Из-за угла показалась Айя Напа в автоколяске для гольфа, точно легендарная царица британских кельтов Боадицея на колеснице.
– Вообще-то, я бы хотел сперва кое-что обсудить… – нерешительно сказал я.
– За чаем! – провозгласила миссис Кэд-Боф, запирая дверь.
Впрочем, все равно, если я даже произведу оценку дома, ей это никак не повредит, она хотя бы узнает достойную цену своему имуществу и не будет обманута впоследствии мошенниками.
Мы объехали в коляске все ее владения, которые я оценил приблизительно в 25 миллионов фунтов стерлингов, еще дома заранее прикинув возможную стоимость по старым каталогам.
Затем Айя Напа доставила нас к дому.
На сей раз, вместо того чтобы свернуть налево, в оранжерею, мы прошли направо сквозь зеленый занавес, за которым была дверь. Мы оказались в громадной пыльной бильярдной. В центре комнаты стоял огромный стол с резными ножками в стиле «ар-деко», на которых были изваяны доберманы. На столе лежали древние шары из настоящей слоновой кости (белые едва можно было отличить от желтых) и два кия, словно игроки только что прервали игру и вышли из комнаты.
– Мы можем завершить наши дела за карточным столом, – сказала миссис Кэдуоллер-Бофорт, указывая на складной ломберный столик, расположенный между шезлонгом и плетеным креслом.
Было в этом что-то, что заставило мое сердце учащенно забиться. Девственное зеленое поле, что меня ждет на нем, выигрыш или неудача? Миссис Кэдуоллер-Бофорт подошла к шезлонгу, и я помог ей устроиться поудобнее, чуть сдвинув столик вперед. Было в ее поведении что-то, затрудняюсь определить, что именно, и дело не в аристократизме, но что-то такое (Пучок называл это «великая душа»), что вызывало желание оказывать ей галантные услуги в старинном стиле – услужить и дождаться приглашения сесть рядом.
Миссис Кэд-Боф позвонила, требуя чаю.
– Итак, приблизительная стоимость…
– Фи, как вульгарно! – остановила она меня, подняв руку.
– Но вам в самом деле нужен человек, который решал бы финансовые вопросы, – попытался я вразумить ее. – Вы не можете доверить все это мне одному.
– Вы мой представитель и вы мое доверенное лицо, мистер Баркер, – сказала она. – И я знаю, что вы защитите мои интересы.
– В таком случае должен обсудить с вами кое-что.
– Ах да, ну конечно, все мои остальные финансы. Они у меня здесь. – Она достала откуда-то из-за спины огромный потрепанный чемодан.
Я встал, чтобы помочь ей.
– Откройте, – распорядилась хозяйка. – Здесь все мои банковские счета. И еще коробка в оранжерее, где хранятся папины бумаги.
Должен сказать, что я был удивлен. Открыв чемодан, я обнаружил, что он разделен картонными перегородками на ячейки, на каждый год была заведена своя, общим числом за тридцать последних лет. В каждой ячейке находилось по двенадцать банковских уведомлений в порядке поступления, за каждый месяц. Причем все они были даже не распечатаны. Она не открыла ни одного конверта.
– Вы не возражаете, если я…
– Приступайте, – величественно сказала миссис Кэд-Боф, глядя в потолок, словно премьер-министр тори во время обсуждения в парламенте проблем грудного вскармливания. – Я туда ни разу не заглядывала, с тех пор как какой-то клерк нагрубил мне. И не собираюсь смотреть, может, в них тоже одни оскорбления. Я открываю лишь чековые книжки, но больше – ни-ни.
Я распечатал самое последнее уведомление.
– Там все равно несерьезные деньги, так, на булавки.
Ее текущий счет «на булавки» составлял два миллиона девятьсот восемьдесят четыре тысячи фунтов и двадцать пять пенсов.
Оранжерейная коробка «папиных бумаг» с акциями и облигациями добавила к этой сумме еще примерно двадцать миллионов. Это было то, что можно определить навскидку, при самом поверхностном знакомстве с ее финансовым положением.
– А кто здесь платит за электричество? – спросил я, пока она вторично дергала звонок, уже более настойчиво. В прошлый раз Айя Напа была расторопнее.
– Приходит такой человек в фирменной кепке, – пояснила она.
Я понял, что на это у нее существует отдельный дебетный счет. В общем, никаких забот.
– Завещание у вас составлено?
– Там, в чемодане, на самом верху, должна быть карточка адвоката.
– И все это тоже пойдет на собачьи приюты?
– Да нет же! – возмущенно воскликнула миллионерша. – Пансионат для ослов в Корнуолле тоже получит свое!
Вопрос окончательно прояснился. Миссис Кэдуоллер-Бофорт не собиралась тратить свои капиталы ни на что другое, кроме как на животных. Ее полная неосведомленность и даже невежество в финансовых делах служило ей в некотором роде защитой. Она полагала, что денег у нее очень мало, и, соответственно, мало тратила. Поэтому ничуть не беспокоилась о том, что ей не хватит денег до конца дней.
– Слушайте, – заговорил я, – вы что, в самом деле хотите, чтобы я привел в порядок эти дела? – Я полагал, что это не займет у меня больше одного или двух дней, и я буду чист перед ней. Старушка могла и забыть о деньгах, которыми ссудила меня в счет комиссионных, формально забыть, хотя она и на самом деле уже наверняка забыла, что я ей должен. Но я расплачусь с ней: улажу все дела с банком, сделаю из ее жилища надежный приют.
Если за пару дней приведу ее дела в порядок, то после ее кончины будет меньше путаницы, и адвокаты смогут вычислить, если каким-нибудь акулам из «Бумажников» все-таки удастся обобрать ее. Ей нужен порядочный бухгалтер, порядочный юрист и порядочный финансовый консультант. Если первых двух еще можно было как-то сыскать на белом свете, то третий уже был явно сказочным персонажем. Можно, конечно, рассчитывать на помощь Линдси – на кого я мог еще положиться? Внутри она порядочный, в общем-то, человек, неиспорченный, и со временем, я не сомневался, она поймет, что нехорошо отбирать деньги у полусумасшедшей старушки, которой вздумалось на старости лет осыпать золотом брошенных бобиков и шариков и потратить на это больше денег, чем тратится обычно.
Должен сказать в похвалу себе, что я взялся помогать старой леди с некоторой даже горячностью. Я ухаживал за своей матерью последние годы просто потому, что у меня не оставалось выбора. Оказалось, однако, что у меня имеется талант заботиться о людях и даже получать при этом не только материальное, но и чисто моральное удовлетворение. Это я заметил даже по нашим кратковременным отношениям с Пучком. Так что я могу надавать миссис миллионерше кучу полезных советов, после чего перейду на нелегальное положение, уйду в такое глубокое подполье, где меня никакому Коту не отыскать. Пока вся его авантюра не провалится.
Я сидел рядом с ней, с кучей бумаг под ногами и Пучком, который щелкал пастью на муху, кружившую у него над ухом. В горле у меня пересохло.
– У вас, наверное, пересохло в горле, мистер Баркер, – сказала миссис Кэдуоллер-Бофорт. – Сейчас принесут освежиться. – Она снова дернула шнурок звонка, на этот раз не с силой, но выразительно. – Со времени нашего последнего телефонного разговора, мистер Баркер, я решила увеличить штат прислуги, так как Айя Напа одна не справляется. Мне как раз после вашего визита позвонили из агентства по найму прислуги. Хотя не могу сказать, что дворецкий, которого мне выделили, соответствует фамильным стандартам. Это не такой человек, какие служили у моего отца.
Наконец из коридора донесся ответный звонок, и миссис Кэдуоллер-Бофорт довольно улыбнулась сама себе, словно собака, которая точно знает, где схоронила косточку.
Минут через десять раздался громкий стук и дверь распахнулась. В дверном проеме появился сначала серебряный поднос с чайным сервизом, затем кто-то чертыхнулся, видимо зацепившись за порог. После чего за чашками, молочником и чайником я разглядел знакомую физиономию дворецкого Дженкинса – того самого, что служил у Кота.
– Ваш чай, миссис.
– Мадам, – поправила миссис Кэдуоллер-Бофорт, и, судя по всему, ей приходилось делать это не первый раз.
– Какая разница, – буркнул дворецкий, передвигавшийся по комнате как Дживз, наглотавшийся тазепама.
Напряжение, которое постепенно стекало с меня во время этого визита в Чартерстаун, немедленно нахлынуло вновь.
Они, конечно, не станут покушаться на жизнь миссис Кэдуоллер-Бофорт. Ведь тогда деньги пойдут на собачьи приюты, как сказано в ее завещании. Я понял их план: вкрасться в доверие, изменить завещание и завладеть поместьем.
Единственным упущением было то, что Дженкинс в качестве дворецкого, по всей видимости, вряд ли был способен снискать расположение даже какого-нибудь свидетеля Иеговы.
Чай был разлит – скорее, расплескан – по чашкам. Пучок во время этого паралитического церемониала не сводил с Дженкинса глаз. Он смотрел на него как на белку в парке. Так и замер в охотничьей стойке, подняв уши торчком и стекленея взором.
– Чего добивается этот засланный тип? – пролаял Пучок.
Дженкинс посмотрел на собаку.
– Что-то не нравится мне, как он на меня смотрит! – заметил дворецкий.
– Поскольку вы всего лишь слуга, а он наш гость, – заметила миссис Кэд-Боф, прикрывая уши пса, – ваше мнение о собаке не имеет совершенно никакого значения.
Я чувствовал себя так, словно падал в колодец и тьма смыкалась вокруг. Примерно такое ощущение испытывают те, кто пережил клиническую смерть, – темный тоннель, но в конце его брезжит свет. Наверное, именно этот свет и уводит туда, откуда нет возврата. Так что лучше оставаться в потемках.
– Подумаешь, – пожал плечами дворецкий и забросил в рот кусочек рафинада из фарфоровой сахарницы. Подмигнув мне, он развернулся на каблуках, запнулся о ковер и исчез за дверью.
– Похоже, ему придется покинуть нас, – сказала миссис Кэд-Боф.
«Скажите это еще раз», – хором поддержали здравую мысль мы с Пушком.
– И давно он у вас служит? – осторожно поинтересовался я.
– Да с неделю.
– Вы не оставляете ценности без присмотра?
Миссис Кэдуоллер-Бофорт вздернула брови.
– Мистер Баркер, в нашей семье держат прислугу уже в течение двухсот лет. Так что я соблюдаю необходимые предосторожности.
– У меня он не вызывает доверия, – признался я.
– У меня тоже, – ответила она. – Но придется уживаться с ним, пока не нашлось более подходящей кандидатуры. Пожалуйста, к делу.
Ораторское искусство всегда давалось мне с трудом, я чувствовал это всякий раз, когда требовалось произнести речь. Нерешительно помявшись и откашлявшись, я наконец заговорил:
– Миссис Кэдуоллер-Бофорт, я не уверен, что смогу стать вашим представителем при продаже дома. Мне кажется, вам не следовало бы переезжать отсюда, чтобы не совершить опрометчивый поступок и не пожалеть об этом впоследствии.
– Я упустила какое-то событие, мистер Баркер?
– Что вы имеете в виду?
– Вы случайно не пожертвования собирать сюда пришли?
– Мне кажется, вам кто-то внушил идею переезда, – высказал я свою затаенную мысль. – Может, передумаете? Вы же прожили здесь всю жизнь.
– Так и что же, мне зарывать себя здесь, что ли? – с некоторым надрывом произнесла она.
– Конечно же, нет, – поспешил я успокоить старую леди. – Но понимаете, здесь может все измениться, если вы уедете.
– Это мое личное дело.
– Безусловно, однако… Если бы просмотрели этот план. – И я достал листок, на котором набросал свои идеи.
Миссис Кэдуоллер-Бофорт подняла руку:
– Решение принято, мистер Баркер, и даже легионы ада не смогут остановить меня.
– А если я откажусь быть вашим представителем?
– Найду кого-нибудь другого. Если я встала на дорогу, то уже с нее не сверну. Я уже получала письма с предложениями. Вам известны месье Такли, Перри и Джиббс?
Само собой. Это были местные короли недвижимости, провернувшие в этих краях несколько крайне выгодных операций совместно с субъектами вроде Тиббса.
Похоже, другого выхода не оставалось, и мне придется пройти сквозь это. Стало быть, надо на время увезти Линдси из Ворсинга да и самому убраться отсюда. Пучку Тиббс также угрожал, так что его, наверное, нужно будет пристроить к Люси.
– Так вы будете моим представителем или нет? – спросила миссис Кэдуоллер-Бофорт.
Пес выжидательно вилял хвостом, не спуская с нее влюбленных глаз.
Тут я понял, что в силу вступают вещи более значительные, чем мои желания. Не иначе, в двери постучала сама судьба, и вся – не только моя – жизнь зависела от моего дальнейшего поведения. Говорю без преувеличения.
– Да, я согласен, – выдохнул я.
Все события последнего времени тяжким бременем осели на мои плечи: говорящий пес, амбициозная подружка, прилипчивый гангстер, столкновение с Дарреном Кабаном – все это свернулось в один клубок и комом стояло в горле. И в довершение всего передо мной возникло несчастное лицо Линдси.
Контракт на продажу дома был в основном заполнен мной. Пустовало лишь место для суммы, которое я оставил про запас, пошире, отчего теперь оно белело среди строк снежной полосой, ожидая, буду ли я делать на нем «ангела», как в известной детской забаве, упав на спину и раскинув руки, или же поступлю как собака, расписавшись на нем желтыми чернилами.
Ручка словно змея извивалась в моих пальцах.
Ведь Кот недвусмысленно угрожал Пучку в записке, которой был обернут кирпич, не так ли? Значит, и я радею за собак.
И тут раздался голос. Я хотел бы сказать, что это напряжение распахнуло мои уста и вырвалось наружу, проложив себе дорогу изнутри меня; я хотел бы сказать, что это было помешательство, до которого довело меня обсуждение с собакой наилучших способов общения с клиентами. Я хотел бы… Но нет. Это говорил я сам. Вот они, эти слова:
– Какая разница, – пробормотал я, – какая разница. – Голос мой отчего-то показался странно похожим на голос Даррена Кабана.
«Четыреста тысяч» – вывел я цифру в контракте и на секунду ощутил себя точно в невесомости.
Миссис Кэдуоллер-Бофорт протянула руку за документом.
Я вручил ей контракт. Она достала бифокальные очки и уставилась на бумагу.
– Боюсь, мне тут ничего не разобрать из-за моего зрения, – сказала миссис Кэд-Боф. – Вы не покажете, где нужно расписаться?
– Разрешите, мадам, – вынырнул из-за ее плеча невесть откуда взявшийся Дженкинс.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52