И наши дети, и дети наших детей будут ходить по теплому песку, не страшась поранить свои нежные ноги и босые души.
Первый этап акции «Топ-модель» начался в десять часов пятьдесят минут по московскому времени, когда в Шереметьево-2 приземлился самолет из Нью-Йорка и когда на столичную твердь уверенно ступил американский конгрессмен и бизнесмена, господин Николсон.
Его встречала большая делегация отечественных политических деятелей, которую возглавлял сам дрянненький г-н Шопин. Как говорится, какая политика — такие и деятели.
Затем дорогого гостя доставили в малахитовый «Метрополь», где после легкого ленча, он пожелал посетить Центр моды. Разумеется, со всеми теми, кто отвечал за его безопасность.
Обо всем этом я узнала от Алекса, когда мы на джипе тоже летели в Центр, где должно было пройти показательное дефиле. И не только оно, но и порнографические, как я понимала, съемки топ-моделей. Все это мне ужасно не нравилось, и я заметно нервничала.
— Веди себя естественно, — учил Стахов. — Ничего и никого не бойся. Мы рядом. Все контролируется.
— А зачем строить такую сложную комбинацию? — удивлялась. — Не проще было бы накрыть всех этих… ну, понимаешь… в аэропорту?
— Маша, ты чем слушала, — не выдержал Алекс. — Повторяю: Николсон доверенное лицо президента США, имеет дипломатическую неприкосновенность. Если его делать, то делать красиво.
— Почему?
— Чтобы он не догадался.
— И он не догадается.
— Догадается, но потом, у себя дома. И это будут его проблемы.
— А зачем он, вообще, приехал?
— О, Господи! — злится мой спутник. — Привез документы по Картелю. Их мы должны заполучить. И так, чтобы все было тип-топ. Хотя бы до его убытия…
— Теперь все понятно, — говорю. — И Шопин неприкасаемый. И иже с ним неприкасаемые. Может, поэтому везде такая грязь. В широком смысле этого слова.
— А мы что делаем?
— Мы едем.
— Мы очищаем все вокруг, — отвечает Стахов. — Это, к сожалению, долгая и трудная работа.
— Нужен цунами, — твердо говорю. — Чтобы всю нечисть смыть к черту!
— Маша! У нас иные методы работы. Вот сейчас возьмешь тряпочу и… вытирай… вытирай пыль…
— Какую пыль? Где пыль?
— Это я образно, — и повторяет, что наши действия должны быть аккуратными, чтобы не спровоцировать международный скандал. — Маруся, ты многого не знаешь, — говорит менхантер, — и хорошо, что не знаешь. И поэтому действуй точно по инструкции. Договорились?
— Ну не знаю, — передергиваю плечиками.
— Она не знает, — возмущается Алекс. — Хочешь запороть полугодовую работу спецслужб?
— А нечего было связываться со мной.
— Уа-а-а! Больше не буду!
— Но мы будем дружить, как мальчик и девочка.
Страхи мои развеялись — действительно, все под контролем. Я не только буду ходить по возвышенному подиуму, но и пройдусь по грязным судьбам тех, кто считает себя хозяевами мира.
— А это работает, — глазами указываю на свою прическу. — А то мелю всякую чепуху.
— Вот именно, — бурчит Стахов. — Лучше помолчать, — но признается, что я пока отключена.
Тогда напеваю песенку: «Белая роза — замерзла на морозе, ты бросил её на снегу», окончательно убедив охотника на людей, что он и спецслужбы имеют дело с неуравновешенной и чувствительной особой, способной поставить под угрозу российско-американскую дружбу.
Подъехав к Центру моды, не замечаем ничего экстраординарного. Я выбираюсь из джипа и признаюсь, что чувствую себя, как подопытный кролик.
— Симпатичный кролик, — смеется Алекс.
— Надеюсь, господа, вы знаете, что делаете? — отмахиваю рукой.
— Ни пуха! — желает. — Я буду рядом, — напоминает.
— К черту, — направляюсь в Центр, чувствуя себя телевизионной башней на Шаболовке.
Прибыв за кулисы центрального подиума, с удивлением обнаруживаю, что желающих убыть в Голливуд много — целых семь штук. Семь топ-моделей. Семь дурочек. 7 — 90-60-90: Вера, Юля, Жанна, Поля, Нелля, Даша и я, Маша. Каждая из нас как бы представляла национальные народы России и СНГ. Вера Казахстан, Юля — Сибирь, Жанна — Жмеринку и так далее. Во всех нас было нечто такое, что привлекало к нам всех мужчин, без исключения.
Наблюдая, как девушки готовятся к выходу на подиум, вдруг понимаю, что именно. Есть такое грубоватое словцо — сексапильность. И эта сексапильность определяет многое. Можешь быть серой мышкой, однако, если имеется такое качество, ты уже не мышка… Ты объект повышенного внимания…
Появление арт-директора Хосе меня взбодрило — все-таки родной человечек. Правда, все остальные девочки тоже кинулись на него, пытаясь потрепать его щетинистые щеки и хлопнуть по лысине. На счастье.
— Девочки-девочки, вах, — отбивался тот, — ничего не знаю. Будем отрабатывать дефиле по полной программе. Сегодня ваш звездный час. Постарайтесь — и перед вами откроются новые миры.
Затем подошли ударные силы стилистов и модельеров, переживающих за свои модели. К сожалению, госпожа Мунтян отсутствовала, наверное, ей претило участвовать в этой нервной и пестрой топ-каше.
Прибыли гг. Соловейчик и Попов, они тоже волновались и требовали, чтобы мы были на высоте Высокой моды. Больше азарта, девочки, и больше куража, девочки. Более того, будет производиться съемка дефиле. По этой съемке будет сделан окончательный выбор той, кто заключит непосредственный контракт с господином Николсоном на дальнейшее топ-сотрудничество в Голливуде. Контракт на 250 000 долларов.
Даже я, знающая практически все, попала под очарование столь фантастических перспектив. А что говорить о девчонках? Кто не хочет за свой милый скелетик на ножках получить четверть миллиона? А?
Вдруг нервно прошелестело вокруг, как ветер в дивноморских камышах: Николсон-Николсон-Николсон. Мы кинулись к занавесу, разделяющему зал и кулисы — настоящее и будущие. Я тоже бросилась, надо признаться. Зачем? Чтобы знать врага в лицо.
Н-да. Старенький американский мужчинка был категорически не в моей вкусе. Во первых, мал росточком: где-то метр с кепкой. Во-вторых, с заметными залысинами. В-третьих, пучеглаз. Словом, похож на собаку породы бульдог.
Хотя интерес наших неимущих топ-моделей к нему был понятен: миллионер! Вдруг привалит счастье прыгнуть к нему в койку и оттуда стартовать в незнакомые прекрасные миры…
Глупенькие, они не могли знать, что уже все предопределено Высшими силами спецслужб. Расчет был прост: г-н Николсон, зная «проблему» своего российского друга г-на Шопина, сделает ему приятное: купит и подарит топ-модель, так похожую на его, Шурика, бывшую любовницу. Впрочем, надеюсь, что-то зависело и от меня.
Каматозная Фая выдала нам номерки — у меня оказалась «7». Тут же вспомнился давнишний сон, где я дефилировала именно с этой цифрой. Сон — в руку?
— Девочки, приготовились, вах! — вскричал Хосе. — Помните, вас снимают на пленку. Вперед!
Заиграла энергичная бравурная музыка, похожая на гимн народовластию. Пошли первые номера — «1», «2», «3»… Я почувствовала гадкую предательскую дрожь в коленях, в горле моментально пересохло. Проклятие, никогда не подозревала, что так сложно выйти на подиум. Спокойно-спокойно, народы мира готовы лицезреть тебя, дивноморскую красотку…
— Вперед! — услышала голос арт-директора и почувствовала удар пониже спины — одобряющий.
Меня это бодрит — я делаю шаг на световую дорожку. Еще шаг! Побольше амплитуды. Взгляд свысока и отрешенный, мол, да, я такая, принимайте меня, какая есть. А не хотите — как хотите, черт подери!
Движения бедрами настолько размашистые, что сама ощущаю, как трещат всевозможные суставы. Однако это похода победительницы! Теперь — скромная улыбка. И три, и четыре, и пять! Резкий поворот. Пауза. Посмотреть на лица участников трагикомедии: так, кажется, я произвела должное впечатление на г-на Николсона. Выражение его лица такое, как счастливая морда у бульдога, увидавшего долгожданный берцовый мосол.
Возвращаясь, вижу молодого человека в джинсовом костюме, снимающего дефиле на кинокамеру, которая лежит на его потертом плече. А не послать ли воздушный поцелуй в вечность? Почему бы и нет? Легко! Мцок-мцок, мои родные!
Потом начинается порнография. Шучу, конечно, но что-то похожее на нее. Топ-модели должны переодеться в купальники и показать красоту практически в чем мама их родила. А почему бы и нет? За 250 000 $. Ха-ха!
Цапаю подвернувшееся под руку мини-бикини в желтеньких ромашечках. Вокруг гам и столпотворение, все заняты только собой и поэтому без всяких сомнений и комплексов переодеваюсь, будто нахожусь в пляжной кабинке. Так отлично! Успеваю глянуть на себя в зеркало: Бог мой, это я? Эффект ещё усиливается от туфелек на высоких шпильках. Разве можно так провоцировать сильный пол?
Мое явление в ромашечках производит фурор. Я иду и чувствую вокруг своего напряженного тела сияние — и это сексуальное сияние призывает мужчин только к одному: возьми меня, владей мной, я вся твоя! Только… уплати в народную кассу 250 000 американских рубликов.
Господин Николсон необыкновенно возбудился от такой голенькой russian матрешки и, кажется, уже тянул руку к чековой книжке, чтобы немедленно, чтобы тотчас же, чтобы сразу…
Эх, Машка, забылась тоже, быть тебе в Америке!
— Вах, победила! — буркнул на ухо Хосе, делая заботливый вид, что поправляет бретельку. — Это я тебе говорю.
Встретив завистливые и весьма критические взгляды конкуренток, понимаю — победа! И что же дальше? Победа победой, а я должна выполнять задание родины, понимаешь. И поэтому заставляю себя вернуться в прежней образ образ глуповатой простушки, счастливой донельзя. Это не трудно сделать выпяти губу, шлепай ресницами и глазей невинными синими глазами.
В этом образе встречаю господина Николсона, решившего навестить топ-моделей на их рабочем месте. Его окружают телохранители, модельеры, руководители Центра. Все восхищены, все радостны, все улыбаются. Я тоже скалюсь миллионеру, как внучка родному дедушке.
Ломая язык, конгрессмен пытается объясниться со мной через переводчика, мол, такую красоту нужно беречь, как природные богатства: газ, нефть, лес, что он готов хоть сейчас взять под свою опеку такую талантливую девушку. Он будет счастлив, если я проведу с ним сегодняшний вечер. И ночь, мысленно добавляю я и хлопаю глазищами:
— Yes-yes…
— O, gorgeouc! — восхищается старый лис и я вижу прицельный жесткий и оценивающий взгляд на мою полуобнаженную грудь.
— Что он говорит? — пытаю гибкого переводчика.
— Ты редкая красавица.
— Спасибо.
— Зпа-зы-ба, — повторяет за мной сияющий господин Николсон.
Его попытку говорить по-русски приветствовали здравницами и аплодисментами. Запенилось шампанское в фужерах. Если и был где-нибудь звездный час, то это был именно мой звездный час. Его можно было буквально потрогать руками. Вот только не знать, что все происходящее находится под контролем компетентных органов, и простодушный бизнесмен из Нью-Йорка скоро останется с носом.
«С носом» — это несколько миллиардов долларов убытка по причине разрушения международного наркотического Картеля. «С носом» — это скандал в конгрессе США. «С носом» — это исчезновение великолепной и неповторимой gorgeouc!
Всего этого господин Николсон не знал и, находясь рядом с легкодоступной russian gerrls, радовался как ребенок, заполучивший новую живую игрушку.
Второй этап акции «Топ-модель» начинается в девятнадцать часов сорок пять. Время летит, как на крыльях, я веду какие-то сумбурные переговоры с господами Чиковани и Соловейчиком. Они счастливо улыбаются мне, что-то пытаются рассказать, о чем-то просят и убеждают. Я уже ничего не понимаю. Такое впечатление, что они знают то, что не знаю я. А что не знаю я? Или они не верили в мою звезду, а теперь пытаются наверстать упущенное и примазаться к моей славе? В какой-то миг совсем позабылась, решив, что все происходящее — реальность и через несколько часов меня ждет Нью-Йорк, Париж, Ницца и так далее.
Потом я приглашена в длинный-длинный «Линкольн», он бел, как школьный мел. Вместе с Львом Давидовичем Чиковани сажусь в просторный автосалон. Здесь бар, телефон, телевизор, ковры, водитель в фирменной фуражке. Не Жорик ли наш? Кажется, нет?
— Вы прелестны, Маша, — вздыхает мой толстенький спутник. — Приятно, черт подери, видеть счастливого человечка.
— Да? — продолжаю играть роль дурочки. — Это вам спасибо, Лев Давидович.
Покосившись на меня строгим взглядом, владелец всей отечественной Высокой моды снова вздыхает и говорит, что «спасибо» не намажешь на хлеб.
— Нет, я хлеба не хочу, — моя простота невозможная.
— А я тоже хочу быть счастливым, Маша.
— Будьте счастливы, Лев Давидович, — смеюсь, пытаясь поправить заголившее меня платьице от Гуччи.
— А ты не хочешь, детка, сделать меня счастливым, — опускает потную плотную лапку на мою фарфоровую коленку.
— В каком смысле, Лев Давидович?
— Догадайся сама, — тяжело дышит, как рыба сом на берегу. — У тебя такие сладкие губки, детка, — предпринимает попытку расстегнуть ширинку на своих брюках. — Отблагодари старика.
— Ай-яя, — назидательно говорю. — У вас одышка и жена, Сара Абрамовна. И потом, что скажет господин Николсон? Я ведь ему принадлежу.
— Пока мне, — хрипит.
— Нет, ему.
— Нет, мне.
Неизвестно, чем бы закончилась наша столь содержательная пикировка, да раздался телефонный звонок. Лев Давидович со злостью цапнул инкрустированную трубку и неожиданно сразу залебезил:
— Да-да? Конечно-конечно. Да, она со мной, милое такое создание, хи-хи. Не волнуйтесь, Александр Николаевич, все будет в полном порядке. Через полчасика… в полной, так сказать, сохранности…
Я понимаю, с кем ведет разговор любитель скоропалительной любви на колесах — с г-ном Шопиным разговаривает. Видимо, его лучший американский друг уже «подарил» меня, и депутат проявляет естественное нетерпение.
Что ж: расчет товарищей чекистов оказался на удивление точным. Вот что, значит, опыт работы с представителями политического истеблишмента, как отечественного розлива, так и зарубежного.
После того, как г-н Чиковани закончил разговор по телефону, я, не выдержав, схулиганила, показав ему язык:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41