На секунду я заподозрил, что он тоже пригласил Элис на свидание, но нет, у него недостало бы духу, а даже если б и достало, она уже сказала, что встречается со мной.
Лидия снова промямлила что-то нечленораздельное. Элис заявила, что они поймают такси вдвоем, и отклонила наше предложение проводить их до машины, поскольку бар находился на островке между двух оживленных улиц и ждать ей пришлось бы не более минуты.
Я собирался встать, чтобы поцеловать ее на прощанье, но не хотел проявлять особого рвения. В результате Элис сама подошла по очереди ко мне и к Джерарду и дружески чмокнула в щеку. Я хотел пожать ей локоток, шепнуть: «До четверга», но побоялся, что это прозвучит жалко. Еще порадовался, что Лидия не сделала попытки поцеловать меня: вид у нее был такой, будто ее вот-вот стошнит. Вообще-то ей шел остекленевший, полуобморочный взгляд: он придавал ей некий странный шик. Должен заметить, мне многие кажутся шикарными после основательной выпивки.
Элис ушла. Черное платье мелькнуло в сводчатых дверях, и я снова вспомнил о своем утреннем видении киношной невесты графа Дракулы. Затем в поле моего зрения шагнула Лидия – и тоже пропала. Я подумал, сколько еще раз в будущем мы окажемся вместе и сколько раз я смогу уйти с Элис.
Я надеялся уступить мою долю квартиры Джерарду: жить там мне надоело. Иначе придется выставлять ее на продажу, когда вступит в силу завещание Фарли. К тому времени, возможно, мы разбогатеем – по крайней мере, по собственным меркам, что, как я уже объяснял, не предполагает личных яхт и персональных самолетов, но превратит нашу жизнь в один долгий отпуск в курортной местности (для меня) или на горнолыжной трассе (для Джерарда).
– Ну, вот я и определился с субботой.
Я не сразу понял, что он обращается ко мне, причем потирает ладони так энергично, что рискует добыть огонь.
– Что?
– В субботу вечером я встречаюсь с Элис.
Слова «в субботу вечером» он подчеркнул многозначительным движением бровей. Только тут до меня дошло, что с той партией в шахматы я все перепутал. Выиграл Джерард, и он же потом задирал нос. Я позеленел от ревности. Мне казалось, меня сейчас стошнит. Если приглашаешь девушку на свидание и она предлагает встретиться среди недели, значит, почти наверняка не собирается с тобой спать. Ну, в результате, вероятно, этим дело и кончится, но сначала такого намерения у нее нет. А вот в субботу вечером, когда назавтра не надо идти на работу, может произойти все, что угодно. Это, конечно, не прямое подтверждение физического желания, но близко к тому. Я сам согласился ни на что особенное не рассчитывать, поскольку думал, что по ходу дела все образуется. Джерард мог торжествовать.
– Ты встречаешься с Элис? – спросил я.
– В восемь захожу за ней, и мы идем в индийский ресторан.
– Как романтично!
Тут меня пронзила ужасная мысль.
– А она все еще живет в квартире Фарли?
– Нет, – сказал Джерард. – Перебралась на новую. Вот, адрес дала. – И похлопал себя сначала по карману джинсов, а затем по носу. – По-моему, игра окончена, – с легкой ехидцей заявил он.
– Ладно, – отозвался я, мысленно представляя его мертвым, – всех благ.
9
ПЕРВАЯ КРОВЬ
Вообще-то я не из тех, кто по делу и без дела подсыпает друзьям в пищу снотворные таблетки. Однако сейчас успеть к Элис прежде Джерарда стало для меня вопросом чести. Я должен был опередить его.
Если он переспит с нею раньше, чем я, это не сделает ситуацию совершенно безнадежной, но мои шансы на успех существенно уменьшатся и конкурентная борьба между нами обострится до предела.
Бумажка с адресом лежала в джинсах Джерарда, в кармашке для презервативов: конечно, он из суеверия не осмелился бы перенести его в записную книжку. Стоит господу заметить, что он записал адрес, не успев даже встретиться с девушкой, как сразу же найдется веская причина его вычеркнуть.
Джинсы Джерард не менял по многу недель, ибо стиральный порошок вреден для окружающей среды, воду нечего тратить попусту, ну и так далее. В своем убеждении он не видит причин менять штаны, пока от них, как говаривала моя мама, «грязь не станет отваливаться кусками». Переодеваться перед свиданием для него было бы слишком.
Поэтому я не видел другого пути добыть адрес, кроме как проникнуть к нему в комнату, пока он спит. Вот только беда в том, что Джерард страдает бессонницей…
Любые уловки для того, чтобы завладеть адресом, были бы совершенно прозрачны и только дали бы Джерарду лишнюю возможность насладиться зрелищем моего ничтожества. Не стану я раскрывать все карты разом, требовать адрес, сообщать, что я первый с нею встречаюсь. Не хочу, чтобы у него было время подготовиться. Так что мой единственный выбор – вырубить его хоть ненадолго.
Беспокоила ли меня моральная сторона дела? Нет. И вообще, по-моему, я оказывал ему услугу. Хоть одну ночь выспится по-человечески.
Не в последнюю очередь Джерард мается бессонницей потому, что вместо растительных снотворных накачивает себя всякой химией. Я подумывал подсыпать ему в еду несколько пилюль, но все мы понимаем, что в медицине «растительный» часто значит «бесполезный». Поэтому в понедельник я пришел к своему врачу и пожаловался, что уже месяц не сплю. Доктор Стэмп – лекарь старой закалки, из тех, кто начал работать, когда в терапевты шли неудачники и недоучки от медицины, – в отличие от нынешних, молодых и ретивых, которые действительно пытаются лечить. Как-то я зашел на прием к его напарнику, парню лет двадцати восьми. Разумеется, лечиться у того, кто младше меня, я не хотел – это напоминало мне о собственном возрасте, – но к тому же он в отличие от доктора Стэмпа еще не желал делать, что ему говорят. Терпение мое лопнуло после пространного объяснения, что моя кожная сыпь может усилиться от обычного мыла. «Некоторые парфюмерные добавки в мыле могут усугу…» – он остановился на полуслове, окинул взглядом мою четырехдневную щетину, пальто в клочьях собачьей шерсти и всклокоченные волосы. Слово «усугубить», по его мнению, было явно не для меня. «Сделать ее сильнее», – закончил он внушительным голосом радиодиктора сороковых годов. На том мы и расстались.
К счастью, доктор Стэмп не знал таких длинных слов, чтобы избегать их в беседе с пациентом, хотя подозреваю, что несколько все-таки держал про запас, чтобы казаться умнее. «У вас острое нервно-паразитическое состояние, – говорил он, – вам нужны антибиотики». Или: «О, у вас, я вижу, приступы перемежающейся лихорадки. Вам нужны антибиотики».
Он с добродушной старомодной учтивостью пригласил меня войти, развлек рассказом о своей предыдущей пациентке, даме из Азии, что работает в магазине на моей улице. Очевидно, у нее было некое женское недомогание, которое медики находят забавным. Разумеется, снотворное он мне выписал – честное, химическое, убойной силы снотворное, – и не задал ни единого неприятного вопроса о моем психическом состоянии. Уходя, я сострил насчет того, что четырех таблеток достаточно, чтобы убить слона.
– Нет, – покачал головой доктор, – даже для грудного младенца понадобилось бы штук шестнадцать. В качестве смертельной дозы рекомендую сорок. Рецепт всего на тридцать. Вам еще выписать?
Вот, подумал я, доктор, чуткий к нуждам пациента.
Вечером в среду я вызвался приготовить еду в благодарность за ужин, приготовленный Джерардом для меня несколько месяцев назад. Точнее сказать, я предложил купить что-нибудь в индийском ресторанчике, поскольку умение готовить не относится к числу моих достоинств. И вообще, достоинств у меня нет – во всяком случае, в этом смысле. Умение готовить для мужчины явный плюс. Мы делаем это так же, как в девятнадцатом веке барышни в обязательном порядке учились вышивать: не потому, что хочется, но поскольку верим, что подобный навык сделает нас привлекательнее в глазах противоположного пола. Вы можете подумать, что сюда же относится автомеханика, но ошибетесь. Когда вы чините современной женщине автомобиль, это ставит ее в зависимость от вас, что ей, как правило, неприятно.
А вот мужское умение готовить, будучи делом традиционно женским, свидетельствует о наличии в вас чего-то особенного – чувствительности, любви к вкусам и впечатлениям, точнее, даже некой искушенности; намекает на опыт по любовной части и, главное, делает женщину хозяйкой положения. Современную даму подобная смена ролей явно привлекает, и к тому же вы сразу оказываетесь в несомненной зависимости: понравится ли мадемуазель ваша стряпня, достаточно ли поднялось суфле, свидетельствует ли выбор вина о вашем хорошем вкусе, не слишком ли много сливок в беарнском соусе, не долго ли вы томили его в микроволновке? Разумеется, вряд ли она выплюнет кушанье с воплем: «Что это за дрянь?», поскольку вроде бы обязана быть вам благодарной, пусть даже себя таковой не ощущает. Упрекнуть вас практически не в чем. Ну, может, разве чуть-чуть, ибо, если раньше мужчины, убежденные в наличии у себя творческого начала, писали стихи, теперь они стряпают. Та же самая попытка возвеличить себя, только без риска показаться смешным. Достигнув достаточно высокого уровня мастерства, вы можете даже использовать ваш талант, чтобы унизить и подавить окружающих, самовыразиться за их счет, как поступают все по-настоящему творческие натуры. Это как дешевый билет в модный и дорогой клуб.
Что касается механики, то женщине приходится быть вам благодарной, если вы хотя бы завели ее машину, а чувствовать себя обязанной ей не по душе. Никто никогда не говорит: «Вон из моего гаража, грубиян, ты не оценил, как я хорошо поменяла свечи», но думает непременно.
Кроме того, у плиты мужчине вообще уютно: он не нарушает никаких социальных норм, ощущает себя изысканным, но мужественным. Поскольку все великие повара мужчины, хотя мир кулинарии – мир женский, вы можете смело входить в него, и ни у кого не возникнет вопросов по поводу вашей сексуальной ориентации. Вот если вы будете шить себе одежду, дело другое. Если вы шьете себе одежду, будучи мужчиной, первым, кто усомнится в вашей сексуальной принадлежности, будете вы сами.
Итак, я подобными достоинствами не обладаю, главным образом потому, что слишком ленив, чтобы учиться, но также достаточно уверен в себе, чтобы полагаться на изначально присущие мне добродетели, каковы бы они ни были. Тут все зависит от того, насколько ты требователен к себе. В обычных обстоятельствах я был бы уверен, что с такой девушкой, как Элис, мне ничего не светит, как ни крути, поэтому срочно учиться играть на музыкальном инструменте, танцевать сальсу или овладевать основами фэн-шуй – пустая трата времени и сил.
Об этом я размышлял по дороге домой из ресторанчика «Свет Тандура». Джерард всегда заказывает настолько острое карри, что, по моему глубокому убеждению, это просто нельзя взять в рот, но он утверждает, что можно. Впрочем, вкус острого блюда лучше сочетается с сильнодействующими лекарствами. Я заранее растолок в порошок пятнадцать таблеток, так что подмешать их в карри по пути домой, зайдя с этой целью в уличный автоматический туалет, было совсем несложно.
Джерард проглотил ужин в один присест, ни на секунду не отвлекаясь от документального фильма о том, как злые люди обижают добрых. Правда, после заметил, что для ресторанчика, где я покупал карри, оно какое-то необычно сладкое, но ничего, ему понравилось. Затем заснул перед телевизором в самом начале ночного полицейского сериала, так и не сняв джинсов. Я-то надеялся, что, прежде чем отрубиться, он переоденется в пижаму, но все сразу хорошо не бывает. Я пару раз потряс его за плечо со словами: «Проснись, кретин несчастный», потом хлопнул по щеке. Джерард блаженно похрапывал. Я сунул палец в кармашек для презервативов, вытащил, к своему удивлению, презерватив и искомую бумажку. С присущей ему аккуратностью Джерард записал на ней домашний адрес Элис, а также рабочий и домашний телефоны. Из соображений хорошего вкуса и стремления удержать в желудке собственный ужин я понадеялся, что он не нарисовал на обороте сердечко. Увы, он сделал это.
Я списал телефоны и уже хотел вернуть листок на место, когда меня осенило стереть пару цифр, но я подумал, что сие было бы недостойно, безнравственно, а главное, определимо. Я вернул в карман листок и презерватив, окинул взглядом комнату. На письменном столе лежала страница из «Ивнинг стандард» с рекламой выходных в Венеции. Я забрал ее и спустился вниз досматривать сериал.
Примерно через час Джерард, к моему изумлению, проснулся, заплетающимся языком объявил, что идет спать, и, пошатываясь, вышел из комнаты. Это значительно поколебало мою веру в медицинскую науку. Пятнадцать таблеток, достаточные, чтобы убить младенца, Джерарда не смогли усыпить более чем на шестьдесят минут. Не забыть дополнительно подстраховаться в следующий раз, когда задумаю опоить и ограбить кого-нибудь из друзей.
Теперь оставалось одно: переспать с Элис вечером в четверг, пока Джерард не встретился с нею в субботу. В том, что Элис не из тех, кто будет встречаться с двумя сразу, я был вполне уверен. О таком кошмаре девушкам вообще лучше не думать. А если затащить ее в постель не удастся, тогда единственное, что я могу, – расстроить ее свидание с Джерардом в субботу. Я решил попробовать и то и другое, причем безотлагательно.
Я позвонил Элис в четверг, чтобы договориться о встрече. Сначала мне сказали, что она отвечает на звонки только в обеденный перерыв и надо связаться с ее пресс-секретарем, назначить время звонка. Поверить не могу, чтобы у человека в двадцать четыре года уже был пресс-секретарь. Я в двадцать четыре даже не работал, до того – тоже и впредь работать не собирался. В двадцать четыре я вообще не знал, что такое пресс-секретарь, – разве только догадывался, насколько это серьезно. Заметьте, о том, что Элис двадцать четыре года, я тоже не знал: ей вполне могло оказаться лет на пять больше или меньше… Как бы ни было, я наконец пробился, сострил пару раз насчет того, какие мы были пьяные, и все время, пока говорил, то вертел в руках вырезку из «Ивнинг стандард», то бездумно похлопывал себя по ширинке, раздумывая, не пора ли рискнуть по-крупному.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55