В двадцать восемь лет от жизни надо бы хотеть большего, чем каждые выходные напиваться с приятелями.
– О ком это? – встрепенулся Джерард. – «От жизни надо бы хотеть большего, чем каждые выходные напиваться с приятелями». Гарри, да это прямо твоя эпитафия. Только ты выходных не ждешь, верно?
Минуту назад я выставил бы его вон с поля, пока не появился арбитр, но теперь он уверенно пер к воротам. Еще несколько таких сокрушительно остроумных замечаний, и я начну сдавать позиции. Надо было возвращать удар.
– А у тебя, Джерард, какая будет эпитафия? Всего лишь «от жизни надо хотеть большего»?
Джерард ухмыльнулся, как мастиф, сожравший кило сосисок, насыпал на руку Элис соль и поднес ей блюдце с ломтиками лайма.
– Это всегда сложный вопрос, правда? Что вызывает в нас отклик, что заставляет быть вместе? Вы знаете, чего хотите от женщины?
Казалось, Элис ведет свой собственный разговор, без нашего участия.
Джерард налил ей текилы. Она втянула в себя лимонный сок, выпила и слизнула с руки соль. Я видел, как скривилось от раздражения его лицо, как он борется с собой, чтобы не сказать ей, что она все делает не в том порядке.
– Давай, Джерард, говори, что хотел.
Я знал: он не удержится от комментариев насчет последовательности лайма, соли и текилы и выкажет себя педантом и занудой.
Элис посмотрела между мною и Джерардом.
– Ой, кажется, я не вовремя взяла лимон. Вечно путаю. Правое полушарие, левое полушарие… О господи! – Она налила себе еще текилы и теперь проделала все как надо.
– Вот, – улыбнулась она. – Так-то лучше.
И я не понял, развеселил я ее или рассердил.
– Порядок не важен. Важно получать удовольствие, – заметил Джерард, решив развлечься за мой счет. Я определенно проигрывал. Надо было срочно выбивать почву у него из-под ног.
– А ты, Джерард, чего хочешь от женщины? – спросил я, страстно желая вытащить из темных глубин его мозга какую-нибудь гадость, как грязные носки со дна бельевой корзины.
– Теперь, когда мы все сосем и лижем в нужной последовательности, я могу продолжать, да?
– Это очень важно, – снова рассмеялась Элис. Вечер превращался в полностью оплаченный, хотя и не спланированный кошмар.
– Любви, разумеется, – изрек Джерард. – Мне нужен человек, способный полностью и целиком отдать свою любовь мне. Полумер я не приемлю. Остальное – внешность и все такое – несущественно. Хотя, конечно, интеллект важен. Университетское образование, даже если она не училась в университете.
«Интересно, – подумал я, – когда он научился так врать?»
– А новый университет сойдет? – спросил я, надеясь на шумный всплеск возмущения переименованиями в университеты и академии всех политехнических институтов. Но, увы, расчеты мои не оправдались.
– Для тебя не важна внешность? – вступила Элис.
Джерард методически слизнул с руки щепотку соли, выпил текилу, пососал лимон и слегка закашлялся, когда жидкость попала не в то горло.
– Внешность важна, но, понимаешь, женщины такие разные. Я мог бы влюбиться почти в кого угодно. Главное – личность, характер. Что касается внешности, тут легче сказать, какой она не должна быть, чем определить, чего вы хотите.
Например, груди – прошу прощения, бюст, который не подходит под формулу, памятную мне из университетского курса дифференциального исчисления. На самом деле внешность для Джерарда имеет исключительное значение. Джордж Бернард Шоу, согласно словарю цитат, сказал: «Красота ослепительна на первый взгляд, но кто станет обращать на нее внимание после трехдневного пребывания в доме?» Так вот, Джерард относится скорее к тем, кто не оторвет округленных ужасом глаз от уродства, если оно пробыло в доме больше трех секунд.
– А что тебя отталкивает? – спросила Элис.
Вопрос мне понравился, хотя, если Джерард возьмется отвечать подробно, листья на деревьях успеют пожелтеть, лужи на тротуаре покроются первым ледком и, выйдя на улицу, мы немедленно замерзнем, ибо к тому времени настанет зима.
– Да, в общем, мелочи. Косметика там, и все такое. Глаза, губы, нос, уши – большие уши никому не понравятся.
Он честно старался втиснуть перечень своих требований в рамки нормы, но большие уши – это святое.
Помню, как-то раз мы пошли гулять в луна-парк – я отнюдь не преувеличиваю, мы, двое тридцатилетних мужиков, без детей и жен, пошли в луна-парк, – и там Джерард расстался со своей девушкой. Целуя ее, он положил ладонь ей на затылок, отвел волосы с лица – и обнаружил, что у нее большие уши; вздрогнул, как ужаленный, и отшатнулся. Оно и к лучшему: на вид девушке было не более пятнадцати, и, кажется, я слышал, как она говорила, что еще не решила, какие экзамены будет сдавать за курс средней школы.
– Уши? – переспросила Элис. – По-моему, внешность вообще никакой роли не играет. В семьдесят все будем одинаковые. Важно, как вы ладите друг с другом, правда ведь? Необязательно соглашаться абсолютно во всем, но по большей части – просто необходимо.
– По большей части да, – согласился Джерард, понизив голос к концу фразы. – Бессмысленно встречаться с тем, кто балдеет от мобильных телефонов, дорогих ресторанов или убийства животных ради забавы, если вы таких вещей не принимаете.
«Интересно, – подумал я, – позволит ли ему это «если вы таких вещей не принимаете» воспылать неожиданной любовью к охоте на зайцев, если она нравится Элис?»
– Боже, и ты ненавидишь мобильные телефоны? – сказала она. – По-моему, они отравляют жизнь. С ними ни у кого больше нет личного времени.
Джерард, видимо, мысленно потирал ручки от радости и уже завяз по уши.
– А дорогие рестораны? – спросил я с тайной надеждой, что она окажется завсегдатаем «Мишлен» или другого, равно шикарного заведения.
– Ну, иногда можно, – ответила Элис, – но я предпочитаю поджарить дома замороженную овощную смесь.
Джерард удовлетворенно кивал, как требовательный старый учитель музыки талантливому ученику, играющему трудное упражнение.
При том что Элис жила в столице и, кажется, была вегетарианкой, у меня оставалась весьма слабая надежда на ее возможную любовь к красным пальто и жарким спорам о защите природы при виде собачьей драки (зато цыплят никто не трогает!). Чтобы не сойти с ума, я решил отставить философию и срочно менять тактику. Поспорить с ней, посмотреть, нравится ли ей ссориться. И заодно подпустить пару комплиментов.
– Легко тебе говорить, что внешность не имеет значения. Ведь ты очень красивая. Внешность имеет огромное значение, причем собственная – в первую очередь.
После слов «ты очень красивая» Джерард заметно свял, как лист салата, чьи лучшие дни уже прошли. Да здравствует тактика «спроса и предложения»!
Элис взглянула на меня в упор:
– Ну, вы-то оба не уроды.
Вот так, и вся моя система аргументации полетела к чертям.
Джерард пригубил текилу, залпом, как мы с Элис, он пить не стал. Что дальше, я знал очень хорошо. По мнению Джерарда, лучший способ понравиться девушке – задавать ей невероятно личные вопросы. По первому разу это ставило в тупик многих его знакомых, ибо до того они считали Джерарда человеком робким и застенчивым. Сам я не понимаю, откуда это в нем берется. Моя единственная аналогия – люди (как правило, мужчины), которые много лет подряд носят очень длинные волосы, а потом, когда вдруг решают сменить прическу, не ограничиваются нормальной стрижкой, а бреются налысо. Они как будто с разбегу берут некий личный барьер, обычными способами не преодолимый. Заметьте, Джерардом я за это восхищаюсь, дело-то хорошее, пусть даже в результате для девушки он будет не более сексуально привлекателен, чем телефонный хулиган. По крайней мере, он ее удивит, и запомнит она его как человека необычного.
– А кто из нас двоих красивее? – кокетливо спросил Джерард, от души плеснув Элис текилы.
Он что, хочет ее напоить? Вот уж в чем не вижу смысла. Если один из партнеров пьян до бесчувствия, секс теряет некоторую взаимность, а без этого неинтересно. При шансах на скорое сближение джентльмену надираться не пристало. Стошнить один раз за вечер – еще куда ни шло, это все поймут, но второй раз свидетельствует о ненужном рвении и простителен разве что вчерашнему школьнику.
– Он, – указывая на меня, сказала Элис.
– А вот здесь, – заявил Джерард, – ты ошибаешься.
Я не мог не оценить быстроту его реакции. Я знал, что он смутился.
– Задавая такие вопросы, никогда не получишь желаемого ответа, верно, дорогой?
Мне понравилось, как она сказала «дорогой» – этак небрежно, снисходительно, как аристократка из девятнадцатого века. С несколько наигранной благосклонностью – прямо светская львица, а не девушка. А вот что мне не понравилось – она почти флиртовала с Джерардом.
– Так, значит, он не красивее меня? – не отставал тот.
«Ах ты, – подумал я, – теперь он с ней флиртует, используя как средство флирта мою красоту или ее отсутствие! Ай да молодец!» Мне ничего не оставалось, как сыграть на собственной скромности, а ее, как отлично известно Джерарду, у меня совсем немного.
– Вообще-то я не очень в настроении обсуждать мужскую внешность, – вдруг сникнув, сказала Элис.
«Не было бы счастья, да несчастье помогло», – благодарно подумал я. Она закурила новую сигарету, чиркнув спичкой о книгу и старательно, как ребенок на одуванчик, подула на огонь. Мне пришло в голову, что она красива какой-то неожиданно вспыхнувшей древней красотой, из-за которой сходили с ума поэты эпохи Возрождения и велись кровавые войны в античном мире.
– Прости, – спохватился Джерард. – Я только хотел тебя развеселить.
– Знаю, и это очень мило с твоей стороны. Мы не должны унывать – ради Фарли, правильно?
Она положила ладонь на колено Джерарду. Да, события развивались не так, как хотелось бы мне. Может, стоит немедленно дать подробное описание состояния трупа Фарли, чтобы она убрала руку с чужого колена и поднесла ее, например, к глазам – смахнуть подступившие слезы – или ко рту, борясь с тошнотой? Нет, лучше не надо, не то решит, что я способен приносить только дурные вести. Умнее будет предстать благоговейным хранителем памяти о погибшем друге, особенно после слов Элис о том, что с ним у нее могло что-то получиться.
– Да, – вздохнул я. – Как думаете, о чем бы он хотел, чтобы мы сейчас говорили?
Даже после дождичка в четверг у меня язык не повернулся бы произнести такое, но надо было срочно отбирать у Джерарда ведущую роль.
– О нем, – сказала Элис.
– А что именно мы можем о нем сказать? – начал Джерард.
– Что было в нем лучше всего? – подхватил я, боясь забуксовать в самом начале сеанса воспоминаний.
– Он был добрый, – ответила Элис.
Мы с Джерардом не поперхнулись текилой, что, по-моему, свидетельствует о нашей выдержке и воспитании.
– Верно, – согласился я. – Что еще?
Элис залпом опрокинула почти полный стакан текилы, предусмотрительно налитый Джерардом.
– Он был орнаментален.
– Прости?.. – высказался Джерард за нас обоих.
– Он был орнаментален. В наше время это единственный долг мужчины. Он был декоративен.
Она уже успела немного опьянеть. Интересно, нарочно затевает спор или нет? Если да – отлично, легкая пикировка в любом виде хороша.
– Разве у нас нет долга делать что-то еще? – снова подливая ей текилы, спросил Джерард.
– Нет, больше нет. Непокоренных высот уже не осталось. Мужчины их взяли все до одной – или по крайней мере те, которые считали нужным взять. Мир стал таким, как надо вам, и менять больше нечего. Теперь ради самоутверждения вам приходится выдумывать себе новые цели, ставить рекорды скорости, в одиночку ходить под парусом вокруг земли, заниматься всякой ерундой. Открытия завтрашнего дня принадлежат нам, женщинам. Наш мир еще нужно вылепить. Быть членом совета директоров для женщины достижение, а для мужчины – кошмар. Мы побеждаем наперекор всему, а вы умираете от скуки и недостатка воображения.
Язык у нее немного заплетался, и я решил считать ее пьяной, хотя подозревал, что нечто подобное она уже говорила раньше. Добрый знак. Если женщина выдает заранее подготовленную речь, значит, старается произвести впечатление. Лет пятьдесят тому назад просто выставила бы на стол свой лучший фарфоровый сервиз.
– А медицина? Там и мужчины, и женщины совершают одинаково ценные открытия.
Медицина, по мнению Джерарда, единственное в мире средоточие безусловной добродетели.
– Медицинские открытия вредят окружающей среде, – отчеканила Элис.
– Ну да, они там пользуются всякими химикатами и жестоко обходятся с крысами, – согласился Джерард.
– Правильно, – кивнула Элис. – И спасают людей. Чем дальше уходит вперед медицина, тем хуже делается цивилизованная жизнь. Докторам бы отдохнуть от дел лет этак пятьдесят. Каждый раз, когда я слышу о новом лекарстве и спасенной тысяче жизней, я задумываюсь: сколько еще ублюдков выживет, чтобы своими машинами пытаться сбить меня с велосипеда? Сколько еще придурков будет давиться в пробках, дышать мне в лицо бензином, швырять в море использованные презервативы? Эта гребаная медицина тоже на вас, мужиков, работает.
Джерард склонил голову набок, как дегустатор, осторожно пробующий новое, неизвестное вино. «Интересно, – подумал я, – как бы она себя чувствовала, если б тяжело заболел кто-то из очень близких ей людей?» Но Элис пристально смотрела на меня своими темно-зелеными глазами, и потому я решил вопроса не задавать. Насколько мне известно, обижаться и негодовать я умею не очень, а насчет мужчин она, пожалуй, права. Что такое моя работа, как не декорация, не право сказать: «Я работаю на телевидении, спать со мной не зазорно». Как часто я мечтаю, чтобы кто-нибудь взял и освободил меня от обязанности трудиться, но это вряд ли, разве что выиграю в лотерею, а это, в свою очередь, тоже маловероятно. Безрассудство мне симпатично, но чисто внешне, поэтому в лотерею я не играю.
Джерард, как я заметил, затих. Элис впала в задумчивость. Текилу я больше пить не мог, а потому принес себе пива, вскрыл банку, и некоторое время мы все сидели и ждали утра.
Конец разговора подействовал на Элис отрезвляюще.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55