– Нет, капитан, – возразил он. – Я вслушивался в беседу китов в той стороне – великолепный звук… А вы не слышите? – Он задержал дыхание.
– Учтите, в Африке я был не один. И лишь в главных вопросах брал на себя инициативу – основную массу грубой работы делали мои спутники.
Результаты в общем-то обрадовали нас. Все выглядело достаточно перепек-тивно, когда мы отправились восвояси, однако опубликовать результаты значило погубить их. Мы, маураи, любим поговорить о том, что разным народам – различные пути; что, мол, следует учиться друг у друга. Однако, если бы мир узнал, что мы поощряем рабство…
– Правильно, – согласился Тераи. – Я всегда избегал идеалистов, в особенности после Энергетической войны.
– Да, это было великое событие нынешнего столетия. – внимание Ваироа по-прежнему было обращено на север, во тьму. – Но война еще не закончена. И поэтому мы с вами здесь. Вы и я. Судьба – это пагубная иллюзия, не так ли, капитан? Мы, маураи, полагали, что мир покорился нам, что мы построили прочное основание для гуманного и экологически разумного мирового порядка. Но мы возводили его на песке, ведь, кроме него, людям ничего не доступно. И он уже пополз из-под основания нашего дома.
– Э, подождите-подождите. – Тераи вынужденно хохотнул. – Конечно, пессимизм всегда драматичнее оптимизма, и я постоянно утверждаю, что единственно весомый способ окончательно утратить надежду – это перестать надеяться. Раз вы убеждены, что Федерация обречена, так почему же вы здесь?
– О, я уверен – у нас еще остался шанс, – ответил Ваироа. – Приятно быть начеку; ну а если дойдет до худшего, интересно будет протрубить в последнюю трубу.
Корабль исчезал в ночи.

Глава 10
1
Последняя болезнь Таленса Тома Сарка началась весной на двадцать девятом году его пребывания на посту Капитана Скайгольма. Его лечили лучшие медики. Доктора были искусны и многое знали, им была предоставлена возможность пользоваться океанской релейной связью маураев; по телеканалу они получали консультации у специалистов Велантоа. При такой поддержке некогда крепкое тело старика протянуло целый месяц после солнцестояния.
А потом он сказал:
– Довольно. Я не могу более выполнять свои обязанности, становлюсь в тягость и для моего Домена, и для моего Клана, и для моей семьи, и для себя самого. Пусть аним отыщет себе новый дом.
Доктора с уважением отнеслись к желанию Тома; уладив свои дела и приведя их в порядок, старик избавился. вскоре от всех своих скорбей.
Весть о смерти Таленса полетела во все края страны, которой он правил.
Событие не было неожиданным, и сеньоры стали съезжаться на конференцию сперва поодиночке, потом группами. Им следовало закончить временное правление административного бюро и избрать нового Капитана сразу после похорон – со всей возможной поспешностью.
В прошлом электоры нередко собирались целые месяцы, а потом в нерешительности тянули неделю-другую, поэтому прежние времена казались чересчур зловещими. Теперь же бюро прекрасно справлялось с государственной политикой. А это значило, что консенсуса следовало достичь еще до голосования. Что они и делали – неофициально и тихо.
Тем не менее приходилось считаться с желаниями видных Кланов и наземников. Наиболее умудренные среди аэрогенов выслушивали пожелания пейзанов и просто горожан. И было невозможно утаить истинное направление мнений или полезный совет.
Вновь и вновь дирижабли из Турнева причаливали к Скайгольму, из них выходили сеньоры с супругами и свитой. Некоторые отсутствовали по различным причинам, но таких было ичтожно мало. Более тысячи мужчин и женщин собралось, чтобы в торжественной обстановке отдать Таленсу Тома Сарку последине почести. Нагрузка на аэростат была столь велика, что визитеров и кадетов пришлось отослать на Землю, пообещав, что все вернутся чуть позже; их заверили, что оказываемая ими любезность является частью долга, и они могут гордиться собой.
Речи и музыка сменяли друг друга; вспыхнул солнечный жар; пепел разлетелся по ветру, мешаясь с пылью, оставшейся от падающих звезд. А потом настал поминальный пир в зале Чарльза, сопровождавшийся представлениями – оркестровым, лирическим, атлетическим, драматическим и военным – прощальное слово сказал каждый штат. Итак, все выглядело весьма достойно, однако поминки затянулись допоздна.
Следующий день был свободным, сеньоры могли отдохнуть и в случае необходимости переговорить между собой. На другой день надлежало собраться Совету.
2
– Выйдем-ка, Фейлис, – проговорил Иерн. – Надо поговорить, а наши апартаменты кажутся мне западней. Давай сходим в сад.
Она, не сказав ни слова, последовала за мужем. В переходах было полно народу, но никакой толкотни и шума. Напротив, медленные движения, негромкие голоса… мирная тишина, чреватая разразиться грозой. Так что лишь немногие искали покоя среди листвы. Словно бы люди не смели погрузиться в умиротворяющую зелень.
Иерн пошел путем, который всегда предпочитал. Он вел жену мимо статуи Хозяина Зимы, по заросшему грибами коридору, через амариллисовые клумбы, по рампе между двумя деревьями, а потом по тропе… к беседке, увитой розами.
– Никого нет, – заметил он. – Давай зайдем. Там – наблюдательное устройство… Эй, что с тобой, дорогая?
Фейлис отшатнулась и сжала кулаки. Вскоре она совладала с собой, но бледность не исчезла.
– Ничего, – пробормотала она.
Он внимательно посмотрел на нее:
– Может быть, тебе плохо? Последние несколько дней ты просто как натянутая струна, и чем дальше, тем больше я опасаюсь, что она вдруг щелкнет и порвется. В чем дело?
Она облизнула губы. Пудра не помогла скрыть на лбу капельки холодного пота. Пятна его проступали и под мышками.
– Я… волнуюсь. А ты?
– Безусловно, в какой-то мере. – Он взял ее за локоть и повел в благоуханный сумрак за увитой цветами решеткой. Повернувшись к жене, он взял ее за плечи. И замер ненадолго, вглядываясь в ее глаза… Они порхали, метались из стороны в сторону – ему представились птицы в клетке.
– Фейлис, – проговорил он наконец. – Как ты смотришь на то, чтобы стать супругой Капитана?
– Я… с чего ты взял? – ответила она колким тоном.
Он стиснул зубы… потом сказал:
– Когда дела стали складываться в мою пользу и я понял, что меня могут избрать Капитаном, то решил – наконец ты чему-то обрадуешься. Уже два года, если не больше… ты была задумчива и не выказала никакой радости, когда меня сделали сеньором Клана, а теперь, когда я почти наверняка стану следующим Капитаном, ты смотришь на меня и вовсе волком.
Она вознегодовала… слегка.
– Если я мало с тобой общаюсь, так это потому, что ты никогда не слушаешь меня.
– Жезу! Неужели нужно опять повторять все сначала! – Он овладел собой.
– Давай не будем спорить – кто прав, кто виноват. («Твоя угрюмость, холодность в постели, вечное одиночество, сидение взаперти, бесконечные геанские книги и даже открытое посещение геанских собраний».) Неужели ты не понимаешь? Это самое важное решение в моей жизни, и, даже если я откажусь, оно все равно останется самым важным.
Я хочу выяснить твое мнение, потому что, хаос тебя побори, наш брак кое-что для меня значит. («Неужто и в самом деле? В достаточной мере, как я полагаю. Мне не нравится, когда тебе больно, пусть всего лишь потому, что ты – живое существо; и все-таки некогда мы были счастливы вместе».) Он знал, что таилось под этой мыслью. («Капитан, решившийся на развод, потеряет известную долю уважения среди консервативной части аэрогенов, а мне нужна единодушная поддержка. Черт, придется скрывать любовниц… какая докука! Неужели я вожусь с тобой именно по этой причине?») – Ты ищешь повода, чтобы отказаться? – огрызнулась она.
Осекшись, Иерн кинул взгляд на вход в беседку, прислушиваясь к жужжанию пчел, к пульсации жилки на собственной шее… наконец, он изобразил улыбку:
– Быть может, Фейлис, быть может.
– С какой это стати тебе отказываться от поста?
И вновь он удивился, поскольку в голосе жены уловил рвение и надежду; он уже забыл, когда звучали в ее голосе подобные нотки. Он обратил к ней взор, Фейлис вся подалась вперед с широко открытыми глазами, приоткрыв рот… небольшая грудь торопливо вздымалась и опускалась.
– Все дело в ответственности, – признался он. – О, я, должно быть, сумею подобрать надежных советников и вполне справлюсь с властью – я в этом уверен; но декоративной фигурой на носу нашего корабля представить себя не могу.
– Почему? Многие Капитаны правили, но не властвовали.
– Так было в Эру Изоляции, а Реставрация Энрика оплатила все счета великих домов, не так ли? – Иерн покачал головой. – Нет, если не брать на себя ношу лидера, я обрету одни лишь хлопоты и никаких преимуществ от занимаемого поста. А хлопот тьма. Начнем с того, что Капитан всегда привязан к Домену – кроме редких и нудных официальных визитов за границу. Ты ведь знаешь: я всегда мечтал попутешествовать по планете.
А потом придется надуть сеньоров, которые избрали меня, доверились мне. Я понимаю: они ожидают, что я, молодой человек, возьму в советники мудрецов и буду слушаться их. Однако они рассчитывают, что глава государства будет самоотверженно принимать трудные решения и добиваться их выполнения. – Он ненадолго умолк… – Мой отец обычно говаривал, что если кто-нибудь полагает себя пригодным на роль Капитана, то не достоин этого поста; так что по этому критерию я вполне подхожу.
– А почему ты полагаешь, что, кроме тебя, достойных нет?
– Я так не говорил. («Чарльз! Сегодня она другая. Почему?») Хотя… какие еще реальные кандидатуры может представить Клан Таленсов? Айдвар Турайн – реакционер, откровенно желающий, чтобы настырные незнакомцы скорее убрались восвояси; безусловно, он не может вести с ними переговоры. Халд Симоней связан с геанцами. Эмма Жироду не геанка, однако полагает, что мы можем спокойно сократить вооруженные силы, а сэкономленные деньги потратить на социальные преобразования. Список этот можно продолжить.
Он заметил, как вздрогнули ее плечи, и пожалел, что был столь откровенно пренебрежителен в отношении геанского кандидата.
– И что же ты будешь делать на посту Капитана? – поинтересовалась она.
– Буду поступать согласно ситуации, – парировал он. – Кто в силах предвидеть будущее? Но я ощущаю – костным мозгом, хотя большая часть населения Домена еще не понимает этого – будущее станет непохожим на прошлое, хотим мы того или нет; так что следует заранее попытаться подогнать его под удобную для нас форму, которую необходимо будет одобрить. Возьмем, скажем, разногласия на тему: следует ли предоставлять маураям информацию о сооружении и опыте использования аэростатов Окресса. Почему бы и нет? Они смогут построить их и без нашего участия. И если мы не поможем маураям, они сами сделают все, может быть, не так быстро, но уверен, разработают даже улучшенную модель. Почему бы не вступить в сотрудничество с ними, заслужить их благодарность, заложить основу для истинно дружеских связей? Конечно, реакционеры опасаются колоссальных перемен у нас дома, к которым приведет такое решение. Геанцы боятся подобной победы технократов, которая навеки оставит их в тени. Вне сомнения, правы и те и другие. А раз так – к черту и тех и других!
– Таким образом, ты оттолкнешь от себя многих, – решилась предупредить она. – Не говоря уж об Эспейни и Северозападном Союзе.
"С чего бы это она вдруг озаботилась делами Северо-западного Союза?
Я-то думал, что она давно позабыла о его существовании… Должно быть, кто-нибудь из ее корреспондентов пробудил в ней этот интерес". Иерн не мог не знать, что жена его получала и отсылала множество писем, но, несколько раз получив от нее отпор в форме: «Это моей подружке по школе, все наши темы скучны тебе», он прекратил любопытствовать. Честь не позволяла ему шпионить; впрочем, любая ситуация не слишком тревожила его.
– Конечно, никаких «или-или», никаких революций за одну ночь, – пояснил он. – Уравновесить, добиться согласия – это так сложно. – Он решил смягчить разговор. – Мне хотелось бы сделать многое, чего не занесут в исторические анналы, однако я не хочу медлить с этим до смертного одра. Начнем с законов против жестокости к животным. – Он кивнул. – А здорово получается – вот я своими руками смогу изменить мир к лучшему, пусть и на чуточку.
Она словно встрепенулась.
– Так, значит, ты уже согласился?
– Более чем наполовину, сама понимаешь, – проговорил он. – Но я хотел сперва узнать твое мнение. Давай пока забудем про общественные интересы… Чего ты хочешь?
Слезы разом наполнили огромные серые глаза.
– Не надо! – вскричала она. – Откажись… открыто откажись, так чтобы слышали все! Немедленно! – У него разом отвисла челюсть. Подобно слепой, она потянулась к нему. – Ах, пожалуйста, прошу тебя, Иерн! Не хочу, чтобы тебя могли ранить, убить… Разве тебе жить надоело…
Тревога наполнила его.
– Какого черта ты имеешь в виду? («Простая истерика? Но она же образованная женщина, она должна знать, что Капитаны не умирали насильственной смертью более пяти сотен лет».) Зажав рот тыльной стороной ладони, она отшатнулась от него.
– Ничего, – прошептала она. – Ничего, только… О, пожалуйста!..
Он попытался умерить свой гнев, поскольку и без того слишком часто сердился на нее. Вспышка в окне – на краю зрения – предоставила удачную возможность отвлечь ее и успокоить. Он пригнулся к призме и протянул:
– Халлоу! Посмотри-ка, дорогая, сюда поднимается воздушный корабль. – Он пригляделся. Вокруг дирижабля крутился реактивный самолет.
Очертания обоих аппаратов еще казались крохотными в небесной бездне, озарявшей солнечным светом свирепый металл. Иерн прекрасно знал все типы летательных машин, использовавшихся в Юропе, и по литературе был знаком с их разновидностями, известными всему миру. – Это не регулярный челнок; транспорт одного из Кланов. А… самолет относится к классу «буревестников». Кто же это тратит столько топлива?
– Уже? – простонала Фейлис. – А я-то думала… – Повернувшись, она бросилась к выходу, задев его юбкой, порывистое движение растрепало светлые волосы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77