Как всегда, на кораблях маураев большинство составляли мужчины, но хватало и предприимчивых женщин, еще не бывавших замужем.
Собираясь в небольшие группки, они праздновали удачу, оставившую их в живых. Перепархивали шутки, топали ноги, колыхались бедра, вились руки. Звуки флейты, барабана, волынки, аккордеона, кото и сонга одолевали ветер. Стучали кости; камешки катались по расчерченной мелом доске. Двое рассказывали о родных краях слушателям из далеких земель; ни печать, ни радиоволны не могли отобразить все черты разноликой страны, занимавшей половину Тихого океана. Еще двое сидели обнявшись, другая пара спускалась в открытый люк, чтобы заняться любовью. Двое или трое человек предпочли одиночество и раздумывали, утопая взглядом в волнах или же в глубинах собственной души. У борта посреди корабля горбился Лауни, глубоко запустив руки в карманы одолженной ему флотской куртки.
– И кто тут на вахте? – поинтересовался он.
Тераи пожал плечами.
– Как обычно, – ответил он. – Первый, второй или третий офицер.
Первый, второй и третий инженер. Квартирмейстер у руля. Радиоофицер, кроме зкстренных ситуаций, следит и за радарами. Кок вместе с помощником должен сейчас готовить чай. Осмелюсь доложить, что кое-кто… скажем, плотник и главный артиллерист – нашли дела поважнее. Но мы, маураи, во всем – даже на военном флоте – не любим соблюдать распорядок или чересчур усердствовать в работе. – Он ухмыльнулся. – Я слыхал, что нас зовут лентяями, и не только норри, вроде тебя, но и мериканы, обитающие к югу от вас… наши собственные клиенты, которых мы из флибустьеров сделали цивилизованными землевладельцами, и так далее… и тем не менее мы как-то ухитряемся существовать.
– Действительно ухитряетесь, – с безразличием согласился пленник, какое-то время разглядывавший человека, стоявшего возле него.
Посмотреть было на что: рост Тераи Лоханнасо превышал два метра; железное, подобное скале, тело обладало, пожалуй, даже чрезмерной мощью. Черты лица его в основном были полинезийскими – широкий нос, полные губы, редкая бородка, которую он сбривал, к ним добавлялись квадратная челюсть, серые глаза и кожа цвета слоновой кости, там, где годы, проведенные на море, не обратили ее в темно-коричневую – наследие предков-ингляссов. Голос его громыхал. Темно-рыжие локоны были заткнуты за уши или свисали на лоб, как полагалось нозеланнеру. В уголке открывшей предплечья рубахи с короткими рукавами виднелась лишенная волос грудная клетка; на левой руке были вытатуированы традиционный якорь, обросший водорослями, а на правой – молоток и клещи (Тераи упоминал, что некогда любил для развлечения заниматься кузнечным делом).
– Да, ваша жизнь вполне благополучна, – ответил Лауни. – Вы зовете себя легким и веселым народом, но усеяли своими форпостами все побережье Азии и Африки… а также западный берег Семерики и Юмернки, к югу от наших границ их не счесть… и местные правители делают то, что вы им прикажете, даже если это противоречит их собственной выгоде.
Тем временем ваши исследователи, торговцы – ваш авангард – проникают в Юропу… да.
Глаза его обратились к остальной флотилии, состоявшей в основном из однокорпусных кораблей, менее быстрых, но более вместительных, чем «Барракуда». (Они не уступали в остойчивости тримарану, потому что были снабжены выносными поплавками с обоих бортов.) Парусное вооружение различалось, как и размеры кораблей: можно было увидеть все – от древнего вида шхуны до современного ветряка, крутившего гребной винт. Все корабли были деревянными, металл попадался изредка, издали они казались хрупкими и невинными, даже авианосец, на палубе которого покоилось двадцать аэропланов. Они не вгрызались в волны, пыхтя дымом и встопорщив стволы пушек, подобно северо-западным броненосцам.
Впрочем, корабли эти не напоминали и тех толстопузых купцов, которых Лауни захватывал во время Китовой войны. Он видел, как эти бегущие по волнам в клочья растерзали эскадру, в которой он служил. И теперь они направлялись на север – на рандеву с флотом. Потом эти объединенные силы выйдут на поиски флота Союза, за чьим местонахождением постоянно следили разведчики Федерации. (Как правило, на парящую высоко в небе кинокамеру или гидроплан не стоило тратить снаряд или ракету. Они были на удивление увертливы, а в случае попадания обнаруживали удивительную живучесть; на случай падения они были снабжены спасательными плотами, к тому же спасательные отряды маураев действовали на редкость эффективно.) Ну а потом… он предполагал, что морская пехота Федерации высадится на берегах Союза.
– Нет, ты преувеличиваешь, – сказал Тераи неловко. – Я, конечно же, сочувствую тебе… у тебя погибли товарищи… но мы не намереваемся править миром. Зачем нам лишние хлопоты? Во всяком случае мы хотим, чтобы мир оставался… скажем, разнообразным, чтобы различные культуры могли взаимно обогащать друг друга… – Покраснев, он прищелкнул языком. – Изрини, приятель. Получилось, как у наших пропагандистов, но тем не менее они правы.
– Так-так… вы действительно цените чужие обычаи и народную музыку? – ощетинился Лауни. – Но никогда не симпатизируете тем, кто отличается от вас. И всему, что способно нарушить господство маураев.
– Тогда может погибнуть вся цивилизация, даже сама жизнь, – возразил Тераи. Он стиснул зубы. – Иногда мне даже кажется, что Погибель пришла вовремя, она сохранила биосферу от вреда, который наносила ей прежняя промышленностью – Геанские речи.
– Лесу сохрани меня! – усмехнулся Тераи. – Монги не любят нас еще сильнее, чем вы. Сомневаюсь, чтобы хоть один маурай в своих помыслах серьезно обращался к геанству.
– А почему тогда слова «экология» и «разнообразие» являются вашими лозунгами в Священной войне?
Долго сдерживаемый гнев полыхнул крохотным голубым огоньком.
– Все мы существуем на одной планете, – буркнул Тераи. – С нас довольно уже других результатов вашего безумия: продуктов сжигания угля и отходов химической промышленности. Но когда вы стали собирать делящиеся материалы и принялись за ядерную энергоустановку… это уж слишком! Вы отвергли наш ультиматум, и что нам оставалось, кроме войны? А теперь мы намереваемся сокрушить вашу мощь, чтобы она не погубила Землю.
Вспышка гнева улеглась мгновенно, Тераи не был холериком.
– Не страшитесь, Лауни, – проговорил он и принялся рыться в карманах.
– Мы враждуем не с вашим народом, а с обезумевшими учеными, которые оттеснили нас от руля. Их мало – тех, кто забыл, что кладовые Земли почти опустели.
Он извлек свою вересковую трубку и кисет с табаком.
– Слыхал я все это, – ответил Лауни. – Не забывайте – отец мой был жестянщиком… мусорщиком… а я читал книги и слушал лекции.
В его уме промелькнуло краткое их излзжение:
"Судная война со всеми последствиями не смогла стереть наши познания.
Слишком много знаний сохранилось, нашлись удачники, сумевшие достаточно скоро приступить к возобновлению. Они имели свой шанс… но прежние технологические цивилизации израсходовали легкодоступные материалы, в избытке имевшиеся прежде на земной поверхности и делавшие возможным любое дело. Не осталось Мессаби, не осталось Прудхоу Бейз, не осталось просторных девственных лесов, прежних тонн плодородной почвы на каждом квадратном метре пашни. Предкам все чаще приходилось ограничиваться заменами и перестройками. Общество потомков было проклято недостатком энергии и скудностью ресурсов, не могло позволить себе восстановить индустрию.
Поэтому многие из тех, кто выжил, вынуждены были обратиться к новым версиям дикарства и варварства. Некоторые из них уже успели подняться к прежним высотам; немногие сумеют вновь осилить этот подъем, не будет и этих, если…
Ключ к лестнице, ведущей в будущее, в руках маураев, и они охраняют ее. Их предкам повезло: Нозеланн уцелел в войне. Конечно, и эти края получили свою дозу ультрафиолета, когда взрывы бомб разрушили озоновый слой, вытерпели вымирание микробной основы жизни, болезни и эпидемии, хаос и голод. Но сам остров остался цел. Все сооружения на нем уцелели: фабрики, лаборатории, гидроэлектростанции, даже истощенные месторождения железа и угля. Горожане вымерли, но сельские жители выжили; обитавшие в резервациях аборигены, полагаясь на племенное содружество, сумели приспособиться к новым условиям. И когда природа начала восстанавливаться, нозеланнеры решили заняться реконструкцией и обнаружили чудовищную нехватку рабочей силы. Они истратили уголь и железо, чтобы построить корабли, и послали за эмигрантами, чтобы поселить их на Полинезийских островах. Вполне естественно, что они прибегли к научной и экономной технологии…
Мы другие, мы жители Северо-запада. У нас была более богатая основа. И мы не переменились – за все суровые столетия на земле, мы по-прежнему смотрели вперед, надеялись и мечтали".
Набив трубку и взяв ее в рот, Тераи достал зажигалку – небольшой цилиндрик из твердого дерева с плотно прилегающим колпачком. Сняв его, он вытряс немного порошка трута из отделения в своем табачном кисете в узкий канал. Упрятав кисет, нажал на поршень, опять вынул его и высыпал порошок на табак. Сжатие воздуха нагрело вещество до точки воспламенения. Осторожно затягиваясь и прикрывая рукой трубку от ветра, Тераи раскурил ее.
– Вот-вот, – проговорил Лауни. – Эта неуклюжая штуковина, похоже, сделается мировым символом нашей цивилизации.
Тераи улыбнулся, от глаз его разбежались морщинки – словно гусиные лапки.
– Очень удобная вещь, если умеешь с ней обращаться. Только не говори, что ты предпочитаешь серные спички!.. Тут, чтобы один раз закурить, потребуется истратить заработанное за целый день.
– У нас дома мы используем зажигалку величиной с твой большой палец.
Пластиковый корпус воспламеняется от искры – кремень по стали. Горит бутан, мы получаем его из угля или возгоняя опилки.
– Я знаю, видел. Подгулявший моряк и то менее экстравагантен.
– Тераи, подожди-ка минуту. Вы ведь тоже используете леса и поля, завели себе сады и рудники даже в морях.
– Мы возобновляем посадки, мы поддерживаем равновесие.
– Мы тоже, насколько это возможно. И могли бы делать это лучше, будь у нас больше энергии. В энергии – ключ ко всему.
Тераи указал на океан в сторону ветра и на небо.
– Да, конечно, это ваши мобильные энергоресурсы, – сказал Лауни. – Солнце, ветер, вода, биомасса – но в конечном счете все они порождены солнцем, а оно не дает больше киловатта с квадратного метра, да и то в полдень или в ясный день; на деле получается куда меньше.
– Ты знаешь, что мы в какой-то мере пользуемся и углем, – ответил Тераи. – Но мы добиваемся полного сгорания. И вы тоже могли бы так поступать.
– Нет, если мы намереваемся жить так, как подобает разумным людям, нам нужна эффективная промышленность. Конечно, нефть – чересчур ценное сырье, чтобы сжигать ее, а древесина слишком дорога – и когда она еще растет и когда уже срублена. Что тогда остается, кроме угля? Конечно, субстанция грязная, и ее не хватит на вечные времена.
Лауни взволновался.
– Тогда почему вы, маураи, запрещаете ядерные исследования? – возмутился он. – Мы спроектировали станции, безвредные и безопасные.
Можно совершенно надежным образом избавиться от отходов: перевести их в стекловидное состояние, захоронить в геологически стабильных областях. Невинная штука по сравнению с угольными шахтами со всеми их кислотами, шлаком, газами. Мы готовы принять любые предосторожности, чтобы предоставить возможность создания ядерного оружия. Мы бы могли совместно создать термоядерную установку – неограниченный источник энергии до конца жизни на Земле. Энергии, которая могла снова поднять нас к звездам. – Он потряс головой и вздохнул:
– Нет же, и сами не хотите пользоваться, и нам не позволяете. Почему?
– Мы объясняли уже миллионы раз, – грустно ответил Тераи. – Опасности, грозящие жизни при неисправностях ядерных станций, перевешивают любые возможные выгоды, но даже если придуманные вами системы смогут работать идеально и вечно, наша планета более не способна обеспечить развитие промышленности – в том масштабе, которого вы добиваетесь.
– Так говорите вы, – возразил Лауни. – А как насчет политических соображений: жадности, стремления укрепить свою… гегемонию? Ведь без них-то не обошлось, маурай. Я говорю не про тебя, Тераи. Ты всегда казался мне честным человеком. Меня смущает одно: почему ты взялся шпионить между двумя войнами? Следовало бы отказаться от предложения.
– Я не был шпионом, – кротко ответил Тераи. – Я лишь пользовался личиной морского торговца в качестве маскировки; я всегда оставался офицером морской разведки, но никогда не крал ваших секретов. Я гостил у вас, чтобы лучше познакомиться с вашей страной.
– На случай будущей войны? – Лауни попытался сдержать свои чувства. – Вне сомнения, самому себе ты кажешься честным патриотом, лояльным подданным своей королевы и своего племени. Не сомневаюсь, что так оно и есть. Но в душе, при всей вашей лени и расслабленности, вы, маураи, фанатики. – Помедлив, он добавил:
– Мой профессор истории в колледже любил говаривать: нет худшей неудачи, чем успех. Он был прав, и примером тому служит ваша цивилизация. В свое время вы достигли многого, но зачем вечно цепляться за старое? Ваши прежние достижения для вас святее самой Троицы; и если возникает какая-нибудь малейшая угроза статус-кво, вы сразу готовы на все… а потом еще нахваливаете себя за мудрость – дескать, как верно мы управляем Землей.
Он отвернулся, взялся за поручень и принялся разглядывать море, повернувшись спиной к своей сражающейся земле.
Тераи молча стоял, выдыхая голубой дымок. Наконец он положил ладонь на плечо норрмена и прогрохотал:
– Меня не задевают твои слова. Говори, что хочешь. Тебе нужно выговориться. Я по-прежнему твой друг и воспользуюсь любым шансом, чтобы доказать это.
3
Армады сошлись возле устья могучей реки Колумма, было холодно, ветер с запада гнал ледяной дождь, смешанный со снегом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77