Меня буквально тошнит сельдью несбывшихся надежд и вот-вот вырвет на эсклюзив мадам Мунтян.
Спасая себя от истерики и окончательного позора, несусь галопом в туалетную комнату, благо она недалеко.
Фаянсовый тюльпан умывальника принимает из меня янтарную бурду апельсинового сока и дерьмо недоброкачественного пирожного. Боже мой, пугаюсь своего состояния. Я же отравилась в этом проклятом баре. И поэтому так гадко чувствовал себя на подиуме.
Смотрю на себя в зеркало — ужасная, подурневшая тюха с подтекающими ресницами и макияжем, со сбитыми волосами цвета красного рубина. Ужас!
Прочь это кошмарное чудовище, прочь эту тварь, прочь эту гадину! Вон из моей счастливой жизни! И подставляю свою скверную головушку под шипящую струю воды, точно под топор палача.
Вода смывает всю нечисть и омывает мою душу. Я чувствую заметное облегчение и прежнюю легкость. Я возвращаюсь к самой себе. Пусть Москва примет меня такой, какая я есть. Если этого не произойдет, то это уже не мои проблемы.
Под жужжащей сушилкой сушу волосы. Массирую лицо — оно чисто и просто, как теплый воздух. Теперь остается лишь переодеться и… сделать вид, что опоздала вовремя записаться у подслеповатой Фаи. Да-да, так и сделаю. Выйду на подиум последней и без номерка. Маленькая хитрость, которая поможет покорить столицу.
Обновленная, возвращаюсь на место событий — там наблюдается истерический кавардак. Кто-то рыдает, уткнувшись в кинутые наряды, кто-то хохочет, пританцовывая, кто-то украдкой пьет шампанское за свою будущую победу.
Я успеваю сорвать с себя претенциозный наряд и натянуть маленькое стильное платьице девочки-подростка. Оно чуть мне мало, но это и к лучшему: подчеркивает фигурку и оголяет природно-мраморные колени. Теперь вперед и только вперед, Мария!
— Девушка, вах, — голос Хосе. — А где ваш номерок?
— А я вне конкурса, — брякаю и вновь заступаю на световую дорожку надежды.
И такое впечатление, что скольжу по ней, точно по морской волне. Гриновская девушка, бегущая по волнам, — это про меня. Я легка и элегантна. Я юна и беспечна. Я счастлива.
Неожиданно музыкальное попурри обрывается и в оглушительной тишине раздается грассирующий, с мягким акцентом голос:
— Дэвушка, а какой ваш номер?
Я понимаю, кто задает мне этот вопрос, и поэтому виновато переступаю с ноги на ногу:
— Простите, не успела за номерком.
— А как вас зовут?
— Маша.
— Хорошо, Маша. Идите.
Так, кажется, меня приметили. Что уже хорошо. А вдруг и номер «19» взяли на заметку? Вот тогда мне будет точно не до смеха. Не перехитрила ли я сама себя?
Ответ был получен довольно скоро. В окружении свиты появилась маленькая, пухленькая, черноволосая женщина с усиками под горбатым носом. Напряженный взгляд орлицы, густые мужиковатые брови и волевой двойной подбородок утверждали, что перед нами сама госпожа Мунтян Карина Арменовна. Хлопками Хосе призвал всех присутствующих к вниманию.
— Так, девочки, — сказала модная кутюрье. — Мы здесь посовещались и решили. Фая, будь добра, огласи список.
Наступила тишина — гнетущая: будущие топ-модели затаили дыхание. Счетовод наших молодых душ бестолково порылась в записях и пискляво сообщила счастливые номера: «3», «8», «14», «16», «19».
Я обомлела — пол заходил под ногами, будто, не буду оригинальной, корабельная палуба. Не знаю, как бы повела себя дальше, да раздался голос госпожи Мунтян:
— И девочка без номера. Маша, так, кажется?
— Да, — скромно потупила глаза.
— Всем остальным надежды не терять. Есть ещё много модельных домов, проговорила дизайнер и добавила, что через полчаса ждет «новеньких» у себя в кабинете. — Да, кстати, — остановилась, уходя. — А где девушка под номером «девятнадцать»? — И покосилась на меня темным, как слива, глазом. Это не ваша ли сестра?
Я поперхнулась:
— С-с-сестра. Двоюродная.
— И где она?
— Она… Она ушла…
— Куда?
— Не знаю. Кажется, к жениху. У неё помолвка. А потом они уезжают. В свадебное путешествие, — несло меня по кочкам лжи, — на месяц.
— Да? — удивилась кутюрье. — А зачем она принимала участие в кастинге?
— М-м-меня поддержать. Морально.
— Жаль, она перспективная модель, — и удалилась в окружении свиты.
Уф-ф-ф! Перевела дыхание, будто промчалась на «американских горках» и меня вырвало завтраком на голову впереди летящих любителей острых ощущений. Ничего себе повороты судьбы, сказала я себе, просто анекдот какой-то. Расскажи — не поверят. И поэтому лучше молчать.
Придя в себя, обратила внимание на тех, кому не повезло. Они, бросая в мою сторону завидущие взгляды, сбились в стайки, чтобы успокоить душу и перемыть косточки более удачливым соперницам.
Одна из них, похожая высокомерием на деревенскую гусыню, приблизилась ко мне и сообщила, что видела мою фантазию с переодеванием и вторичным выходом на подиум.
Действуя по наитию, я молча саданула неудачницу ногой по коленной чашечке в лечебно-профилактических целях и удалилась на поиски двоюродной сестры. Думаю, мое поведение объяснимо — заразу нужно изводить на корню. И без всяких сантиментов.
Задумчивая Евгения курила на лестничном марше — одна. Увидев меня, покачала головой:
— Ну, Машка, что за светопреставление пристроила?
— Нервы, — пожала плечами. — Кстати, я одна в двух лицах прошла, — и пересказала диалог с кутюрье, а также призналась в том, что лягнула чересчур любопытную фигуру, похожую на гусыню.
— М-да, с тобой, милая, не соскучишься, — заключила Женя, добавив, что отныне за меня спокойна, запустив на орбиту модельного бизнеса.
— Спасибо, — не без иронии произнесла я.
— Смотри, не заиграйся, девочка, — предупредила сестра, туша сигарету в загаженной пепельнице из-под банки импортного кофе. — А то можешь оказаться в подобном месте, — глазами указала на помойную и смердящую посудину.
— Намек поняла, — окислилась я.
— Тогда я пошла, — сказала сестра.
— Куда?
— Как куда? К жениху. У нас помолвка. А потом мы уезжаем в свадебное путешествие, — легко издевалась. — А тебе мы с Максимом желаем… не спотыкаться на подиуме.
Хорошее пожелание, что там говорить. Если начало такое бурное, несложно представить, что будет дальше.
Расставшись с критичной Евгенией, я отправилась в кабинет знаменитого дизайнера, который находился на том же этаже, что и зал, где я так «удачно» выступила.
Что же это было со мной совсем недавно? Меня ведь и вправду рвало желчью ужаса и страха. Неужели так страшилась неудачи? Может, понимала своим мелким, как дивноморский лиман, умишком, что первое же поражение отбросит меня в полинезийскую эру, где двуногие предпочитали носить шкуры, ими же убитых магистральных мамонтов, а не мрачные фраки от покойного Версаче.
Мое появление в коридоре вызвало истерику у очкастой змеи Фаи — меня ждут, а я, понимаете, прохлаждаюсь. Я сделала вид, что тороплюсь.
— Простите, а как ваша фамилия? — интересовалась на ходу счетовод.
— Иванова, — ляпнула. — Шучу-шучу.
— Ну, право, какие могут быть шутки, — обиделась Фая. — Мы же в серьезном учреждении.
Я поняла, что лучше не связываться с уморительной дамочкой и назвалась: Платова.
— Батова?
— У-у-у, — взвыла я и пообещала с первого гонорара купить несчастной слуховой аппарат, чтобы она не только хорошо слышала, но и видела.
— Что вы такое говорите? — возмутилась дева. — Я все вижу.
— Что именно?
— Я вижу, что вы подвержены «звездной болезни».
Хороший ответ — он мне понравился. Чем? А тем, что во мне видят «звезду». Я сделала только первый шаг, но «звездность» так и прет из меня, как зверобой на лугу. И в этом ничего плохого нет — пусть видят мою пикантную оригинальность и… уважают, черт подери! Я же не требую поклонений? Хотя уверена, что все это впереди — поклонники моего топ-модельного таланта будут падать у моих ног, как вооруженные воины в постели манерных мавританок.
Почувствовав, что меня вновь занесло на поворотах моих беспредельных фантазий, я натянула на лицо резиновую американскую улыбочку — «смайл» и пай-девочкой вошла в кабинет директора модельного дома «Парадиз».
Кабинет был небольшим, а по дизайну — современен, с крашеными стенами цвета хаки. На одной из стен находилось огромное полотно, изображающее заснеженную араратскую гряду. Под этой «грядой» элипсоидил стол, обставленный стульями. Кондиционер под потолком очищал воздух от лета, и в кабинете было прохладно и приятно сидеть.
Помимо знакомых мне лиц, включая активно-гримасничающего Хосе, водились ещё несколько персон, имеющих отношение к данному «райскому» дому.
— А вот и наша Маша, — проговорила Карина Арменовна и указала ручкой на свободный стул, — которая всегда опаздывает. Садись-садись, в ногах, даже таких, как твои, правды нет.
Последние слова модельера вызвали у №№ 3, 8, 14, 16, легкий смешок издевательский, кстати, мол, у «безномерной» не ноги, а неуклюжие ходули. Во всяком случае, именно так я истолковала некий сарказм, исходящий от злюк. Я мстительно прикусила губу и промолчала — ничего-ничего, посмеюсь когда-нибудь и я.
— Ну что ж, девочки, давайте знакомиться, — сказала госпожа Мунтян. Мы с вами, а вы друг с другом. У нас большой общий путь и пройти его надо… Не так ли, Маша?
Видно, мое индивидуалистическое личико от таких правильных слов неприятно квасилось, что и заставило кутюрье задать мне провокационный вопрос. А что я могла ответить — лишь захлопала ресничками, как послушница в монастыре, застигнутая ночью за поглощением сочной жареной курочки во время Великого поста. Черт, надо научиться владеть собой, укорила себя. Моя непосредственность до добра не доведет.
— Так вот, — продолжила кутюрье, — мода — это очень сложный бизнес и очень коллективный. Одиночки сгорают, как мошкара у открытого огня. Мы будем помогать вам, девочки, а вы — нам. Договорились?
Общее чувственное оживление среди будущих моделей подтвердило, что все они, как один, готовы отдать свои молодые жизни во имя великого пошивочного дела.
После этого началось конкретное знакомство. Каждая из нас, мечтающая покорить подуим, поднималась со стула для изложения своих куцеватых, как заячий хвост, биографий. Затем следовали уточняющие вопросы госпожи Мунтян, интересующей нашими родителями, нашими привычками, нашими мечтами и нашими надеждами.
№ 3 — звалась Ольгой Журавлевой. Долговязая, манерная, столичная штучка. Из профессорской семьи. Держалась высокомерно, мол, Боже мой, с кем я вынуждена буду ходить по подиуму.
№ 8 — Эльвира Коваль. Плотненькая хохотушка-хохлушка из солнечного Мариуполя. Приехала к бабушке, которая когда-то была известной актрисой театра и которая назвала внучку именно таким «красивым» именем.
№ 14 — Танечка Морозова. Смышленая, щупленькая девочка из российского городка Саранск. Бойка, проворна, себе на уме, улыбчива, и, кажется, авантюристична.
№ 19 — отсутствовала по известным причинам.
И, наконец, девушка без номера, коей оказалась, напомню, я.
— Что Маша расскажет нам интересного о себе? — вопросила Карина Арменовна.
Почувствовав себя в центре внимания, я изложила свою биографию в двух словах, мол, о чем говорить — меня можно всю читать, как открытую книгу.
— И какую ты последнюю книжку читала? — интересуется вдруг кутюрье.
Я делаю вид, что вспоминаю — и вспоминаю:
— В поезде читала. «Волчица» называется. Детективчик. Вроде ничего, неплохой. Динамичный.
— Понятно, — вздыхает Карина Арменовна. — А «Капитанскую дочку» читала.
— Пыталась, — признаюсь. — Не понравилось, как-то там все не динамично.
— Да, Маша, — огорчается от такой правды модельер и начинает развивать мысль, что она мечтает сделать из нас не бездумных и красивых вешелок, но думающих и разносторонних личностей. — Вот какая у тебя мечта, Мария? спрашивает, как учительница домашнее задание о аминокислотах.
Я переступаю с ноги на ногу: что за банальные вопросы, госпожа Мунтян? Почему все хотят, чтобы я была тихая, семейная и примерная, как пушкинская «капитанская дочка». Взрослые не понимают, что нынче другие времена активные, где нет места сирым и серым мышкам, а есть место именно «волчицам», умеющим за себя постоять.
И поэтому отвечаю на глупый вопрос так: быть как Клаудия Шиффер, посмотреть мир, а потом выскочить замуж за миллионера какого-нибудь французского, но чтобы был он старенький, как трухлявый пенек, и чтобы на выходе из церкви после венчания тут же угас на её ступеньках.
К моему счастью, госпожа Мунтян и её свита оказались с чувством юмора. Они засмеялись, оживились и по-доброму стали смотреть на меня, как это обычно делают любимые чувствительные родственнички.
— Маша, — посмеивалась Карина Арменовна. — Ты нас пугаешь.
— Правда жизни, — развела руками.
— Ох, дети-дети, — вздохнула знаменитая дизайнер. — Что ж, я рада: мы не ошиблись в выборе. Каждая из вас имеет свою изюминку. Надеюсь, вы её не потеряете за месяцы учебы? Познакомьтесь, — обернулась к своим коллегам. Госпожа Крутикова Нинель Ивановна. Ваш тренер по шейпингу и плаванию.
Поднялась дамочка без возраста, похожая короткой прической, маленьким личиком и общей сухопаростью на тренера-мужичка. Сдержанно улыбнулась нам.
— Госпожа Штайн Динара Львовна будет преподавать «подиумный шаг». Продолжила кутюрье. — Есть такая наука.
Динара Робертовна своим мелким росточком и высохшими косточками напоминала египитскую мумию. Она, преподаватель, конечно, бодрилась, подчеркивая свое жизнелюбие театральным лиловым платьем с огромной искрящейся брошкой из фальшивых камней.
— Господин Вольский — наш психолог.
— Так точно, — поклонился вальяжный, как кот, господин с крашенными баками. Наверное, в свое время он пользовался успехом у женщин и следы былых побед ещё примечались в его потертом котофейном облике.
— С Хосе вы знакомы, — проговорила госпожа Мунтян. — Без него мы как без рук. А это наш мастер макияжа и стилист Валечка Сорокин.
Сорокин был молод, моден и неприятно ломок. Волосы «под горшок» были выкрашены в цвет платины. Реденькая «восточная» бородка как бы утверждала, что обладатель её имеет хороший вкус.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41