Словно от него исходила аура какого-то дешевого мировосприятия, с которым я был не согласен в корне и которое вызывало у меня стойкое отвращение. Я смотрел на него и видел отпуск в пятизвездном отеле, где он брюзжит за столом насчет качества продуктов, помыкает официантами и горничными, видел, как он заказывает тошнотворные экзотик-коктейли, дает чаевые только тем, кто стелется перед ним, я видел «мерседес», плавательный бассейн и яхту, которую он собирался купить, припортовый супермаркет «дьюти фри» и его ложное насквозь мироощущение, что все вокруг принадлежит ему. И сверх всего этого под запахом дорогого лосьона я улавливал его природный запах, напоминающий тот, что чувствуешь, распахнув дверцу машины, оставленной на солнцепеке, – удушливый и совершенно пустой.
И чего-то еще. Как там пес говорил про тоску: дождь на ярмарочной площади, мокрая сахарная вата – хоть я никогда не пробовал и сухой, не знаю, как она должна пахнуть. Но главное – потеющие ладошки переростка-тинейджера. Разочарование невылупившегося птенца.
Скажите, разве это мысли здорового человека?
Третий раунд. Все пошло вкривь и вкось с самого начала. Когда у тебя большая «касса», можно позволить себе рискнуть, особенно если у тебя репутация осторожного игрока.
В любом случае на руках у меня четыре карты, лучшая среди них – дама. Не знаю, почему я не сбросил карты раньше и остался в игре до последнего, но в покер временами вмешивается предчувствие, интуиция, к тому же за столом остались только я и лысый адвокат из «Бумажного Сообщества». Я решил внести свой вклад в поддержание репутации осторожного игрока и поступил неосторожно, поставив 200 000.
Это был не самый мудрый ход в истории покера, но, тем не менее, и не самый глупый. Уверенности в своем поступке я не чувствовал, хотя все-таки полагал, что моя случайная победа неизбежна. Я нервничал.
– О нет! – возопил пес. – Это был плохой ход, правда же? Ты не уверен.
– Что скажете? – обратился я к адвокату, которого, как я заметил, трясло, словно женщину, сидящую на стиральной машине, и оттого решения давались ему с трудом. Он собирался спасовать, я догадывался, предчувствовал, знал.
Правда, не покидала меня некоторая тревога. Внешне же я был холоден, как солнечные очки белого медведя.
– Он не решается, – сказал пес. – Я так переживаю… Правда, мы уйдем отсюда, если не выиграем?
В критические минуты пользы от него было мало, скорее, наоборот. Уши опадали, весь ссутуливался-съеживался и начинал скулить басом. Короче, паниковал. Причем никакой разницы не было, ожидались вещи средней паршивости или полный крах, – паниковал он от души и на полную катушку.
– Ой-ей-ей! – причитал Пучок. – Плохо, как плохо. Он вдруг стал таким уверенным, просто страшно уверенным. Все, нам конец. О нет! На помощь!
– Вскрываемся, – ответил адвокат, и я стал намного бедней.
Майлс повернулся ко мне и зашептал:
– Что происходит?
– Не знаю, – ответил я. Я и в самом деле никак не мог взять в толк, в чем дело.
Я по-прежнему полагался на чуткий нюх пса, но с присутствующими за столом что-то произошло. Эмоции их стали непредсказуемы.
Следующие несколько раздач вернули меня на исходные позиции. Ни блефа, ни неожиданных комбинаций, лишь ставка за ставкой по минимуму. Они упорно сбрасывали карты на слабой раздаче.
И тут это произошло. Впервые в моей покерной карьере я получил на руки комбинацию, о которой даже не мечтал. Такое было со мной впервые в жизни. У меня на руках оказались валет червей и червовая дама. И тут же в следующих трех картах передо мной легли туз, король и десятка той же масти. Я оторвал самый натуральный «флэш ройял». Это было как озарение, как выигрыш в лотерею, момент, в который останавливается время: первый поцелуй, свадьба и первая брачная ночь. Мне еще ни разу так не везло с того времени, как я покатился под откос.
Я посмотрел на толстого копа, а затем перевел взгляд на Кота. Коп ерзал на заднице – верный признак того, что получил хорошую карту.
Что у него может быть? Две другие «червины», может, увидел на столе третьего короля и возомнил его даром небес.
У Кота был тоже уверенный вид. Но в отличие от копа он лучше скрывал свои чувства. Я чувствовал его самоуверенность только по знакомому и характерному запаху горячего пластика. Думаю, я могу сказать, что в таком возбуждении я его еще не видел ни разу. Казалось, он уже трещит от сжигающего изнутри огня.
Я сидел справа от дилера, и мне предстояло сделать ставку первым. Никто не должен был догадаться, что у меня есть шанс собрать «флэш-ройял», тем более червовый, если его поджидал кто-то другой из игроков. Поэтому я сделал небольшую ставку, изобразив страх и неуверенность.
– Слушай, но у тебя же все хорошо, – затараторил пес, – и у них двоих тоже. Чего тебе еще надо? Я лучше ничего не чувствовал за все время.
Кот снова уставился в пустое пространство за моей спиной.
Рука его замерла над фишками, которые предстояло поставить на кон.
– Превосходно, – сказал Пучок. – Он же собирается поставить все, не так ли?
– Угу, – откликнулся я. Кот мог принять этот возглас за попытку отвлечь его.
Он ухмыльнулся и пригладил усы.
– Ну-ну-ну, – протянул он. Алчность зажглась в его взоре, он едва сдерживал себя, едва мог усидеть на месте. Последний раз я видел такой блеск в глазах Себастьяна, когда тот принял меня за Санту.
Кот запустил руки в кучу лежавших перед ним разноцветных кружочков, извлек оттуда фишек примерно на миллион и стал с выразительным шумом трясти их, зажав между ладонями.
Затем он преспокойно ссыпал фишки обратно в кучу и сбросил карты.
Кровь хлынула мне в лицо и затем отхлынула обратно, так что я едва удержал голову над столом. Похоже, я начинал сдавать.
Кот заметил мое смятение и, будучи Котом, решил усилить его, бросив карты передо мной и показав свои три десятки. Фантастический набор, хотя против моего он ничего не значил.
Коп тоже мог собрать флэш, правда, не такой, как у меня, и тоже отказался делать ставку.
Имея на руках такие карты, можно поставить на кон последнее, включая фамильное серебро, – но никто этого не сделал? Почему?
Опять я почти ничего не выиграл, причем на лучшем раскладе в жизни. Это было необъяснимо! Но хуже всего, что на лицах двух своих главных оппонентов я заметил ухмылки, по которым можно было заключить, что они-то как раз могут все объяснить.
Что это – камеры наблюдения, с помощью которых они заглядывали в мои карты? Или же у них были какие-то другие методы вроде моей собаки? Но если бы они точно знали, что у меня на руках, они действовали бы иначе, не стали бы все время сбрасывать карты. Похоже, им были известны не только мои карты, но и мои мысли. А это уже было досадно, ведь я считал чтение мыслей своей прерогативой.
– Ты же выиграл! – ликовал пес, не соизмеряя размер ставки и выигрышной комбинации.
– Чему ты радуешься?
– Ну как же – мы выиграли. А ты разве не рад?
– Ничуть.
Последовала новая раздача, и я с удивлением обнаружил, что в моей жизни, похоже, наступила полоса сплошного везения.
Не стану погружаться в детали, но у меня в руках очутились две девятки плюс одна на столе. Три карты одного достоинства. Опять.
– Сейчас мы их прищучим, – возликовал пес, чьи оценки основывались на моей реакции, а не на картах. Я ощутил какое-то дуновение слева от своего лица. Я огляделся по сторонам, потом опустил взгляд вниз и увидел Пучка, который, не в силах сдержать радости, махал хвостом во все стороны. Хвост вертелся точно пропеллер.
И вновь руки замерли над горой фишек. В этот раз Кот даже не смотрел в мою сторону. Он просто сбросил карты. То же самое сделали и все остальные.
– Не везет? – осклабился Кот и снова стал противно щелкать языком.
– Везет, везет, везет! – заладил пес, искательно заглядывая мне в глаза.
В этот момент я обратил внимание, что Кот смотрит на Пучка. Причем не просто на Пучка, а на его хвост. Пес вилял хвостом во все стороны, образуя в воздухе целый вихрь в предчувствии скорого возвращения домой, когда мы наконец отыграемся.
Я все понял. Мы засветились окончательно и бесповоротно. С Пучком больше играть нельзя.
– В чем дело? – спросил он, внезапно помрачнев от моих мыслей. – Чем ты так опечален? Мы же идем домой? О, нет! – заскулил он, и уши его поникли.
Кот засмеялся и покачал головой. То, что было нашей единственной надеждой, теперь выдавало нас со всеми потрохами.
38
КОНЕЦ ИГРЫ
Теперь мы очутились на игровом поле, которое мне нравилось меньше всего, – уровень первый.
Я пытался запихнуть пса под кресло, но всякий раз, когда я получал плохую раздачу и падал духом, он начинал поскуливать, и всякий раз, когда у меня были отличные карты, от которых дух захватывало, он бился в истерическом припадке радости.
Мы сжились, срослись друг с другом, он стал громкоговорителем, мегафоном моих эмоций, сообщавшим, что творится у меня на душе и в моих картах всем присутствующим за столом.
Причем его было не остановить, он буквально закладывал меня на моих глазах.
В результате я час за часом терял деньги, какая бы карта ни шла, причем без всякой надежды отыграться.
К следующему перерыву, в полночь, я уже был в проигрыше, не в таком уж большом, но и не в маленьком.
– Путь твой близится к концу, бродяга? – спросил Кот, очевидно задетый тем, что я назвал его Тиддлсом, то есть пьяницей, и нагнулся погладить пса.
– Кто у нас хороший мальчик? – язвительно спросил он. – Давай-давай, виляй своим хвостиком, нам это очень нравится.
Встав из-за стола, он уперся в меня взглядом:
– Чертов вуду.
Это было все, что он сказал, прежде чем удалиться.
– Что-то он мне не нравится, – заметил пес. – И воняет от него…
Я оставил как-то большую стопку виниловых папок в машине, и Пучок потом месяц жаловался на смрад в машине, хотя лично я ничего не чувствовал.
Майлс был тут как тут.
– Что происходит, приятель? – Я обратил внимание, что в расслабленном состоянии у него был барский, итонский акцент, когда же Майлс был возбужден, из него так и выпирал австралиец.
– У нас проблема. Кажется, пора смываться.
– В тюрьму? – жизнерадостно сообщил он.
– Не хотелось бы.
– Вот то-то и оно.
– В чем дело?
– Дело в собаке.
– С ним что-то не так?
– Вы что, не видите? – прошипел я. – Он выдает меня с головой. Всякий раз, как я получаю на руки хорошую комбинацию, он виляет хвостом, как чокнутый, и наоборот – скулит, когда у меня лысые фишки.
– Мы пропали!
– А я лично нет, – подал голос пес. – Особенно если вы не лишите меня этого сандвича с лососиной.
Майлс задумался. Не знаю, представляете ли вы, что такое задумчивый адвокат, пропустивший несколько рюмок: поскольку он не играл, иного развлечения ему не оставалось.
– А ты не можешь не вилять хвостом? – обратился он к псу.
– Или хотя бы не проявлять такой дикой радости, когда у меня хорошие карты? – дополнил я.
Пес помахал хвостом.
– Не могу, – вздохнул он. – Иначе что это за радость? Когда я испытываю положительные эмоции, то всегда виляю хвостом и дышу вот так, высунув язык. Это неотъемлемая часть счастья. Это не выражение эмоции, это эмоция как таковая. Единственный способ удержать меня от виляния хвостом – это сделать несчастным.
– Чушь собачья, – заключил я. – Значит, если я повиляю твоим хвостом, то ты станешь счастливым, что ли? – Я взял его за хвост и помотал из стороны в сторону.
– Думаю, этого будет достаточно, – отозвался пес, судя по всему весьма довольный собой.
– А что ж ты такой самодовольный теперь?
– Потому что вы повиляли хвостом в тоне самодовольства. И теперь я ощущаю самодовольство. Вот если бы вы виляли чуть-чуть побыстрее, это была уже готовность служить. – И он вяло замахал хвостом – в точности как при нашей первой встрече.
– Но ты же не хочешь, чтобы я проигрался в пух и прах из-за твоего хвоста? – взъерепенился я.
– Никогда! – откликнулся пес. – За кого вы меня принимаете? – Он оглянулся на свой тыл. – Между прочим, это виляние – доказательство верности.
– Знаю, – вздохнул я. Мне уже приходилось видеть подобное. – В общем, мы погорели.
– Должен заметить, – сказал Пучок, – потому-то собаки и не играют в покер, как правило.
Он был прав, я и сам прекрасно понимал, что положение безнадежное. Собака блефовать не умеет. Она не может вести себя честно или лживо, она – сама честность.
– Есть единственный выход, – заговорил Майлс. – Играть без него. Вы же доказали свой профессионализм. За чем же дело стало?
Я сглотнул ком в горле. Адвокат был настроен серьезно, и я сейчас чувствовал себя в самом деле лошадью, на которую сделана серьезная ставка.
Пучок смерил меня взглядом.
– Ну, что, мы готовы к следующему раунду? – спросил он тоном тренера. – Вы можете сбрасывать мне курятину всякий раз, как я угадываю.
– Нет, – ответил я. – Так дело не пойдет.
Приходит время, когда каждый человек должен принять вызов судьбы. До сих пор я предполагал, что подобные ситуации возникают только в ковбойских фильмах, но, оказывается, это заблуждение. Теперь это происходит и в моей жизни. Как там говорил Пучок: «Быть не щеном, а псом». Только «пес» может выстоять против Кота, пугливой мыши в компании с ним придется несладко.
Я открыл дверь в «комнату охраны», где у телевизора сидел Мартин.
– Мартин, – сказал я. – Там сильно накурено. Собаке нужен свежий воздух. Ты не выведешь Пучка на прогулку?
– Вот здорово! – откликнулся на это пес.
Кот издевательски зацокал языком.
– Притомился кобелек.
– Ничего, – оглянулся я. – Есть еще порох в пороховницах. Ты еще свое получишь, облезлый кот.
Покер – игра, которая требует не столько удачи, сколько терпения. И выдержки. Это утомительная игра, изматывающая игра, игра на износ – у кого раньше сдадут нервы, и притупится внимание. Еще восемь часов, пока солнце не взошло над Сент-Джеймс-парком, мы перебирали мелкие комбинации без малейшей надежды на что-то более приличное.
Мы сражались одними парами да тузами, ничего больше не выпадало. И делали хорошие мины при плохой игре. Покер, как приходилось в очередной раз убеждаться, действительно напоминал жизнь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52