Каждую ночь на один час она птицей становится, бьется грудью о железную решетку, в кровь разбивается, но крепки прутья, не улететь ей прочь. Царь Елисей, может, и рад бы уже ее на волю выпустить, как-никак самого уже одиннадцать детушек замучили, да что поделать – крепко заклятие, да и жена подзуживает: мол, виновата девка, без отеческого благословения первому встречному на шею кинулась. Царица, сам понимаешь, не больно-то хочет, чтобы Светлояра Елисею-царю всю правду про нее поведала, вот и говорит, что, дескать, выпускать не след. А с Елисеем у меня свои счеты. Обидел, дюже обидел он Василену-красавицу, сгубил племянницу ненаглядную. Так неужто не сыграть мне с ним шутку, да она и во благо будет! Я не я буду, если не сыграю!
Тут Яга стукнула кулаком по столу, но тут же бросила взгляд на Темнополка и продолжала уже шепотом:
– Так что с утра пораньше собирайся-ка, поедем прямо в Медное царство, вызволять твою невестушку. Темнополка, поди, разбудить надо, не гоже ему за столом сны видеть… Кстати, – она насмешливо посмотрела на Ивана, – и тебе надобно бы отдохнуть да себя привести в подобающий вид. Уж не знаю, чего в тебе Светлояра нашла… Она наверняка себе прочила красавца писаного, каких и в свете-то нет, а тут надо же…
Ваня смущенно потупился. Яга хмыкнула, довольная, что смогла его поддеть, и начала будить Темнополка. Тот долго не понимал, чего от него хотят, наконец поднялся и потер лоб рукой.
– Извини, совсем я плохой стал, – виновато произнес Темнополк, – старею, видимо.
Откуда-то в руке его оказалась длинная трубка, из кармана явился на свет вышитый кисет. Темнополк закурил, и только тут Ваня вспомнил, что с тех самых пор, как он оказался здесь, курить ему не хотелось. Даже не тянуло. Странно.
Спать пошел в раздумьях. Царевна… Ну надо же…
С утра Темнополк выглядел еще более подавленным, чем вчера. Очевидно, спал он плохо, синие тени под глазами на белом лице выглядели как огромные синяки. Молча покуривал он свою трубочку, пил чай из глиняной кружки, думал о чем-то. Яга с кем-то ожесточенно ругалась, но, где именно, было непонятно – звонкий девичий голос ее раздавался отовсюду. Завтракали все в той же горнице, но на этот раз на большом столе стоял только одинокий самовар, кружки и блюдо с какими-то плюшками. Ваня налил себе чаю и сел, не решаясь первым заговорить с Темнополком, который, судя по всему, сегодня был не расположен к беседам.
– И чего сидим, кого ждем? – Яга шумно уселась на лавку, схватила с блюда румяную плюшку и откусила добрую половину. – Какого лешего чаи гоняем?
Она ловко управилась с плюшкой и потянулась за другой, не забывая отпивать чай из огромной кружки. Говорила она с набитым ртом, невнятно и торопливо:
– Сейчас быстренько соберемся – и в дорогу. Путь неблизкий, а тебе, – она махнула плюшкой в сторону Темнополка, – еще потом по своим делам успеть надобно.
Темнополк ничего не ответил, задумчиво выпуская вверх струйку белого дыма. Ваня нервно потрошил плюшку, то ли искал в ней начинку, то ли просто так. Яга возмутилась:
– Ну, вы как хотите, а я пошла.
При этом она налила себе еще чашку и пригладила волосы. Странная была Яга, вроде и молодая, а глаза выцветшие, хоть и горели задорным юношеским огнем.
Собирать было нечего. Ваня сидел и ждал, когда Темнополк, делающий сегодня все на удивление медленно, доест плюшку, которую в него буквально силой впихнула Яга. Наконец все было готово. Яга, принарядившаяся по случаю путешествия в Медное царство, сияла, как вешнее солнышко, Темнополк же был. мрачен и еще бледнее, чем вчера.
Перед теремом Яги стояли два богатырских коня, которые ни в какое сравнение не шли со Среброгривом. Черный, как смоль, конь Темнополка в холке был едва ли не в два раза выше Вани, сбруя на нем тоже была черной, в длинную гриву вплетены черные ленты. Второй же конь, Медногрив, ничем не уступал первому, был он высок и статен, рыжая грива полыхала закатным пламенем, сбруя отливала медью.
Яга лихо вскочила в седло, махнула рукой замешкавшемуся Темнополку. Тот постоял, подумал, взобрался на черного коня сам и подал руку Ване. Тот, замерев от страха, сумел только с третьей попытки залезть на широкую спину коня, устроиться впереди Темнополка. И только опустился Ваня спиной к груди всадника, как тотчас прошли все его страхи, словно и не было их. Спокойствие охватило его, даже безразличие, будто никто не посмеет причинить более зла – ведь позади был надежный новый друг. Пусть и странный, зато сильный и могучий, рядом с таким не страшен никакой враг. Ваня улыбнулся. Давно ему не было так хорошо. И так покойно.
Ехали долго, у Вани затекла спина, руки закостенели на ветру. Лето будто кончилось в один день: хлестал дождь, налетал вихрь, деревья в лесу трещали и гнулись, осыпая всадников листьями и обломками веток. Но Яга словно не замечала непогоды, строила глазки Темнополку, что-то насвистывала и то и дело погоняла Медногрива. Тот ржал, вставал на дыбы и мчался еще быстрее, так что конь Темнополка едва за ним поспевал.
Ваня думал о Свете, которую здесь звали Светлоярой, думал о новых друзьях, которые, к слову сказать, и на людей-то были вовсе не похожи. Думал о времени, которое здесь шло совсем по-другому. Наконец, думал Ваня о том, что ему все время хочется спать, а с каждым новым рассветом чувствует он себя сильнее и здоровее. Удивительнее же всего было то, что за какие-то пару дней волосы Ивана отросли настолько, что уже щекотали шею, да и какие волосы! Не ежик, похожий на редкую щетину, а крепкий густой волос кудрявился теперь на Ваниной макушке, спускался тугими завитками едва ли не на плечи. В груди же будто зарождалось что-то новое, неведомое, дышал Ваня глубже, чаще, грудь вздымалась шире. Странно было Ивану ощущать и то, что сердце больше не болело и не сжималось судорожно, что в голове прояснилось, что она больше не болела и не кружилась. Странно было Ване, но приятно. И он опять задремал, с удовлетворением предвкушая, как во сне снова прибавится сил. Темнополк, словно поняв, постарался закрыть его от проливного дождя, даже Яга стала петь потише.
Кони все неслись вперед, наконец лес поредел. Ливень постепенно утих, превратился в мелкий грибной дождик. Радуга перекинулась ясной дугою, да так низко, что так и хотелось коснуться ее рукой. Ехали Полем, кони будто плыли по колено в мокрой траве. То и дело из-под копыт каким-то чудом умудрялись выскочить пушистые зверьки непонятной породы, стайками рассыпались по полю, прятались кто за большим камнем, кто за скошенной копной травы. И все фыркали, все ругались из своих укрытий на своем языке. Яга то и дело пробовала достать их концом своей плети, но зверьки чутьем угадывали ее маневры и всякий раз отскакивали в последний момент под звучную брань всадницы.
– Оставь ты их, – наконец не выдержал Темнополк, – чего ты?
– А что? – разозлилась Яга, будто бы в охотничьих неудачах был виноват ее спутник. – Тебе что за дело? Жалеешь, что ли?
– Да нет, – он пожал плечами, – делай что знаешь, только зачем?
– Затем, – гордо вскинула она голову, – нечего под ноги бросаться.
– Ну и глупо, – Темнополк устало улыбнулся, – это их поле. Мы тут гости.
– Я не гость в своем краю! – отрезала Яга и надолго замолчала.
Умолк и Темнополк, зато проснулся Ваня и с любопытством стал озираться по сторонам. Никогда прежде не видел он такого ясного неба, низких облаков, свежей зелени, радующей глаз. Куда ни глянь, простиралось кругом поле, трава, успевшая высохнуть под ясным солнышком, колыхалась, будто морская волна. Тоненькие, слабые стебельки неведомых цветов робко поднимали головки из зеленого ковра, тут и там виднелись васильки, до того родные, что Ваня заулыбался. Пахло свежескошенной травой: в поле кто-то работал, трудился, видно, заготавливал сено. А вдалеке заманчиво манили своей синевой горы, едва ли не касались небесного свода. Облака шапками лежали на них, будто горы вспарывали им брюхо своими острыми вершинами. Что-то сияло, искрилось, переливалось яркими огнями у подножия одной из гор. Темнополк заметил Ванин вопросительный взгляд и улыбнулся:
– Это и есть Медное царство. Нам туда, друг мой.
Иван сонно кивнул и погладил густую гриву. Он уже знал, что коня зовут Темновест, что конь однотабунный с золотым, серебряным и медным конями. Знал также, что нет в свете коня краше и могучее Медногрива, один лишь Сумеречный иноходец выстоит супротив него, да где тот конь – за семью горами, за семью замками, за семью печатями.
– А коню тому цены нет, – журчал голос Темнополка, – бились за него могучие государи края нашего, сколько своих коней положили, голов посносили, копий поломали – никому не покорился царь Еруслан, владыка Сумеречного царства, никому не уступил своего лучшего коня. А тому, кто сумеет коня в чистом поле словить да объездить, тому и даром отдаст. Кто же не сумеет – того царь Еруслан в одночасье жизни лишит. На десять верст к востоку высится темная стена, а в каждой версте колов по полтысячи, а на каждом колу голова молодца, который взялся коня добыть, да поймать не поймал, оседлать не оседлал, видом не увидал, слыхом не услыхал… Конь тот не простой, ветром выкован, росой выпоен. Самому царю Еруслану не покорился, под седло не встал. Осерчал царь, велел коня изловить, плетями исполосовать и в погреб глубокий заточить, под плиту каменную, за семь дверей, за семь засовов. Сколько ни ловчились коня изловить Еруслановы слуги – никому не дался конь, уходил от погони в леса темные, в луга заливные. А только вышел во поле бедный пастушок, заиграл на звонкой свирели – конь сам перед ним на коленки пал.
Возрадовался царь Еруслан, велел пастуху коня вести в погреба глубокие, под печати надежные. Зазвенела, запела серебристым голосом свирель, как на привязи пошел могучий конь следом за пастухом. На самое дно самого глубокого подземелья Ерусланова привел коня пастух, своими руками в цепи тяжелые заковал, своими руками печати надежные наложил. А как дверь седьмую закрыл-заключил – подхватили его слуги царевы под белые рученьки, отвели к самому Еруслану. Тут-то и пришел пастушку конец, отрубил ему царь голову острым мечом, чтобы никто и никогда коня могутного из подземелья не выпустил. Шесть дверей, шесть замков, шесть печатей уже проломил копытами могучий конь, только седьмой замок, завороженный, заговоренный, не поддается ему.
Раз один в году, в первый день весны, отпирает царь Еруслан замок ключом потаенным, отпускает коня на волю-волюшку в росе поваляться, чистой воды напиться. А коли не вернется конь в положенный срок – тут ему смерть и настанет, лучи солнечные первые, весенние – верная коню погибель, такое уж на нем заклятие Еруслановым колдуном наложено. В этот самый день и дается клич добрым молодцам – изловить коня могучего, оседлать да объездить. Только никому то не под силу, – Темнополк усмехнулся, – разве что какому чудо-богатырю… Звать того коня Странимир. В шаг один от царства до царства пролетит, в два – до солнышка ясного доберется… – Темнополк замялся. – Только вот ведь какая беда: коли своей волей, своей силой вырвется на волю конь Странимир, коли собьет седьмой замок могучим копытом, тяжко придется Медному царству.
– А почему Медному-то, – изумился Иван, – или у этого коня на него зуб?
– Зуб не зуб, – усмехнулся Темнополк, – а только все чудные кони свой род из Медного царства ведут. И таким уж Странимир уродился, что никого его нет в свете сильнее, за то и изгнал коня из Медного царства прочь царь Елисей. Думал владыка, что убежит он за быстрые реки на вольные луга, да кто же знал, что он до самого Сумеречного чертога умчится да в полон к Еруслану-царю попадет! Озлобился, страшно озлобился Странимир, ежели когда снова воздуха вольного хлебнет, беды не миновать. Но случится то не раньше, чем окончится царево проклятие, а ему только после смерти Еруслановой конец придет. Так-то, друг Иванко.
Страшной сказкой звучал рассказ Темнополка, Ваня слушал бы и слушал, да только где там – отмахали кони сотни верст пути, вот уже и горы близятся, и царство Медное огнем горит. А ярче всего полыхает самая высокая Сторожевая башня, всеми красками играет сияющая медь под закатными лучами.
Остановились у самых ворот. И такой шел от них огненный жар, такой медный блеск, что глазам больно. Яга дождалась, пока Темнополк спешится и подаст ей руку, изящно спрыгнула с Медногрива и кокетливо поправила прическу. Собственно говоря, и прически-то никакой не было, просто перехвачены пару раз густые рыжие волосы пунцовой лентой. Но Яга без конца взбивала пышные локоны, поминутно смотрелась в маленькое зеркальце, которое хранила за поясом, строила глазки и, несмотря на грубоватые манеры, была очаровательна. Иван даже заулыбался. Впрочем, улыбка его несколько поугасла, когда Темнополк задумчиво протянул:
– И как ты думаешь туда пробраться? Не лучше ли послать Ваню одного, а мы тут вроде как для страховки…
Яга вскинула голову:
– Еще чего удумал! Договорились же, с нас вся грязная работа, и девицу добывать и, – тут она недобро усмехнулась, – и с царем Елисеем счеты сводить.
Темнополк нахмурился и заговорил непривычно твердо:
– Елисей стар стал, нет былой силы. Завел себе целый полк охраны, стражи – один другого могучее, добры молодцы, как на подбор. Если с тобой сразу пойти – шуму не оберешься, чай, такую чародейку сразу Елисей почует, недаром столько лет с тобой на ножах. А без нас что Ваня делать один будет? Вот я и думаю, что пускай он прямиком в башню отправится, потихоньку да помаленьку. Сам невелик, в крайнем случае, за казнокрада примут. Поймают – выручим.
– Да ты на него посмотри! – Яга всплеснула руками. – Неужто думаешь, что этот молодец сам что сладит? Поди, не богатырь какой, чтобы одним махом всех… побивахом! На руки его посмотри, не то что с самим Елисеем драться, его распоследний слуга царский пальцем перешибет! Да он же в жизни меча в руках не держал, да он же и версты пешком не пройдет, да он же в седле не держится!
Тут она совсем разошлась и такого порассказала про предполагаемое Ванино прошлое, что смутился даже Темнополк, а Ваня до ушей залился краской.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45