– спросила Линдси с другого конца провода. Голос ее выдавал заметное напряжение.
– Думаю, лучше всего заглянуть еще разок к Тиббсу и поговорить с ним как следует.
– О боже! – воскликнула она. – Только не это!
– Не беспокойся, дорогая, я просто скажу ему, что он зарвался. Он не имеет права.
Последовало молчание. Затем раздалось:
– Ты что, серьезно? Что за чушь ты несешь! Что значит – не имеет права? Как раз он-то и может сделать что угодно. А что можешь ты? Натравить на него эту дурацкую собаку?
– При чем тут собака? – возмутился я. – И вовсе она не дурацкая.
В этот момент «дурацкая собака» лежала кверху брюхом, чтобы облегчить Люси задачу ее кормления куриной начинкой из пирожка. Пес тревожно оглянулся, услышав обидные слова, точно принц Филипп, которому сообщили, что вся кубышка достанется младшему по возрасту Гарри.
– Дэйв, можно серьезнее? Мне угрожают убийством, и в твоих силах остановить их.
– Ну.
– Так почему ты их не остановишь?
– А что ты предлагаешь, чтобы мы им уступили? – прошипел я в трубку, впервые задумавшись всерьез.
– Дэвид, что еще можно сделать в такой ситуации?
– Ну… мы можем позволить им растоптать нас!
В голосе Линдси прорезались истерические нотки:
– Они собираются растоптать нас вне зависимости от того, позволим мы им это или нет!
– Послушай, не надо так переживать. Это дело я как-нибудь улажу.
– Что ж, в таком случае это будет первое дело, которое тебе удалось уладить! – бросила она и грохнула трубкой.
Сначала я собирался перезвонить, но потом решил дать ей время успокоиться, прийти в себя. Было в наших отношениях поразительное сходство со стратегией Чемберлена против Гитлера.
Словно чувствуя мое замешательство, Пучок подбежал ко мне, и я принялся мять его уши, пытаясь сосредоточиться.
– В чем проблема? – спросил пес.
– Тиббс стал давить на Линдси.
– Вот это да! – вырвалось у пса. – Должно быть, это ее заводит?
– Тут не до шуток.
– Прошу прощения, – вспыхнул пес, привыкший, как я уже заметил, видеть лишь светлую сторону вещей.
Я сказал Люси, что очередной визит к клиенту отменяется, чтобы она перенесла встречу на другое время, и вышел к машине.
Пучок рвался выйти из машины и напрашивался в гости, но я приказал ему ждать.
– Быть назначенным охранником вашей машины для меня высокая честь, сэр, – поблагодарил меня Пучок. – Ведь это одно из высочайших собачьих призваний.
Я почти всегда брал пса с собой на выезды, поскольку машина – одно из немногих мест, где я мог свободно с ним разговаривать. На работе нам приходилось перешептываться – Пучок быстро усвоил мои интонации и стал бессознательно им подражать. Общались мы в основном, укрывшись за моим столом или в комнате для персонала, когда там никого не было.
– Открой дверь, о многоуважаемая повозка, – обращался пес к машине.
В конце концов, он привык к автомобилю и уже не отстаивал свою точку зрения, что «земля убегает от машины».
– Она тебя не слышит.
– Она что – глухая? – Казалось, Пучок заискивал перед автомобилем. Она же такая большая, сильная, сказал он как-то, вот и толстяк из телевизора, который вас так раздражает, но на которого вы все равно смотрите, говорит, что к машине нужно относиться с уважением.
– Там был другой автомобиль, «порше», – сказал я. Как опрометчиво я поступил, разрешив ему смотреть «Высокую передачу». Вообще-то, я надеялся, что он хоть что-то усвоит из правил дорожного движения. Но все, чему он научился за несколько дней просмотра этой телепрограммы, рассуждать в точности как ее ведущий Джереми Кларксон. Должен сказать, что Джереми Кларксон в собачьем обличье невыносим.
Что интересно, Пучок проявлял чисто отцовский (в смысле, какой был у моего отца) интерес к автомобилям. Помню, однажды во время разъездов по магазинам на старенькой «Ладе» отец заметил:
– Они дешевые, и уже это одно приятно.
– Так ты не собираешься поменять ее? – спросил я.
От возмущения отец чуть не бросил руль, но тут же снова инстинктивно ухватился за баранку, поставив руки в положение «без десяти два», как будто пытаясь зажать машине уши.
– Нельзя чтобы она слышала то, что ты сейчас сказал! – воскликнул он.
– Почему?
– Потому что… Если она узнает, что ты собираешься… – он даже не рискнул договорить вслух и произнес одними губами: –…ее бросить, – он боязливо оглянулся, – она сломается, и ты никогда от нее не избавишься. Все, поехали…
Мы мчались к Линдси на работу, по пути Пучок высунул голову за окно: любимая поза собаки в автомобиле.
– Зачем ты все время высовываешься? Тебе что, это доставляет какое-то особенное удовольствие?
Пес глотал воздух, щеки его раздувались мохнатыми кожаными пузырями, а язык развевался на ветру. Он убрал голову из окна и сидел с маниакальным блеском в глазах.
– Потому что я могу так делать! – воскликнул он ошалело, прежде чем снова сунуть морду в мощный воздушный поток за окном.
Между Пучком и Линдси сквозил отчетливый холодок. При ее появлении пес мгновенно умолкал. Я понял, что недолюбливает он ее за то, что собакам трудно хранить молчание, а при ее появлении я переставал с ним разговаривать.
– Она тебе не правится? – спросил я однажды Пучка.
– Нравится, если вам нравится. – И уши его моментально приклеились к голове, точно я застиг его на месте преступления с головой, засунутой в банку с печеньем. – Она член стаи, и я остаюсь лояльным к ней, пока она относится ко мне так же. – В голосе пса зазвучала обида. И все же, казалось, он не рассматривал угрозу со стороны Линдси всерьез.
Но что же делать с Котом, в самом деле? Понимаю, что не все торговцы недвижимостью в детстве были бойскаутами, но я никогда не предполагал, что может дойти до такого.
Я зарулил на стоянку возле поликлиники, где работала Линдси. Типичная местная амбулатория с терапевтами, мозольным кабинетом, физио– и прочими терапиями.
Пес хотел увязаться за мной, очевидно забыв о своем обещании стеречь машину.
– А как же одно из высочайших собачьих призваний? – напомнил я, но не стал дожидаться ответа и добавил: – Я буду через десять минут.
– Тогда о'кей, – отозвался пес, устраиваясь на заднем сиденье. – Буду ждать.
Я подумал, что жить в этом мире было бы намного проще, если бы все так ревностно относились к своим обязанностям.
Линдси оказалась возле регистратуры, в глазах ее по-прежнему стояли слезы. Регистраторша успокаивала ее, настаивая на необходимости вызвать полицию.
– Линдс! – окликнул я ее.
Она бросилась мне на шею, на этот раз, даже не осмотрев мой костюм на предмет собачьей шерсти. Видимо, дело было плохо. Это уже серьезно.
– Она в ужасном состоянии, – поведала мне регистраторша.
– Но не в таком, как мои ноги! – заявила какая-то престарелая дамочка, сидевшая в вестибюле и, видимо, ожидавшая, пока Линдси придет в себя.
– Как он выглядел?
Не знаю, для чего я это спрашивал, просто показалось, как нельзя более уместным задать в данной ситуации именно такой вопрос.
– Он должен был остаться на пленке, у нас камеры внутреннего наблюдения, – заявила регистраторша. – Давайте-ка взглянем на него еще разок. – Она проявляла чуть больше рвения, чем было уместно.
Линдси безутешно рыдала на моем плече.
– Думаю, это может ее травмировать, – заметил я.
Линдси вскинула на меня глаза, лицо ее было мокрым от слез.
– Нет, – ответила она, – как раз наоборот – это должно помочь.
– Я принесу чай, и потом мы все вместе посмотрим! – весело воскликнул ее коллега, парень из физиотерапии, с которым мне как-то доводилось пересекаться у них на рождественском коктейле.
– Я присоединюсь к вам через пять минут, только принесу карточку миссис Прентис, – сказала медсестра, появившаяся, чтобы успокоить пожилую пациентку. – Сейчас, миссис Прентис, вас примут. Кто-нибудь знает, как это перематывается?
Уразумев происходящее, миссис Прентис мигом забыла про мозоли.
– Вы заработаете двести пятьдесят фунтов, если пошлете эту видеозапись на телевидение, в «Патрульную часть»! – с жаром произнесла она, резво подбегая к регистратуре.
– В «Дежурную часть», миссис Прентис, – уточнила медсестра.
– А можно посмотреть на преступника? – спросила миссис Прентис.
– Сколько угодно, если это вам поможет, – ответила медсестра, которая, очевидно, не впервые сталкивалась с этой пациенткой.
Наконец нашелся человек, знающий, как перемотать запись, и мы засели в какой-то служебной комнате, и начался просмотр. В кабинете Линдси камеры не было, поэтому все, чем мы располагали, – это изображение мужчины в гардеробе и возле регистратуры.
– Отличный портрет, – заметила девушка из регистратуры. – С этим вы можете смело обращаться в полицию.
Однако я уже знал, что обращение в полицию не стоит в повестке дня.
Вообще-то, со стороны вид у него был вовсе не зловещий. Он был невысок, не широкоплеч, даже тщедушен, однако это был полисмен. Тот самый, с которым я играл в покер у Тиббса. Я узнал его лысый купол, его усы (неужели такие еще носят!) и этот пронзительный взгляд, прожектором скользящий по вестибюлю. Нет, мы не могли обращаться в полицию, потому что полиция сама пришла к нам.
Я положил голову на руки. Вот теперь, похоже, начались настоящие неприятности.
14
БЕГУЩИЙ ПЕС
Я покинул поликлинику с чувством, что начинаю разрываться на части. Большая часть меня порывалась разобраться с Тиббсом, сейчас же и немедленно. Сказать ему, что я поставлю в известность журналистов, что мой адвокат получил инструкции и уже спит и видит, как бы засадить его за решетку, если что-то произойдет со мной или близкими мне людьми.
Пес пялился на меня из машины, как любопытный сосед из форточки.
– Вам нанесли оскорбление, сэр, – сказал он, – а значит, и мне.
Чтобы успокоить коллег, Линдси сообщила им, что причиной угроз послужило то, что она «посадила» ему бородавки. Коллеги, со своей стороны, настаивали, что полицию все равно не мешало бы поставить в известность. Но заставить Линдси сделать то, чего она не хотела, нельзя было никакой силой.
Другая часть меня не хотела ни во что ввязываться. Линдси выжала из меня обещание, что я, во всяком случае, должен трезво поразмыслить над предложением Тиббса, что я и сделал.
Очевидно, это был самый верный выход. Конечно, Тиббс не оставит своих попыток склонить меня к авантюре, и, скорее всего, меня вынудят заключить этот контракт.
И еще одно предчувствие было у меня насчет Кота: если я вступлю в его «Бумажное Сообщество», меня начнут использовать. Такие люди привыкли исподволь заставлять других работать на себя, и не было причин полагать, что он станет предупреждать о том, какие у него на меня виды.
И если я находился на территории, не отмеченной на карте, не зная, куда деваться и с чего начать, то Линдси и вовсе парила в космосе. Она пребывала в таком расстройстве, что я был готов на все, лишь бы успокоить ее. Расчет Кота был верен – через близких надавить на меня значительно проще.
Я спросил совета у пса:
– Что нам делать с Котом?
– С каким котом?
– С Тиббсом.
– А он разве кот?
– Это его кличка.
Глаза пса сузились.
– Есть только один способ обращения с котами, – сказал он.
– Какой же?
Пучок не ответил, а только оскалился, показав клыки.
Он был прав, мне следовало доверять своим инстинктам и бороться с Тиббсом. Однако доверять своим инстинктам еще не вошло у меня в привычку.
Вернувшись в офис, я навел справки о компании Кота – «Нью Уорлд Девелопментс». Люси одна сидела за рабочим столом, остальные сотрудники ушли общаться с клиентами. Мне хотелось поговорить с ней, обсудить происходящее, рассказать ей все, но я так и не решился. Хотя, правду сказать, от одного ее присутствия мне стало как-то поспокойнее, примерно то же самое я чувствовал, когда рядом со мной спал пес. Казалось, от Люси исходило какое-то излучение, убеждавшее в том, что с этим миром все в порядке.
Однако я никак не мог согласиться с этим, по крайней мере, сейчас.
Я схватил трубку, готовый сцепиться с Котом, пусть и на безопасной дистанции.
Пес выжидательно посмотрел на меня. Он еще не совсем понял, что за штука телефон и с чем ее едят. Когда мы с ним только встретились, он слепо верил, что человек на другом конце провода как-то умудряется залезть в трубку, проползти по шнуру и примоститься поближе к уху, неведомым образом уменьшившись до таких размеров, которые сделают это возможным. Я объяснил ему, что люди разговаривают и звук передается по проводам. Вроде бы такое объяснение его устроило.
Секретарь ответил, что Тиббса нет на месте, и спросил, не желаю ли я оставить сообщение.
– Скажите ему… Передайте ему, что звонил Дэвид Баркер, – сказал я. – И что…
А что я мог передать через секретаря? В кармане у меня оставался единственный козырь – моя исповедь на листе бумаги формата А4. Это все, чем я мог отмахиваться от них.
– А, мистер Баркер, – любезно отозвался секретарь, – обождите, пожалуйста, минутку, я попробую соединить вас с мистером Тиббсом.
Последовала заминка, во время которой я прослушал легкую классическую музыку, которую, полагаю, Кот подобрал себе в качестве увертюры перед собственным выходом. Было что-то очень неизящное в этом его стремлении к изящному, так я решил про себя.
– Мистер Баркер! – раздался приветственный возглас в трубке. Это был Тиббс.
– А теперь послушай меня, мерзкий ублюдок, кошачий выродок, – прошипел я. Пес одобрительно кивнул. Люси была в шоке. На всякий случай, чтобы Кот не подумал, что я обращаюсь к нему по-дружески, я решил сразу прояснить ситуацию, чтобы он понял, насколько все серьезно: – Если ты или кто из твоих дружков появится рядом с моей девушкой, я окажусь рядом с твоим домом с бейсбольной битой, – пообещал я.
– Это Дэвид Баркер, агент по недвижимости из конторы «Сын и Баркер»? – уточнил Тиббс.
– Он самый.
– Откуда мне знать, что это вы?
– Что это значит – откуда вам знать, что это я?
– Назовите мне девичью фамилию вашей матери.
– Корнхилл, – сказал я, сам не понимая, зачем отвечаю ему, – и вообще, это я задаю сейчас вопросы, понятно?
– Так что, вы сказали, намерены сделать с моим домом?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52