– донесся крик Люси.
– И куда же теперь, босс? – возбужденно завилял хвостом мой собеседник. В одну секунду он перешел от общения в стиле придворного елизаветинских времен к четким и деловым репликам солдата, собирающегося в увольнение и интересующегося, где в городе хорошие бордели.
Мне нечего было ответить. Я просто стоял, чувствуя себя психом-одиночкой, существом, отчаявшимся и безнадежным, – совсем как тогда, когда, листая каталог «Желтые страницы», обнаружил, что два десятка людей, живущих по соседству, зарабатывают на жизнь производством призов, медалей, кубков и прочего, а мне до сих пор не удалось выиграть ни одного.
Безумие было для меня единственным выходом в этой жизни, чтобы сохранить дом, вести бизнес, планировать свою жизнь без больной матери. Но до сих пор мне удавалось воздерживаться от этого крайнего выхода.
«Простите, мистер Баркер в настоящий момент занят, он общается с эльфами и не может явиться на оценку вашего дома. Оставьте свое сообщение, он непременно займется вашим делом, как только освободится». Это, что ли, будущее, уготованное мне?
– Мой господин и моя путеводная звезда, – заговорила псина, – не пойти ли нам в ближайший парк поискать еды или же мы станем уповать на чье-нибудь гостеприимство, чтобы разжиться пирожными и чаем?
Спрыгнув с кресла, пес уткнулся мордой в мое колено.
– Я весь в вашей власти, – сказал он, глядя на меня снизу вверх.
– Я и так могу достать то, о чем ты говоришь, для этого нам нет необходимости шарить по помойкам или пользоваться чьим-то гостеприимством, – сказал я.
– Неужели? Тогда не будем мешкать! Давайте поскорее вернемся в наш дом и немедленно примемся за дело. Я вот уже неделю толком ничего не ел!
– Что? – раздался голос Люси, которая заглянула в комнату.
– О, госпожа, моего господина, – облизнулся пес, – ей я тоже должен подчиняться. – Он тут же опрокинулся на спину и стал елозить по полу, преданно глядя на нее.
– Никакая она не госпожа. Между нами ничего не было. Она просто моя секретарша.
– О чем это вы? – оторопела Люси. – А-а, так это пес здесь! Как же мы про него забыли!
– О, госпожа, моей утробы! – заскулил пес, вытягивая шею в ее сторону. В таком положении, лежа на спине, ему трудно было отвешивать грациозные поклоны.
– Вы слышали? – спросил я у нее. – Слышите, что он говорит?
– Что случилось? – спросила Люси. Такой ответ можно было воспринять как однозначное «нет». Ясное дело, никто, видя перед собой собаку, владеющую человеческой речью, не станет спрашивать «что случилось?». Я, конечно, не знаю, мне раньше не приходилось попадать в такую ситуацию и наблюдать со стороны реакцию людей. Тут можно было ожидать чего угодно: от обморока и криков «Боже мой!» до попытки обзвонить ближайшие цирки. Такую реакцию я бы еще понял, но уж никак не «что случилось?».
– А что я должна была услышать?
Нет, Люси не глухая, и даже туговатой на ухо ее не назовешь. Тогда в чем дело?
– Собака… – сказал я.
– Ну, собака… И что?
– Вы ничего не слышите?
– А что я должна слышать?
– Ну… как бы это сказать. Она… издает какие-то звуки?
– Вроде бы щелкает пастью, – сказала Люси, – вы это имели в виду?
– Умпалумпа! Подстегни лошадь! – завопил пес. – Как вам такие звуки?
– Он говорит, – сказал я.
– Вы имеете в виду лай? – уточнила Люси. Я вздохнул. Когда он говорит, она видит лишь движение пасти, когда он орет, ей кажется, что он лает. А я в то же самое время слышу давно забытые детские стишки. Я не психолог, но смею утверждать, что между моим восприятием реальности и взглядом на мир, которого придерживалась Люси, пролегла целая бездна.
– С вами все в порядке? – забеспокоилась моя секретарша. – Что-то вид у вас неважный. Может, вам лучше присесть? Я принесу все, что надо.
– Ничего, – вздохнул я. – Не беспокойтесь, со мной все в порядке.
– Пожалуйста, сядьте. У вас вид совершенно ужасный. – Люси стала подталкивать меня к тому самому креслу, в котором недавно лежала говорящая собака.
– Я сам. Колени только дрожат.
Это была чистая правда. Может, кое-что другое я и не учитывал в своем состоянии, но что на ногах я держался в этот момент слабо, могу засвидетельствовать с уверенностью.
Пес тут же поднялся и сел рядом, участливо уткнувшись мне в колени.
– О колени моего господина, облаченные в штаны с аппетитными пятнами, посаженными в ресторанах, с карманами, пахнущими сладкими крошками, – нараспев заговорил он, облизываясь.
– Как вы ему нравитесь, – заметила Люси.
– А еще ему нравится вода, – заметил пес и сделал несколько показных хриплых вздохов.
– Бедняжка, у него пересохло в горле, а может, сквозняком продуло в конуре. Послушайте, по-моему, у него хрипы в легких. Или, может, это собачий бронхит?
– На самом деле, – ответил пес, – хрипы – это северный акцент. – Похоже, он был не лишен чувства юмора. – Я из Бэсилдона. Вода – это хорошая мысль, еще лучше – с раскрошенным шоколадным кексом. Это обычный рацион для собаки с моими зубами, и лишь изредка я могу позволить себе малюсенький кусочек бифштекса. – Зверь тяжело задышал: язык, как шарф, свешивался у него из пасти. Пес явно переигрывал, изображая свои страдания.
Люси стала рыться в буфете в поисках посудины, из которой можно напоить собаку.
– А вам налить чего-нибудь? – спросила она, оглядываясь на меня.
– Обо мне не беспокойтесь.
– Я не могу не беспокоиться, – отозвалась она. – Чего бы вы хотели? Чай? Кофе?
– Пожалуй, чашку чаю. – Я посмотрел на собаку. – Как думаете, Люси, это в самом деле бродячий пес?
– Я вольноотпущенник, – гордо отозвался он. – Точнее, был им, пока не встретил этих двух джентльменов. – При последних словах пес опустил морду, из чего я мог заключить, что он все-таки признает мою правоту.
– Никак не могу найти вашей чашки, – подала голос Люси.
– У меня нет своей чашки.
С чего это ей взбрело в голову спрашивать об этом – она уже не первый раз подавала мне чай в разных чашках и прекрасно знала, что у меня нет своей.
– Ах да. Забыла. У всех ведь новые.
Ее слова можно было перевести примерно так: «Я не акцентирую, босс». Пес фыркнул:
– Нет своей чашки? – Уши его встали торчком. – Каждый человек должен иметь свою чашку – а то кто же будет его уважать? Ты что, братец, в этой жизни главное – отметить свою территорию!
– Люси! – позвал я.
– Да, шеф.
– Эта собака… Какая-то необычная собака, вам не кажется? И потом, что такое вольноотпущенник?
Она посмотрела на меня как на сумасшедшего – в общем-то, в этот момент я был достоин такого взгляда.
– Не знаю, на какой из вопросов отвечать. Отвечу по порядку: ничего необычного в нем не вижу, но пес, в самом деле, необыкновенно милый, симпатичный. А «вольноотпущенник» – это из Шекспира. – Люси училась на курсах, и кое-что понимала в истории. – Когда-то свобода передвижений по стране была ограничена, и нужно было специальное разрешение короля. Это и называлось «быть вольноотпущенником», – произнесла она сквозь шум, который поднял пес, лакая воду из подставленной миски. – А почему вы спрашиваете?
– У меня был такой пропуск! – заявил пес, задирая нос и рассматривая меня, как римлянин варвара у крепостных ворот. Высокомерное презрение было сыграно недурно, учитывая, что смотреть на меня ему приходилось снизу вверх.
– И где же твоя «вольная»?
– Не могу найти. – Пес тут же отвернул морду, и видно было, что он страшно перетрусил.
– Не поняла, – сказала Люси. – Что это вы имели в виду? Где что?
Она подала мне чашку чая, заботливо проинструктировав, чтоб я не забыл вынуть пакетик с «утопленником», после чего опустилась в соседнее кресло.
– Госпожа заняла свой трон рядом с господином, порядок восстановлен, – удовлетворенно вздохнул пес.
– Так почему вы заинтересовались этими вольноотпущенниками? Это что, какая-нибудь банда? – Люси озабоченно буравила меня глазами, проницательными, как камеры для глубоководной съемки, вокруг которых беспомощно крутятся слепые океанские гады.
– Да так, просто вдруг в голову пришло, – ответил я.
– Мне кажется, его кто-то потерял, – сказала Люси, гладя собаку, но, не спуская при этом взора с меня. – Наверное, привязали у магазина, а бедняжка отвязался и заблудился, или украли.
Тут я вспомнил слова покойного мошенника Джилберта. Он утверждал, будто пса подобрали возле вокзала, хотя у меня не было особых причин доверять этому человеку. Пусть о мертвых принято говорить только хорошее, но этот покойник чуть было не убил во мне веру в человечество, в честное человечество, представителем которого приходилось быть и мне – пусть по чисто генетическим причинам.
– Никто меня не терял, – встрял пес, – и ни от кого я не сбегал, раз уж на то пошло. – Он всхлипнул. Я уже не в первый раз заметил, что он переигрывает, ведет себя порой подчеркнуто театрально, порой излишне мелодраматично, моментально переходя от одного настроения к другому. То же самое подтверждали и примеры из кино: Лесси какая-то замороженная, Хуч из фильма «Тернер и Хуч» как-то уж слишком угодлив, а Скуби Ду получился чересчур юрким для собаки. То есть играли собаки всегда неестественно. Быть может, не было у них отпущенного природой актерского дара. Но собаки не особенно расстраиваются по этому поводу. Теперь я знаю. Ведь им дано другое: целое море эмоций, переполняющих их ежесекундно. Они бросаются в бассейн эмоций с высокой вышки, в отличие от человека, который осторожно спускается в него с бортика по лесенке. Когда собака рассказывает стае какую-нибудь печальную историю из жизни, нет ничего удивительного в том, что они все рыдают, как экзальтированные итальянцы, слушающие оперу Россини, а уже через десять секунд, радостно напевая, роются в мусорном баке.
– Наверное, стоило бы сообщить в приют, – предложила Люси, – чтобы найти через них хозяина, может, он заявил о пропаже собаки.
– Никуда не надо сообщать, не могло быть никаких заявлений! – встрепенулся пес. Вид у него стал точно у придворной дамы, услышавшей непристойный анекдот. – Лучше еще печенье, оно больше поможет делу. Печенинку несчастному, пожалуйста, прошу вас… – Он тут же забросил лапу Люси на колено, искательно заглядывая ей в глаза.
– Интересно, как его зовут, – задумалась Люси, почесывая ему шею.
– Пучок, – тут же поспешил заявить пес, радостно мотнув головой. – Пол мужской, национальность собачья, в браке состоял, состою и буду состоять, когда только представится удобная возможность. Ну, а коротко говоря, джентльмен собачьих убеждений, густопсовых пород.
– Помнится, – сказал я, поглядев в потолок, – этот… как его… Джилберт, кажется? Называл его Пучком.
При упоминании имени бывшего «хозяина» пес заметно напрягся.
– Мне стыдно, – признался он. – Прошу прощения за то, что мне пришлось сыграть несколько неприглядную роль в первые часы нашей встречи, – понурил он голову. – Но, видит бог, как и вы, я пал жертвой обмана.
– Что ты этим хочешь сказать? – спросил я. – Тебя разыграли?
– Он сказал, что в кармане у него колбаса, и я устремился за ним. Можно сказать, пошел на поводу. Теперь я вижу, каким я был глупцом! Какое легкомыслие я проявил, общаясь с мошенниками! А ведь чувствовал, что никаким угощением от него не пахнет, но он был так любезен, так обходителен!
– Как вы думаете, он голодный? – спросила Люси, не сводившая с меня странного взгляда.
– Леди будет рада услышать, что она не ошиблась в своих предположениях! – воскликнул пес, тут же отбросив в сторону подобострастие, вскочив и распрямившись, точно хвост его воткнули в розетку.
– По виду можно сказать, да. Он голоден, – подтвердил я.
– Зачемжеделостало! – на одном дыхании произнес пес, сопроводив речитатив могучим жарким вздохом.
Люси явно всего этого не слышала. Очевидно, собачий язык был доступен лишь мне одному. Я стал меньшинством, уподобившимся четвероногим созданиям, зарегистрированным в их псарне-клубе в качестве двуногого чудака, такого же, как они, обвывателя луны.
– Все же, думаю, позвонить в общество защиты животных или в приют для «потеряшек» не мешало бы. Должен же быть какой-то собачий «телефон доверия» или собачья «служба спасения». Хотя, правду сказать, он такой симпатичный, что я бы оставила его себе. Нет, вы только посмотрите на него. Он великолепен, не правда ли?
– Мадам, поступайте, как велит вам ваше доброе сердце, – промурлыкал пес, затем придвинулся к Люси и доверительно шепнул, как советник королевы: – От всей души вам это советую.
– Прекрасно, – сказал я. – Сейчас позвоню.
– Нет, только не в клетку! – завопил пес. Я нагнулся к нему, как будто бы для того, чтобы погладить, и шепнул в самое ухо:
– Не беспокойся, я заберу тебя к себе. Сегодня же.
Я совершенно слетел с катушек, это было очевидно. Точно не знаю, как это произошло, но я рассчитывал, что пес мог бы помочь мне выбраться из этого состояния.
– Благодарю вас, сэр, благодарю вас! Исполняется главное желание моей жизни, моя заветная мечта! Ваша щедрость поистине безгранична, – подпрыгивал он, припадая на передние лапы, словно исполнял вдохновенный регтайм на клавишах пианино. При этом у него были определенные трудности со словом «щедрость». Он произносил его как «ссчедрроссть». Дело в том, что (если все это не было галлюцинацией) я на самом деле не знал, что за щедрость имел в виду пес, и если она у меня была, то где могла храниться и откуда бралась?
Я пошел в свой кабинет – позвонить. Мне нужно было не общество защиты животных, а какая-нибудь служба по охране психического здоровья людей.
В результате я позвонил своему доктору. Казалось, прошло несколько часов, пока я дозвонился до оператора.
– Нажмите один, если вы при смерти, два – если вы можете подождать, пока ваш личный доктор освободится, три – если вы страдаете от заниженной самооценки и хотите почувствовать, что кто-то заботится о вас, четыре – если это ложный вызов… – и так далее. Если лечащий врач отсутствует, тебя переключают на агентство, которое отсылает к другому доктору.
Когда я посвятил оператора в суть происходящего, он спросил, что со мной приключилось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52