– Да.пять тысяч аэрон мне бы пригодились. А ведь я видел Иерна в этой самой таверне не столь уж давно.
– Заткнись! – рявкнул первый. – Всякий, кто предаст Буревестника, ответит передо мной. – Он поднял узловатый кулак. – Я из Этанга. Если бы не он, моя жена погибла бы вместе с детишками. Клянусь всеми дьяволами и твоей задницей, если бы Иерн был избран Капитаном, он не стал бы устраивать того дерьма, которым нас обложили. Запомни – нас больше.
– Так куда же он делся? – спросил второй. – И почему он бежал, зачем ему прятаться?
Сидевший Плик вдохнул аромат вина и, пригубив терпкий напиток, буркнул Микли:
– Шкуру прячет. – На англее вышел каламбур.
Северянин улыбнулся.
– Ваш высокочтимый Капитан, безусловно, скажем так, решительный человек, – проговорил он негромко, – должно быть, поступки Иерна заставили его поторопиться.
Плик внимательно разглядывал его через винные ароматы. Они успели познакомиться, и между ними уже рождалась дружба. Микли нравились песни Плика, англеман любил расспрашивать о Северо-западном Союзе; каждому нравились едкие словеса другого.
– Интересно, – спросил Плик, – чем все-таки вы на самом деле заняты в Юропе? Ваша уклончивость относительно истинных целей вашего пребывания здесь сделалась почти что поэтической.
Микли позволил своим бровям пару раз подняться и опуститься.
– Неужели я выражался менее конкретно, чем вон тот маурай? Кто будет хвастать коммерческими и квазидипломатическими переговорами? Подобные забавы чреваты крупным убытком.
– Ты проявляешь, пожалуй, меньше скорби, чем следовало бы, учитывая, что Джовейн и его прихвостни с откровенной прохладцей относятся к вашей нации.
– К маураям они относятся еще прохладней. – Микли раскурил сигарету и между затяжками воспользовался ею как указкой. – Интересный парадокс: ты полагаешь, что геанцы будут проявлять симпатию к маураям?
Экологически настроенное общество – консервативное, но терпимое. А вот мы, норри, заражены страстью к технике и видим в земле не собственный дом, а склад сырья. Но посмотрим внимательнее: маураи претендуют на власть над планетой, эту роль геанцы отводят себе, к тому же маураи слишком реалистичны и прагматичны. Бесспорно, если Домен сделается силой мирового масштаба, это ослабит гегемонию Федерации. И поэтому Союз будет с восторгом помогать вам. И тем самым, быть может, впишет новую главу в свою сложную историю.
– Ну, я не стал бы тратить на это свои деньги.
– Конечно, не сразу. Джовейн не собирается разрывать отношений с какой-либо страной, даже если бы он обладал соответствующей властью.
Возможности Капитана ограничены, их нельзя расширить за несколько дней; к тому же он, вполне естественно, будет стремиться оставить за собой свободу выбора. Пока можно ожидать простого переноса ударения, до тех пор пока он не укрепит своего положения, отделавшись каким-то способом от докучливого Таленса Иерна Ферлея. Помимо затруднительного положения нашего воздушного гостя, сильно пострадала и его репутация.
Ты слыхал новости о его жене?
Плик кивнул и подвинул бокал к Сеси, рассчитывая на продолжение.
– Незачем повторять очевидное, – сказал он. – В частности потому, что я не согласен с вашим предположением.
– Почему же?
– Дело в том, что я не просто пьянчуга, но весьма начитанный пьянчуга, и к тому же отчасти поэт. Говорят, что только лишь математика может придать физическому миру подобие разума. Но лишь музыка и поэзия способны сделать разумным мир, населенный людьми, поскольку среди животных мы наименее рациональны… Какой же еще символ можно адресовать нашему безумию? – Плик покачал головой. – Нет, друг мой, на которого я надеюсь, рассчитывая на новый бокал, нет, вы все точно вычислили за Капитана Джовейна, но гарантирую: замысел его не удастся.
Он точен и логичен и выгоден своему автору, а потому не отвечает человеческой природе.
– В самом деле? Но замысел этот сформулировал человек. Какой же фатальный дефект виден в нем?
– Дело в душе народной. Ведь у каждого народа есть душа – она если уж не бессмертна, то… во всяком случае, ее очень трудно убить. – Плик развел ладони. – Я не могу объяснить этого, разве что спеть. – Явилась Сеси, он обнял ее за мягкое место и прильнул щекой к животу. – Налей-ка, Лозочка. Учти – платит этот джентльмен.
– Оплачу, – подтвердил Микли, – если ты исполнишь мне эту песню.
– Сейчас не могу, – помотал головой Плик. – Я пою, когда поется. Когда ты пытаешься заставить себя петь, получается какой-то идиотизм. Думаю, чудная песня скоро появится на свет. Подождите-ка денек-другой.
– Честная сделка. – Микли опустил монету на стол. – И мне тоже один кальвадос, милашка.
Зазвенело. Северянин мгновенно распрямился, подобравшись, как кот.
– Нет, мне не надо. – Он снял с пояса миниатюрную рацию, приложил к уху, послушал мгновение и, прислонив диск микрофона к губам, кратко отзетил на англише. Поднявшись, он проговорил:
– Прошу прощения, я должен идти. Пей на все, Плик, с чистой душой за наше здоровье, хотя здоровья это не принесет ни мне, ни тебе.
– Значит, именно этой вести ты ожидал последние несколько дней, – заметил англеман.
Микли улыбнулся, улыбка оказалась достаточно привлекательной, невзирая на скверные зубы.
– Отнюдь не эпохальный вывод. Да, наш один отряд ходил в страну алеманов, чтобы изучить возможности для торговли. И они только что сообщили, что вскоре прибудут сюда. Мне надо распорядиться, а у тебя остаются песня и… барменша. Он вышел, несколько минут спустя Ваироа в одиночестве последовал его примеру. Выйдя на улицу, он чуть побродил взад-вперед, собирая необходимую информацию, направившую его в нужную сторону. При своей заметной внешности он был достаточна неловок для шпиона, а потому старался держаться за пределами нормальной слышимости и не проявлял излишнего интереса к окружающему. А потом он увидел усталый, пропыленный и пропотевший отряд, въехавший в город; посреди верховых ехал легкий фургон с закрытым грузом, впереди находилась рослая блондинка. Микли уже вел навстречу им отряд от своего корабля, люди его вежливо, но решительно устраняли с пути всех любопытных.
Ваироа видел, как из фургона выпрягли коней, грузовая лебедка подняла его на палубу. Издали было заметно волнение на лице Микли; радостно прыгая вокруг, он то и дело прикладывался к рукам женщины – ясно было, что маленький седой человек радовался не ей, но грузу, который она доставила.
Той же ночью Ваироа тенью скользнул на борт чужого корабля. Сходни были подняты. Кроме вахтенных, возле повозки были выставлены часовые.
Но никто из них не расслышал, как мягко прикоснулся к поручням обтянутый резиной крюк, который маурай, подплыв, выбросил из воды, ни того, как он поднимался по веревке и перелезал через ограждение. Шли часы, и поскольку Ваироа оставался недвижным, его пятнистая нагая кожа слилась с лунным светом и тенями. Он не стал подходить к фургону, а спрятался за крышкой люка – с делом можно было справиться и отсюда.
Ваироа взял с собой только один прибор – ручной ультразвуковой генератор был невелик и прост – поскольку Ваироа был единственным человеком на корабле и во всем мире, кто умел слышать и анализировать беззвучное эхо, Соблюдая всяческую осторожность, он не стал возвращаться к причалу, пока море не затрепетало под легким светом, озарившим восток. А потом он поспешил в гостиницу, где его ждал Тераи.
2
Вновь пришла ночь, принесла с собой ветер и шум. Луна, уже округлившаяся наполовину, поднялась, когда Плик оставил дом, в подвале которого располагался «Золотой петушок».
Слегка навеселе, он спешил, насколько позволяли ему редкие фонари; холод проникал под изношенное пальто. И все же луна, явно летевшая над остановившимися облаками, вызвала у него улыбку, и Плик замурлыкал мотив, стараясь заглушить посвист ветра, стук ветвей и шелест мятых бумажек, перепархивающих по мостовой. Неподалеку кот приступил к серенаде в честь своей киски, ночевавшей в тепле за парой ставень, и Плик негромко расхохотался.
– Удачи, приятель! – возопил он. – Про трубу не забудь!
Путь в жалкое убежище, где Плик снимал две комнаты – одну для себя, другую для книг – вел его через площадь мимо кафедрального собора Святого Корентина. Лишь луна причудливо освещала ее, в этот час на площади не было никого, кроме него самого и пыльных вихрей. Храм вырастал над ним – тенью, холмом, увенчанным двумя башнями-близнецами.
Плик обогнул юго-западный уголок. Шаги его гулко отдавались по мостовой.
– Плик! Остановись!
Повинуясь приказу, он обернулся и неловко двинулся навстречу человеку, столь бесцеремонно остановившему его. Из тьмы, соединявшей стену с башней, выступил Иерн. Плик бегом бросился навстречу и обнял его. Иерн ответил объятием, от которого англеман застонал:
– Прости. Мои ребра, пожалуй, ни к черту не годны, но они все-таки мои.
– Извини, – Иерн выпустил его, отступая на шаг. – Я просто… рад… слишком слабое слово… рад видеть тебя. Ждал несколько часов. Уже гадал, вернешься ли ты домой? С каких это пор таверна начала закрываться так поздно?
– Ее давно закрыли. Но сегодня Сеси проявила ко мне симпатию. Так бывает всегда, когда я сочиняю. Психические феромоны, наверно. – В голосе Плика появились резкие интонации. – Похоже, приятель, теперь ты попал в обвиняемые. Как у тебя дела?
Он скосился в неровном свете. На аэрогене была куртка пейзана и мешковатые брюки. Широкополая фетровая шляпа скрывала лицо. Впрочем, легко было увидеть, что он выбрит, умыт и сыт, чего нельзя было сказать о сочинителе баллад.
Иерн торопливо поведал:
– Как ты, наверное, догадался, я выпрыгнул из Скайгольма на парашюте, когда Джовейн захватил его. – Он кивнул как-то неловко, заметив невольный трепет во взгляде. – Я знал, кому можно доверять, и по ночам перебирался из комнаты в комнату. А на земле сразу же постарался переодеться, а потом обменял свою одежду на эту. – Приподнятое настроение угасло, следуя за луной, зашедшей за облако. – Я не смел где-либо задерживаться. В деревне чужестранец всегда на виду, а слухи распространяются куда быстрее, чем можно представить. Я бы мог подвергнуть опасности любой дом, если б задержался в нем, и тогда меня, наверное, быстро выследили бы. Понятно одно – к матери и отчиму я пойти не могу; за ними, вне всяких сомнений, следят. Тогда я решил, что лучше Кемпера места не найти. В городе спрятаться куда легче, правильно? Так что, когда стемнело, я пришел сюда и с тех пор жду.
– Меня?
– Плик, ты теперь моя единственная надежда. В Кемпере ты знаешь каждый закоулок, каждый воровской притон, тех, кто может помочь мне за деньги или ради симпатий. – Иерн сжал кулаки и опустил голову. – Я понимаю, что прошу многого. Мы ведьтолько выпивали вместе, а не кровные братья, этот край даже не родной тебе. Но к кому еще я могу обратиться?
Респектабельные люди, способные помочь мне, весьма подозрительны и неопытны в подобных вещах. Поэтому я избегаю Бейнак и его окрестности.
И от тебя мне ничего особенно не нужно. Я просто прошу, чтобы ты познакомил меня с кем-нибудь, кто может укрыть меня пока… пока я не придумаю, что делать дальше. А сейчас я рассчитываю на тебя.
Плик задумался. Ветер перебирал его поредевшие волосы. Он поежился, а потом медленно произнес:
– По-моему, мне не стоит ввязываться. – Пилот, онемев, смотрел на него. – Не то чтобы мне не хотелось тебе помочь, – продолжил Плик. – Я сочувствую тебе куда больше, чем ты думаешь, Таленс Иерн Ферлей. Но твое дело больше тебя самого, больше пределов Домена. В нем есть трансцендентность. Я не могу доказать этого, но ощущаю… чуть ли не нутром. Но кто я, чтобы нарушать волю богов, мешать им добиваться исполнения своей, для меня неведомой воли?
Глаза Иерна расшилились.
– Ты… странный человек.
– Да, и всегда был таким. Иначе я никогда бы не смог написать даже одной стихотворной строчки. Все было бы чистой прозой. Конечно, ты будешь говорить, что прозой-то все и обходится. – Ухмылка полумесяцем выплыла на лицо Плика и перешла в откровенность. – Дело в том, что я не зааю таких, на кого можно было бы положиться. – Он рассказал Иерну о назначенном вознаграждении. – Пять тысяч аэров…. целое состоядие для местного обывателя…. Такие деньги открывают дорогу наверх из своего класса. Обещана и дополнительная плата, так что, если кто-то и поможет тебе, сосед может выдать.
Иерн отвернулся, поедадел вдаль улицы, казавшейся темным тоннелем.
– Джовейн проявил неожиданное рвение, я не рассчитывал, что он так будет стремиться поймать меня, – неторопливо проговорил он. – Почему?
Я же не глава заговора против него. Такого еще не существует, разве что в умах некоторых людей. – Он помедлил. – Правда, если меня не будет, значит, моя жена… Тем более если не откроется, что именно он убил меня. Он ведь уже пытался это сделать окало трех лет назад.
Плик по-прежнему молчал, сотрясаясь всем телом – теперь намного сильнее, – пока наконец Иерн вновь не поглядел на него. На мягком лице певца проглядывала мука.
– Извини, – пробормотал бард. – Я думал, ты уже слышал.
– Что?
– О ней. Конечво, почта в брежегские фермы приходит один раз в неделю, и радио не у всех. Но здесь все уже знают. Аэрогены, вернувшиеся из Скайгольма, рассказывали, а теперь об этом сообщено даже в газетах…
– Плик положил руки на плечи Иерна. – Таленс Фейлис Ферлей открыто живет с Капитаном Джовейном. Она стояла рядом с ним на инаугурации, Она, надписала воззвание, призывающее всех объединиться под его руководством. А вчера объявила, что начинает бракоразводный процесс.
Уверяла всех, что ты был жесток, неверен и совершенно не уделял ей внимания.
Плик ждал, уронив руки. Иерн не шелохнулся. Выражение лица его лишь угадывалось под широкими полями шляпы. Ветер скулил, тени облаков бежали по мостовой, и резные камни над головой, казалось, шевелились.
Наконец Иерн прошептал:
– Этого я и боялся. Ее брат… но я все уговаривал себя в том, что несправедлив к ней, что сама Фейлис не способна вступить в заговор против меня и предать… – Он поежился, прокашлялся, сплюнул и звучно топнул.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77