Сирил Рэтбоун упал замертво.
* * *
Паулина пересекла лужайку и вошла в дом через стеклянные во французском стиле двери в библиотеку, неся корзину с розами. В это время Дадли показался в холле.
– Дадли, – позвала Паулина.
– Да, миссис Мендельсон?
– Тот человек из журнала «Малхоллэнд», как его?
– Мистер Рэтбоун? – спросил Дадли.
– Ему, кажется, не по себе. Приступ кашля, удушья или что-то в этом роде. Может быть, Смитти или Джим пойдут и посмотрят, что с ним?
– Да, миссис Мендельсон. Я позвоню Смитти в загон для собак.
Паулина поставила корзину с розами на стол, прошла в холл и стала подниматься по лестнице. На полпути она обернулась.
– Вот еще что, Дадли, – сказала она.
– Да, миссис Мендельсон.
– Думаю, вам следует позвонить и вызвать «скорую помощь», – и, продолжая подниматься по лестнице, добавила: – И полицию.
Магнитофонная запись рассказа Фло. Кассета № 26.
«Меня часто удивляло, почему у Жюля нет личного охранника или охранников. Многие кинозвезды ходят в окружении своей охраны, так же как многие миллионеры в этом городе, хотя далеко не так богаты, как Жюль. Конечно, в «Облаках» есть сторожа и сторожевые собаки, и они держат пустую полицейскую машину на подъездной дорожке, чтобы отпугивать любопытных, но на публике он всегда появлялся без охраны. Он считал, что охранники привлекают внимание. И еще он говорил, что если кто-нибудь собирается напасть на него, то нападет в любом случае. Он думал, что для человека, назначенного на должность самим президентом, кем он и являлся, неприлично ходить, окруженным охраной, только потому, что он богат.
Однажды мы с ним ехали в «бентли», направляясь в район Сильвалейк, где была моя прежняя квартира, чтобы забрать почту. Он открыл отделение для перчаток, вынул оттуда пистолет и положил на колени. Мне не понравилось это. Но он сказал, что в том районе есть люди, сумасшедшие, которые нападают на таких людей, как он».
ГЛАВА 27
К тому времени, когда Паулина приняла ванну и переоделась, приехали «скорая помощь» и полиция. Через Блонделл она передала Дадли указание не разрешить санитарам проносить тело Сирила Рэтбоуна через дом, а пронести его в обход дома мимо загона для собак. Из спальни, где окна были открыты, она слышала, как один из санитаров, выносивший останки Сирила Рэтбоуна к машине, проговорил с испанским акцентом: «В этом доме мрут, как мухи. Я уже второй раз здесь. В прошлый раз я нечаянно задел картину, что висит у лестницы. Так ты бы слышал, как хозяйка раскудахталась».
Паулина дождалась, когда уедет машина «скорой помощи», и спустилась вниз, чтобы встретиться с капитаном Нельсоном и полицейским Уитбеком из отделения полиции в Беверли-Хиллз.
Ожидавшие полицейские бродили по великолепной библиотеке, молча поглядывая на предметы на столах и картины на стенах. Полицейский Уитбек время от времени покашливал, привлекая внимание капитана Нельсона и указывая на ценный предмет, который, как он думал, капитан не заметил.
– Как ты думаешь, можно сесть? – спросил Уитбек, поглядывая на зеленое кожаное кресло в английском стиле – любимое кресло Жюля Мендельсона.
Капитан Нельсон покачал головой.
– Нам лучше постоять.
Дверь библиотеки открылась, и вошла Паулина. От нее исходил аромат дорогих духов.
– Надеюсь, вам предложили выпить, капитан? – сказала она, подходя к нему и протягивая ему руку для пожатия. – Я – Паулина Мендельсон.
Они слышали и читали о красивой и очень богатой вдове.
– Спасибо, миссис Мендельсон, нам ничего не надо, – сказал капитан Нельсон. – Это – полицейский Уитбек.
Паулина улыбнулась Уитбеку.
– Пожалуйста, ради Бога, не стойте, садитесь. Сюда, полицейский Уитбек. Это любимое кресло моего мужа. Простите, что заставила вас ждать. Я ждала наверху, пока «скорая помощь» не увезла тело мистера Рэтбоуна. Это навеяло грустные воспоминания. Мой муж умер совсем недавно.
– Да, да, конечно, – сказал капитан Нельсон, не в состоянии оторвать от нее глаз.
Присущая ее социальному положению властность овладела всеми в комнате. Хотя полицейские ничего не понимали ни в моде, ни в стиле, оба пришли к заключению, что одета она превосходно, в шелковом платье и скромных золотых украшениях, словно собиралась отправиться на чашку чая в избранном обществе. Она сидела прямо, всем своим видом показывая, что она в их власти, но они понимали, как, впрочем, и она сама, что не она, а они в ее власти.
– Извините, мэм, – сказал полицейский Уитбек, – но мы должны задать вам несколько вопросов.
– Конечно, – ответила она.
– О вашем госте, мистере Рэтбоуне, – продолжил Уитбек.
– Но я едва знаю мистера Рэтбоуна. Он не был гостем в том смысле, что я его не приглашала. Вообще, это так странно. Он в некотором роде писатель и пишет для журнала «Малхоллэнд». Он проявлял большой интерес к желтым фаленопсиям, которые мой старший садовник и я вывели, и просил разрешения посетить мою оранжерею.
– Желтые что? – спросил полицейский Уитбек, делавший записи. – Не могли бы вы продиктовать по буквам?
– Это сорт орхидей, – сказала Паулина, – обычно они бывают белые, но Джервис, мой садовник, и я смогли вывести желтый вариант, который, с гордостью могу сказать, произвел сенсацию в садоводческих кругах. Сад – моя страсть. Его приезжали посмотреть члены лос-анджелеского клуба садоводов, его фотографировали для нескольких журналов по садоводству. Мистер Рэтбоун хотел посмотреть мои фаленопсии для чего-то, о чем он пишет, как я думаю. Я срезала розы в саду, когда он приехал. Вот они. – Она указала на корзину с розами, которую оставила на столе. – Я должна их поставить в воду, пока они не завяли. Вы не возражаете? Для них губительно лежать без воды в такую жару. Но мы можем продолжать разговор.
– Нет, нет. Займитесь ими прямо сейчас, миссис Мендельсон, – сказал капитан Нельсон.
– Следующее, что я знаю, так это то, что он начал кашлять и задыхаться, и я попросила Дадли, моего дворецкого, послать человека, чтобы посмотреть, все ли с ним в порядке! – прокричала Паулина из туалетной комнаты, где набирала воду для цветов.
– Вы знаете, сколько ему лет, миссис Мендельсон?
– Вам надо позвонить в его журнал. Я действительно не знаю его. У него был сердечный приступ? – спросила она, возвращаясь в комнату с розами в вазе. – Я аранжирую их позже.
– Его ужалила оса в язык, – сказал капитан Нельсон.
– О, Боже!
* * *
Когда полицейские ушли, она подошла к телефону и набрала номер.
– Это миссис Жюль Мендельсон. Я бы хотела поговорить с мистером Пондом. Понимаю… Все-таки спросите его. Уверена, если вы передадите ему, он ответит… Сэнди, дорогой, это Паулина, – сказала она, когда издатель поднял трубку. – Случилась странная вещь. Мне нужна твоя помощь. Этот ужасный человек, который продолжает писать жуткие вещи о Жюле и этой женщине. Что? Да, да. Как его имя… Рэтбоун, кажется. Я скажу, что с ним. Он только что умер у меня в саду.
* * *
Пресса много писала о странной смерти Сирила Рэтбоуна, неоднозначно оцененного автора колонки в журнале «Малхоллэнд», который «задохнулся до смерти от укуса осы в язык в саду поместья миссис Жюль Мендельсон». Единственный раз имя Паулины Мендельсон было упомянуто в статье в «Лос-Анджелес трибьюнэл», где, однако, утверждалось, что во время происшествия она отсутствовала. Осталось загадкой, что делал Сирил Рэтбоун в одиночестве в саду Паулины Мендельсон. Это вызвало массу догадок, так как в. светских кругах было точно известно, что хозяйка дома недолюбливала его и никогда не приглашала к себе.
Самую большую лепту в пересуды внесла не кто иная, как Гортензия Мэдден, литературный критик журнала «Малхоллэнд», которая тоже, но по другой причине не выносила Сирила. Она упивалась каждой гротескной деталью его кончины, рассказанной ей санитаром «скорой помощи» Фаустино, а также владельцем похоронного бюро, который бальзамировал тело Сирила. Их описания размера и цвета языка Сирила привели ее в восторг, и она заставила их несколько раз повторять некоторые подробности, которые записала в блокнот, как заправский репортер на месте преступления. Она даже умолила владельца похоронного бюро открыть гроб, чтобы взглянуть в последний раз на Сирила, но он отказался, сославшись на профессиональное правило, тем более, что она не была членом его семьи.
– Дорогая, язык распух так, что стал в четыре раза больше и, казалось, лопнет. Ярко-красный, начинающий чернеть, – докладывала чуть дыша Гортензия Люсии Борсоди. – Представь, что он мог говорить Паулине в тот момент, когда Бог покарал его, да еще таким образом.
Не один Бог регулярно поминался Гортензией в разговорах и мыслях, а потому Люсия из приличия прервала ее разглагольствования.
– Но Паулины Мендельсон даже не было дома, Гортензия, – сказала она. – Он пришел туда, чтобы посмотреть ее желтые фаленопсии.
– Не верю я этим басням, – сказала Гортензия, махнув рукой. – Запомни мои слова: Паулина дала деру, как только Сирил испустил последнее дыхание.
– Что ж, мне придется писать надгробную речь, – сказала Люсия. – Представления не имею, о чем говорить.
– Скажи, что, в каком бы углу ада ни находился Сирил, он наверняка хвастается перед чертями, что сподобился умереть в саду Паулины, миссис Мендельсон, – сказала Гортензия.
* * *
По совету Сэнди Понда Паулина покинула «Облака» сразу после телефонного разговора с ним. «Будут звонить репортеры. Лучше тебе уехать из дома, – сказал он. – О тебе и так слишком много писали после смерти Жюля».
К счастью, «бентли» Жюля стоял во дворе, и ключи от зажигания были на месте. Она села в машину и покатила с горы к дому Камиллы Ибери, не сказав ни слова шоферу Джиму.
Когда Камилла, играя в теннис, подала мяч, она увидела нежданную гостью, шедшую по направлению к корту. Камилла что-то сказала Филиппу, и он, повернувшись, обнаружил Паулину. Оба знали, что Паулина не из тех людей, кто без приглашения является в дом даже таких близких друзей, как Камилла Ибери. Поэтому Камилла заподозрила, что случилось что-то неприятное.
– Продолжайте играть, – сказала Паулина, – не хочу, чтобы вы из-за меня прерывали игру.
– У тебя все в порядке? – спросила Камилла.
– Конечно. Просто проезжала мимо и подумала, что не видела тебя давно, вот и решила зайти на стакан чая со льдом. Но не хочу, чтобы вы прерывали игру. Здравствуй, Филипп.
– Здравствуй, Паулина, – ответил он вежливо, но сдержанно, помня о неприятном завершении их последнего разговора.
Паулина улыбнулась дружески Филиппу.
– Никогда не видела тебя в шортах. Какие красивые у тебя ноги. Неудивительно, что Камилла сходит по тебе с ума.
– Паулина! – сказала Камилла, краснея и смеясь. Паулина удивила Филиппа, так как ее дружелюбный тон противоречил их последнему прощанию, после которого они, казалось, больше никогда не должны встречаться.
– Я попрошу принести тебе чай, – сказала Камилла.
– Нет, нет, заканчивайте сет, я посмотрю.
Камилле было странно видеть Паулину, без дела проводившую это время дня, лениво сидевшую в шезлонге и наблюдавшую игру в теннис. Обычно она была безумно занята то в саду, то корреспонденцией, то благотворительными делами, то составлением списка гостей, то аранжировкой цветов. Но сейчас она сидела в шезлонге Камиллы, полностью расслабившись, и наблюдала за окончанием сета очень внимательно, временами делая замечания по поводу хорошей подачи или «свечи», или «бекхэнда».
Окончив игру, они прошли в дом и больше часа проговорили в общем-то ни о чем, что при других обстоятельствах Паулина посчитала бы пустой тратой времени.
– Мне уйти? – спросил Филипп, думая, что из-за его присутствия Паулина откладывает разговор об истинной причине своего визита. – Может быть, дамы предпочитают поговорить наедине?
– Нет, нет! – воскликнула Паулина. – Расскажи мне, что ты сейчас пишешь? Надеюсь, ты больше не связан с Каспером Стиглицем? Разве забудешь тот вечер? Разве это был не кошмар?
– Филипп возвращается в Нью-Йорк, – сказала Камилла.
– Когда?
– На следующей неделе.
– На следующей неделе? Почему, Филипп?
– Мои дела здесь завершены. Я приехал на несколько месяцев, а пробыл почти год. Пора возвращаться.
Паулина посмотрела на Камиллу, которая, казалось, была огорчена его решением.
– А я мешаю вам проводить один из последних дней, что вы вместе, – сказала Паулина, собираясь уходить.
Пока они стояли на подъездной дорожке, наблюдая, как «бентли» выезжает на Копа-де-Оро, Камилла, прижавшись к Филиппу, обнимавшему ее за талию, заметила, что не видела Паулину в таком веселом настроении давно, разве что до болезни Жюля.
Когда на следующее утро Филипп прочел в «Трибьюнэл», что миссис Мендельсон не было дома в момент смерти Сирила Рэтбоуна, он все понял.
* * *
– Пропал мой заработок по четвергам, – сказал Лонни Эдж, отбрасывая в сторону «Трибьюнэл».
Фло Марч была еще достаточно молода, чтобы читать в газетах страничку с некрологами. Если она и читала некрологи, то только те, что в особых случаях заслуживали упоминания на первой странице, когда речь шла о смерти знаменитостей, таких, как Рок Хадсон или Люсилль Болл. А потому она не знала, что Сирил Рэтбоун умер, пока ее квартирант случайно не упомянул об этом за чашкой утреннего кофе.
– Сирил Рэтбоун умер? – спросила пораженная Фло. – Отчего?
– Оса ужалила в язык. Минуту Фло размышляла.
– Не так уж неправдоподобно.
– Что ты хочешь сказать?
– У парня язык был как у змеи. Где это случилось?
– В доме Паулины Мендельсон.
– У Паулины Мендельсон? Ты, верно, шутишь?
– Так написано в газете.
– Дай-ка посмотреть, – сказала Фло. Она взяла газету и прочла заметку. – Интересно, что он делал у Паулины?
Лонни покачал головой.
– Он ненавидел Паулину. И Паулине он не нравился. Жюль часто говорил об этом. Клянусь, я знаю, что он делал в «Облаках».
– Он был мой постоянный клиент. Каждый четверг в четыре по-полудни. В дождь или солнечную погоду. Ни одного раза не пропустил. И всегда приносил ореховые пирожные.
– Ты от этих пирожных раздобрел, Лонни. Жирком обрастаешь.
– Эй, не думал, что ты обращаешь на меня внимание, Фло.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65