Давай неси чаю, кваску, хлеба побольше, зайца не трогай, а вот рябчика сюда.
– И все? – изумился хозяин, явно не привыкший к такому аскетизму. – А закусочек как же? Рыбки соленой, жареной, копченой? Ухи, рассольничку?
– Сыр есть? – вяло поинтересовался Иван.
– А как же! Сушеный!
– Неси и его тоже, – приказал Ваня, – лишним не будет.
Хозяин, все еще бормоча что-то про тех, кто мало и плохо кушает, удалился, тяжело переваливаясь и отдуваясь. Был он высок и плечист и мог посчитаться даже красавцем в юные годы, но сейчас раздался, заплыл жирком и из бравого некогда мужичка превратился в рано состарившегося дедка. Впрочем, те, кто имел с ним дело, не могли не отметить недюжинную силищу, которой хозяин харчевни не уставал похваляться в кулачных боях.
Ваня снова прикорнул, убаюканный мерной болтовней девицы, которая нашла себе достойного слушателя в лице пьяного старика. Привиделась Ивану Светлояра, спящая на своем ложе, приснился царь Елисей верхом на статном коне. А потом он резко проснулся, ошпаренный кипятком, – хозяин умудрился обварить его горячим чаем.
– Ты чего творишь! – закричал Ваня, прижимая к груди ошпаренную руку. – Куда смотришь?!
Хозяин заохал, поставил самовар на стол и, причитая, помчался искать коровье масло, чтобы смазать руку бедному Ивану.
– Сейчас все пройдет, – приговаривал он, заматывая ожог куском чистой белой тряпицы, – ты уж прости меня, дурака.
– А, что с тобой говорить, – проворчал Ваня, – давай уже неси на стол…
Хозяин просиял, радуясь тому, что обваренный посетитель не стал поднимать крик, и быстро умчался за кушаньями. Ваня вздохнул, поправил тряпку на руке и задумался. Очень хотелось закурить, пожалуй, впервые с того момента, как он сюда попал. В харчевне как раз пахло крепким табаком, этот запах перебивал даже стойкие ароматы лука и подгоревшего мяса. Тем временем пришел хозяин, расставил, добродушно улыбаясь, миски и тарелки, вытер о штаны большую деревянную ложку и положил перед Иваном.
Ваня кивнул и принялся за еду, почти не разбирая вкуса. Хозяин постоял над ним несколько минут, тщетно ожидая слов благодарности, но ничего не дождался и пошел с обходом по всей харчевне. Медленно сгущались сумерки, хозяин все медлил зажигать свечи, и постепенно в горнице стало совсем темно. Мужичок в углу попыхивал своей трубкой, табачный дым клубился белыми кольцами, поднимался к потолку и вызывал у Вани нестерпимое желание закурить. Он попытался отвлечься чаем от навязчивого желания, но тут его кто-то потряс за плечо. Ваня поднял голову и увидел того самого мужика в зипуне, который протягивал ему свою трубку.
– На вот, – мужичок улыбался, – покури. Не мучайся, я же вижу, как тебе хочется.
– Спасибо, – с благодарностью сказал Ваня, взял трубку и пару раз затянулся ароматным дымом.
В голове сразу прояснилось, и Иван мог уже лучше рассмотреть подошедшего мужика. Тот имел самый, что называется, простецкий вид, широкое и мясистое лицо хранило выражение общего довольства, глаза были голубые и выпуклые, как у рыбы. Кроме зипуна, который Ваня приметил сразу, на мужике были толстые ватные штаны, залатанные валенки и пара холщовых рукавиц, заткнутых за пояс.
– Меня Веденей люди зовут, – представился мужичок.
– Иван, – протянул руку Ваня.
Веденя руки не падал, улыбнулся, взял у Вани трубку и затянулся сам. Обоим стало хорошо.
– Ты, гляжу, – начал разговор Веденя, – сам не местный?
– Не, – помотал головой Ваня, – впервой тут.
– Угу, угу, – мужичок покивал, – оно и видно, одежа на тебе не тутошняя. По делу али как?
– По делу, – ответил Иван, не вдаваясь в подробности, и снова затянулся, – хорош у тебя табак, братуха, крепок.
– Крепок, – согласился Веденя, – так, может, выпьем? За встречу-то надо.
Ваня задумался, стоит ли пить с новым знакомцем, но тот уже кликнул хозяина:
– Дивлянко! Нам бы винца хмельного!
Хозяин харчевни с неожиданной быстротой принес две чарки вина и застыл в нерешительности:
– А закусить что?
– Всего помаленьку, – неопределенно сказал Веденя, – да ты и сам все знаешь.
– Да уж знаю, – кивнул Дивлян и шустро побежал за закуской.
– Ну, здрав будь! – выдохнул мужичок и с наслаждением опрокинул чарку.
Ваня решил, что отступать некуда и осторожно сделал глоток. Вино показалось слишком сладким, но довольно хорошим, не чета тому, которое приходилось пить раньше. Слово за слово – разговорились. Ваня признался, что здесь он по поручению будущего тестя, Веденя согласно покивал, рассказал, что сам, прежде чем жениться, долго уламывал батюшку своей Подарены. Выпили за жен. Иван с удовольствием отметил, что вино идет хорошо, и быстро допил чарку. Веденя будто бы того и ждал:
– Друг Дивлян! Повторить бы!
Дивлян примчался с целым кувшином вина и с подносом, полным всевозможных закусок. При виде еды Ваня поморщился – рябчик оказался на редкость сытным, но все-таки взял пару огурчиков и с хрустом сжевал. Стало совсем хорошо, Веденя показался уже едва ли не лучшим другом.
– Дивлянко, – крикнул уже Ваня, – вина!
Веденя улыбался.
Иван сам толком не понял, как он оказался на улице полуголый и с отчаянно болевшей головой. Сапог не было, кафтана тоже, зато под глазом сиял огромный синяк. Странно, что грабители (а если точнее, Веденя с Дивляном) не взяли янтарь, висящий на груди, но, коснувшись его, Ваня понял в чем дело: подарок Яги раскалился так, что к нему невозможно было притронуться. Странно, но ожогов на коже он не оставлял, сиял ровным желтоватым светом, и только.
Денег в кармане тоже, конечно, не оказалось. Перспектива ночевать под открытым небом не радовала, и Ваня, выругавшись, отправился на поиски Весты. Стояла глубокая ночь, город, измученный дневной жарой, крепко спал. Ярко светил месяц, поблескивали частые звезды, кое-где еще горел свет в домах. Полагаясь скорее на собственное чутье, нежели на память, Иван стал искать городскую площадь, где он расстался с волчицей. Поначалу долго блуждал по каким-то запутанным улочкам, пару раз оказывался в тупике и поворачивал обратно. Наконец он все-таки нашел верное направление и вскоре оказался на площади прямо перед дворцом, озаренным лунным светом. Весту он увидел сразу, она спала, положив голову на лапы, у небольшой каменной тумбы. Ваня подошел, лег рядом, привалился к мягкому боку и крепко уснул.
– Вставай!
Ваня открыл глаза и тут же зажмурился: солнце било в глаза. Веста стояла рядом, и вид у нее был совсем не дружелюбный.
– Ты чего тут делаешь, а?
Иван помялся, но вкратце описал события предыдущей ночи. Волчица только ахала, не уставая поражаться Ваниной глупости.
– И ты вот так запросто напился с первым встречным?
Ваня пожал плечами: да, мол, дурак, осознал, исправлюсь…
– Ладно, что есть, то есть, – сказала наконец Веста, поняв, что больше ничего от него не добьется. – Я думала, ты хоть выспишься, сил наберешься, а ты эвон чего учудил. Тут уж ничего не поделаешь. А нам пора в конюшни царские отправляться.
Иван, обрадованный тем, что его больше не отчитывают, как маленького, вскочил на ноги и тут вспомнил, что на нем нет сапог. Веста тоже это заметила и только фыркнула:
– Любишь кататься – люби и саночки возить. Придется идти босиком.
Ваня сокрушенно вздохнул и, полный горестного раскаяния, поплелся следом за волчицей. Прошли мимо каких-то сараев, пристроенных к дворцу; Веста разогнала кур, которые сами лезли под ноги, рявкнула на толстого пса, спящего прямо посреди дороги. Зашли в какое-то полутемное помещение, где пахло навозом и гнилью. Послышалось конское ржание, и тут Иван понял, почему кобылицы не стремятся вернуться домой с заливных лугов: если это и есть конюшни, кобылиц винить не за что. Веста подошла к темной двери, покрытой мхом и паутиной, Ваня отворил ее и тут же вынужден был отскочить в сторону, чтобы не быть сбитым кобылицами, которые стрелой вылетели наружу. Он и разглядеть-то их толком не успел, мелькнули золотые гривы, и только. Ваня ошарашенно обернулся к волчице:
– Ничего себе лошадки!
– А ты думал, – важно ответила Веста, – ежели это дочери морского деда!
– Морского петуха, – поправил Ваня, – разве нет?
– Ну, петуха, деда, какая разница. Колдун да ведун вроде водяного, только постарше будет. Наплодил детушек всех мастей, а теперь не знает, как от них избавиться. Про Горыныча слыхал? Его сынок.
– Да-а-а… – уважительно протянул Иван, – здоров петух на потомство. А часом, Чудо-Юдо не его деточка?
– Его, как же не его, – усмехнулась Веста, – только где то Чудо теперь, его давно тезка твой, Иван-царевич, жизни лишил.
– Жаль, – огорчился Иван.
– Чего жаль-то? – не поняла волчица. – Чудо-Юдо жаль?
– Ага. Поглядеть охота.
– Наглядишься еще на чудищ, – волчица рассмеялась и тряхнула головой, – будто их тут мало!
Ваня поежился, с ужасом думая, с какими чудищами ему еще предстоит встретиться. Тем временем волчица была уже на пороге конюшни и нетерпеливо переминалась с лапы на лапу:
– Идешь, нет?
– Иду, иду, – опомнился Иван, – прости, замешкался.
– Вечно ты так, – проворчала Веста, – давай, что ли, садись на спину, всадник мой бесценный!
Бесценный всадник ловко вскочил на волчицу, ухватился руками за шею и вдруг ни с того ни с сего звонко чмокнул Весту в макушку. Она вздрогнула от неожиданности:
– Это еще что такое?
– Просто так, – улыбнулся Иван, – хорошая ты, хоть и ворчишь без всякой меры.
– Ну ладно, – с сомнением проговорила волчица, – простим по первости.
И не успел еще Ваня понять, что же ему собираются прощать, как Веста сорвалась с места, унося его из Золотого царства. Улицы, дома, сады – все слилось в разноцветный хоровод, пестрой дымкой пронеслось мимо Вани. И вот уже далеко позади остались золотые ворота, Веста мчалась по изумрудно-зеленому лугу. День был в самом начале, только-только промчался Ярополк на верном своем Яровесте, мир начал потихоньку пробуждаться от ночного сна. Все дальше и дальше летела белая волчица, без устали отмахивала версту за верстой, стараясь настигнуть царских кобылиц. Трава, тяжелая от росы, медленно поднималась, обогретая и высушенная солнцем, цветы тянулись к небу, расправляли лепестки, радовались новому летнему дню.
Кобылиц нигде не было видно, Ваня уже начал терять надежду, как вдруг вдали мелькнула золотая грива. Веста, грозно зарычав, бросилась к ней, но лошади, будто дразнясь, то подпускали ее к себе совсем близко, то, задорно заржав, мчались прочь от разъяренной волчицы. Веста попусту щелкала зубами, отплевывалась от попавших в рот травинок, отдыхала немного и с новыми силами бросалась за неугомонными кобылицами. Силы явно были неравны – матерая волчица проигрывала тонконогим лошадкам, которые воспринимали погоню как веселую игру. Наконец Веста упала без сил в мягкую траву. Ваня скатился с ее спины и пытливо посмотрел в льдисто-голубые волчьи глаза.
– Устала?
– Ага, – только и смогла сказать Веста, – я себя, видать, переоценила. Куда мне тягаться с такими противниками! Видно, придется тебе, Иванушка, яблоки у царя все-таки выкрасть.
– Видно, придется, – тяжко вздохнул Иван, – главное, чтобы тебе худо не было. Ты лежи пока, отдыхай, я пойду, может, родник найду.
– Хорошо, – благодарно кивнула волчица, – спасибо тебе, Иванушка.
– Тебе спасибо! – рассмеялся Ваня. – Если бы не ты, где бы я сейчас был?
И он, еще раз чмокнув Весту, бодро зашагал по пояс в густой траве. Волчица проводила его долгим взглядом, улыбнулась во всю пасть и закрыла глаза.
Иван шел по полю; день вступал в свои права. Все громче пели птицы, все ярче светило солнце. Приятно было ступать по земле босыми ногами, слегка ежиться от холодной росы, смотреть в небо и удивляться, до чего же оно синее. Вдалеке послышался какой-то плеск, Ваня решил, что это скорее всего ручей, и радостно к нему побежал. Бежать в поле, бежать в высокой траве, чувствуя, как зеленые стебли щекочут голый живот, срывать на бегу травинку и пробовать ее на вкус – кто не делал этого в детстве? И как много забывает человек, становясь взрослым, как резко старится, месяцами не выезжая из пыльного города, сколько теряется летних дней, которым уже никогда не суждено повториться!
Поле все не кончалось, плеск же становился громче, явственнее, и вот уже Ваниному взору открылось крохотное озерцо не больше двух саженей длиной. Появилось оно прямо посреди зеленых зарослей, по берегам росли камыш, осока и стрелолист. И на бережку с удочкой сидел тот человек, которого Ваня никак не ожидал здесь увидеть. Он обрадовался и испугался одновременно:
– Максюта, ты, что ли?
Человек вскочил, ударил себя по бедрам и шустро подбежал к Ивану. Это и правда был Максюта, но Максюта, похорошевший на редкость. Одет он был настоящим щеголем, чисто умыт, ровно подстриженные волосы аккуратно перехватывал кожаный шнурок.
– Здравствуй, брат! – кинулся он пожимать руку Ване. – Вот уж не думал не гадал, что тебя здесь встречу. Какими судьбами?
– Своими ногами, – рассеянно ответил изумленный Иван. – Да ты погоди, как же это ты сюда добрался? Ведь от Серебряного царства до Золотого сотни верст, неделя пути!
– Ну, – хитро прищурился Максюта, – это ежели на простом скакуне. А мы-то с тестюшкой… – Он обернулся куда-то в сторону и закричал: – Эй, Велеба! Сват приехал!
Из зарослей травы вышел знакомый уже Ивану Велеба Будиволн, на ходу подвязывающий штаны.
– Эге! Это, знать, ты меня сбил, Ванюшка, – вовсе не сердито начал старик, – ну здравствуй, здравствуй, не чаял уж свидеться!
– Он, он, – закивал радостный Максюта, – он самый! Да ты не молчи, – он с чувством затряс Ванину руку, – молви слово-то!
– А что молвить, – удивился Ваня, – мне вот дюже знать хочется, какими путями ты здесь оказался?
– Да что рассказывать-то! – Максюта всплеснул руками. – Ну, значит, в тот же день, как ты мне, братуха, Зарену-зазнобушку сосватал, так мы сразу честным пир-ком да за свадебку. Отгуляли, значит, как водится, а потом я тестя дорогого в охапку – да на лошадок, да на рыбалочку.
– Не, – помотал головой Иван, – это мне как раз неинтересно. Я только знаю, что досюда раньше недели и на самом борзом коне не добраться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45