Полину, ни будущего моего ребенка.
Симпатичная официанточка Фора принесла поднос с плоскими тарелками, где мазалась манная каша. Я крякнул: от такой пищи недолго и ноги протянуть. Черт-те что!
— Мальчики работайте ложками, — смеялась девушка. — А то голодные? После работы ножками. Вон Арсенчика угостили дрыном, ай-яя, — и улизнула, егоза.
Неужели спецбойцы улепетывали от механизаторов? Какой позор! Необходимо укреплять не только политическую, но и боевую готовность. И всего за неделю. В таких случаях нужно применять радикальные меры.
Странный коллектив, вспомнил я мысль, которая так некстати была прервана боем гонга. Странный по подбору кадров, товарищ полковник. Зачем личке, например, подрывник? Или снайпер? Или возьмем того же хакера. Лично ничего не имею против научного прогресса, но не понимаю: на хрена нам хакер? Взламывать компьютерные системы Пентагона?
И не ответил на этот вопрос. Перед моим носом оказалось блюдо с блинами. А в блинах — икра из рубиновых зернышек, вкусно лопающихся на зубах. Этот приятный факт меня успокоил. Голод не угрожает. И можно приступать к активным действиям. Теоретического свойства. С физическими упражнениями на воздухе. И продолжить размышления о кадрах, которые, как известно, решают все.
Профессиональный подбор группы такой, будто мы собираемся охранять атомный завод. Или наоборот — брать его. В тылу врага. Тогда кто враг?
Странно все это, Селихов? Неужели втягивают в политическую игру. Нехорошо, если это так. Если со мной хотят поиграть в жмурки, то я не против. Такая у меня профессия: участвовать в детских играх взрослых. Только вот знать бы правила. А если эта игра без правил? Игра без правил это уже игра с правилами, когда знаешь, конечно, что это игра без правил…
— Какие планы, Александр Владимирович? — вопрос Куралева и компот из смородины вернул меня в прекрасную действительность.
— Громадье, — ответил я, поднимаясь. — Час отдыха. И сбор у пальмы.
— А если у артерии водной? — предложил Коля Болотный; ему не терпелось показать свои водолазные качества офицанточкам, намекнувшим о скором присутствии на речном пляже.
— Ладно, — согласился, и только потому, что надеялся на дополнительный пищевой паек.
Выйдя из кафе, мы обнаружили горячее солнце, застрявшее в сосновых кронах. От насыщенного озоном воздуха мне стало дурно. Припасть бы к выхлопной трубе джипа, как к роднику. Нельзя. Нельзя показывать дурной пример молодежи, которая шла по дорожке — парни были молоды и красивы, и верили, что они есть Божье совершенство. Как ошибались. И в этом должны были скоро убедиться на собственной шкуре.
Через четверть часа коллектив отправился к водной артерии, как выразился верно (с точки зрения тактико-технической характеристики) морпех Коля Болотный. Все, кроме меня. Найдя лист ватмана, я принялся составлять План занятий. С учетом климатических условий окружающей среды и физических возможностей членов группы.
Было приятно трудиться в тишине и покое — только иногда теплый ветер заносил с невидимого бережка хохот молодцов и восторженные русалочьи взвизги. А почему бы м мне после трудов да в речной омут. Чтобы там, под корягой, забыться.
И я отправился на отдых и на чистый андалузский песочек. Под термоядерный небесный реактор. На простор речной волны.
На берегу было весело. Все играли в волейбол: и мальчики, и девочки, и даже Хулио, не отрывающий глаз от бюста русалочки Форы. Бюст и вправду был великолепен. Не знаю, на что надеялся мой друг, соперников у него пруд пруди. И каких! Апполону делать нечего. Впрочем, я вижу лишний жирок на торсах атлетов, и отдышечка после кульбитов, и неуверенность при приеме скорого мячика. Нехорошо. Будем работать над собой, друзья, и с этой положительной мыслью ухнул в реку. И уплыл на противоположный бережок, как это сделала ночью молодежь.
Когда вернулся, обнаружил её на песке. Девушки ушли готовить обед защитникам отчизны, а те без должного внимания угасли, точно арбатские фонари в полдень.
Я взбодрил всех сообщением, что в холле находится распорядок дня, вступающий в силу с 16.00. То есть у каждого есть время, чтобы закончить все свои личные дела, как-то написать письмо маме, послать телеграмму бывшей однокласснице, объясниться в любви Форе и так далее.
— Какие будут вопросы? — поинтересовался я.
На меня посмотрели, как на дизентерийного в палате холерных. Кроме Резо. Он, во-первых, знал меня с лучшей стороны, а во-вторых, блаженствовал, причмокивая и мечтая о бюсте нашей отечественной Merlin Monro.
— А у меня нет одноклассницы, — вспомнил Арсенчик, — чтобы телеграмму?
— А вы кололи кирпичи, — поинтересовался я, — головой?
— Ну? Кокали. На показательных выступлениях, — недоверчиво пробубнил десантник. — А что?
— Нет, ничего, — сказал я. — Отправь телеграмму любимой учительнице по литературе.
— У нас учитель был. По литературе. А что?
Я взялся за голову, будто все кирпичи мира упали на мою макушку. К счастью, ребята, похохатывая, увели бузотера. Подальше от меня. Отправлять телеграмму. Любимому учителю словесности.
— Ну как они тебе? — спросил я друга, засыпанного золотым песочком и схожего на мумию фараона Рамзеса, повелителя Солнца.
— О! — задохнулся от восторга Хулио, раб плоти своей. — Какие сиськи! Во!
— Тьфу на тебя! — и не плюнул только по причине пустыни Сахары во рту. — Рамзес херов!
— Ты чего, Алекс?
— Я спрашиваю, ребята, как?
— Ааа, хлопчики? Отличные. Вот Арсенчик. Такой головастый… Поднялся, осыпая меня наждачно-песочным пылью. — Ну, бултыхнемся!
— Ага, — песок скрипел на моих зубах. — Как ты. Вы даже чем-то похожи. Только он большой ум, а ты маленький.
— Точно, — трусил к воде, как старый павиан с отвислым задом. — Я над ним шефство возьму, сукой буду.
— Этим буду я! — заорал, настигая в три прыжка примата у воды. — Если не утоплю тебя!..
— Ты что, Сашок? Эй! Буль-буль! Я же… Еп! Буль-буль-буль!
Речным хищникам не повезло — мой друг оказался легче воды и не тонул, как я не пытался осуществить свою мечту. А что у нас легче воды? Правильно — хороший человек, которого много.
Когда мы вернулись под пальму в холл, то не обнаружили в рядах доблестной группы никакой паники. Все были умиротворены и спокойны. Я удивился, поинтересовавшись, неужели нет никаких вопросов? По поводу нового распорядка дня и физическо-культурных мероприятий имени меня. Нет, пожали все плечами, кроме одного вопроса. Какого?
— Там вон… утренняя пробежка пятьдесят километров? — объяснил диверсант Куралев с видом агнеца Божьего. — Это так?
— Пятьдесят? — хмыкнул я и взглянул на лист: там чья-то шаловливая ручонка (и я даже знал, чья) накрутила нолик у цифры «5». — Да, полтинник, — подтвердил я. — А что нам такие расстояния? Солдатам удачи.
И soldiers of fortune согласились — пробежим сто. Поутру. Налегке. На том и порешили. И разошлись с улыбками. Я и коллектив.
Так. Если выражаться образно, молодые волки решили проверить старого. Извечный конфликт между отцами и детьми. Ну-ну. Все правильно. Они должны быть уверены во мне, как я в них. Надеюсь, Акела (я) не промахнусь. И мне хватит педагогического такта объяснить, кто здесь ху, а кто — олух, то бишь неопытный.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50