«Нет, нет», – отвечал Фредди Галавант на этот же вопрос. Сэнди Понд и Ральф Уайт отвечали так же, это же повторяли некоторые из общественных деятелей города. Затем слово «самоубийство» слышалось из всех уст. У многих оно вызвало разочарование, поскольку их лишили возможности взволнованно обсуждать дело об убийстве, но некоторые продолжали верить в убийство, хотя уже не склонны были высказать свое мнение.
* * *
Филипп Квиннелл, сидевший на задних скамьях в церкви, с удивлением увидел девушку, назвавшуюся Фло М. на собрании анонимных алкоголиков, шедшую по проходу между скамьями и севшую через ряд впереди него. Ее дорогая сумочка на золотой цепочке висела на плече, и она сняла ее, когда преклонила колено, как это обычно делают католики. Перекрестившись, она склонила голову в молитве. В отличие от остальных присутствующих, она не стала оглядываться, чтобы разглядеть собравшихся. Мужчина, сидевший в ряду, который разделял Филиппа и Фло, толкнул локтем двух своих компаньонов и показал кивком головы на девушку. Они улыбнулись в знак того, что узнали ее. Мужчина, сидевший перед Филиппом, был незнаком ему, как, впрочем, и большинству присутствующих, но в его внешности была отличительная черта: длинные седые волосы он зачесывал с затылка на лоб, чтобы скрыть лысину. Это был Мэннинг Эйнсдорф, хозяин «Мисс Гарбо», а два его компаньона – Джоэль Циркон, агент, и Уиллард, дворецкий Каспера Стиглица.
Во время богослужения Паулина повернулась к Жюлю, который, казалось, глубоко задумался.
– О чем ты думаешь? – шепнула она.
– Завтра у меня встреча с Майлсом Крокером из госдепартамента, – шепотом ответил он. – Насчет Брюсселя.
– Ты сейчас об этом думаешь?
– Да.
– Ты никогда не молишься?
– Да.
В надгробном слове бывший посол говорил о Гекторе как о большом друге людей. «Он дорожил своими друзьями, – говорил Фредди Галавант, обращая взгляд на Паулину, Камиллу и Роуз. – Он был человеком большого такта и очень чувствительным, поэтому он оберегал друзей от некоторых аспектов своей жизни, которые послужили причиной этой великой трагедии. Спи спокойно, прекрасный принц. Да пропоют тебе ангелы вечный покой».
В тишине церкви раздались рыдания, и слышно было, как фыркнул Сирил Рэтбоун, который тут же зашептал сидевшим рядом, что он сделал бы надгробное слово лучше. Филипп заметил, что Фло М. плачет. Он увидел, как она открыла сумочку, чтобы достать платок, и по тому, как она рылась в сумочке, он понял, что она забыла положить платок. Когда она начала вытирать слезы пальцами, Филипп вынул из кармана свой платок, протянул его между сидевшими перед ним Мэннингом Эйнсдорфом и Джоэлем Цирконом и сунул его в руку Фло. Она покачала головой в знак благодарности, но не повернулась посмотреть, кто дал ей платок. Она знала, что Фил Кв. был здесь. Она заметила его, когда проходила мимо в поисках свободного места.
Во время причастия католики направились к алтарю, огибая гроб, где у решетки алтаря стоял с поднятым потиром священник, совершавший погребальную службу вместо архиепископа Кунинга. Среди причащающихся была Фло Марч.
После службы, на крыльце церкви, Роуз сняла темные очки и наблюдала за толпой, пока гроб устанавливали на катафалк.
– Я прорыдала всю службу, – сказала она Паулине, стоявшей рядом. Ее напудренные щеки были влажны от слез, которые она даже не вытерла. – Как много незнакомых людей здесь, – продолжала она, но Паулина, наблюдавшая за происходящим, не поддержала разговор. Венки, которые так не понравились Роуз, положили во второй катафалк, чтобы украсить ими могилу на кладбище Креста Господнего, где у семьи Парадизо был мавзолей.
Роуз не смутило молчание Паулины.
– Я думала, что знаю всех друзей Гектора. Как ты думаешь, кто эти люди? Посмотри на этого странного человека с седыми волосами, зачесанными на лысину. – Она уставилась на Мэннинга Эйнсдорфа, который стоял с Джоэлем Цирконом и его другом Уиллардом, наблюдая за людьми, выходящими из церкви. – Ты когда-нибудь видела такую прическу? Он выглядит, как Энн Миллер. Точно могу сказать, что наш Гектор никогда не был знаком с людьми, подобными ему или его приятелям. Я думаю, что они – обычные ротозеи, пришедшие посмотреть на знаменитостей, не так ли? Фей Конверс, вот кого они высматривают.
Краем глаза она увидела Жюля, разговаривающего с незнакомой молодой женщиной.
Молодая женщина нервно заговорила, когда к ней приблизился Жюль Мендельсон.
– Знаешь, как называют эту церковь? «Наша Леди кадиллаков». Единственные бедняки среди прихожан – слуги богачей.
– Что ты здесь делаешь? – спросил Жюль. – Я чуть не свалился со скамьи, когда увидел тебя среди причащавшихся. – Он говорил, не глядя на нее, как будто высматривал кого-то другого.
– Я знала мистера Парадизо, – ответила молодая женщина, как бы оправдываясь. – Что ты думаешь, я хожу на похороны людей, которых не знаю?
– Гектора? Ты знала Гектора?
– Да.
– Откуда?
– Когда работала официанткой в кафе «Вайсрой». Каждое утро я обычно подавала ему чашку кофе и рогалик, – сказала Фло. – Он был скуп на чаевые, все девушки так говорили, но он рассказывал мне интересные истории. Я могу рассказать тебе пару таких историй, от которых у тебя волосы встанут дыбом, потому что они о людях, с которыми он встречался, возвращаясь со светских приемов. Я не верю в эти россказни о самоубийстве и могу сказать, что произошло.
– Не хочу слушать, – грубо отрезал Жюль, будто испугавшись, что она может начать рассказывать прямо здесь. Он помахал рукой шоферу, показывая ему, что машину надо поставить на боковую улочку за церковью, чтобы не ждать, когда пройдет вереница лимузинов по бульвару Санта-Моника.
– Что ж, извини, – сказала она с важным видом.
– Я должен идти. Здесь моя машина.
– Тебе стыдно, что могут увидеть как ты разговариваешь со мной, Жюль?
– Нет, – ответил он быстро.
– Да я же вижу, я чувствую.
– Я заеду попозже, – сказал Жюль и направился к машине.
Провожая его взглядом, она заметила Филиппа Квиннелла, который наблюдал за ней. Она кивнула ему и губами произнесла: «Благодарю за платок». Он кивнул в ответ и улыбнулся, но ни один из них не сделал попытки подойти друг к другу и поговорить.
– Посмотри, Паулина, Жюль машет тебе, чтобы ты шла на Бедфорд-Драйв, – сказала Роуз. – Вы поедете на кладбище?
– Нет, не поедем, – сказала Паулина.
– Но вы приедете на ленч в клуб, не так ли?
– Нет, не приедем, Роуз. Ты понимаешь, не так ли?
– Да, конечно, дорогая, но глупо с твоей стороны так думать о «Загородном клубе».
– Позвони мне позже.
– Как замечательно, Паулина, что католическая церковь отменила запрет на похороны самоубийц.
Магнитофонная запись рассказа Фло. Кассета N 6.
«Я не представляла, как ужасно быть бедной, пока у меня не появились деньги. Что касается моего детства, то единственное, чего мне хочется, то забыть его, никогда больше о нем не думать. Оно было кошмарным. Моя мать сгорела во время пожара в пансионе для бедняков. Я никогда не знала, кто был моим отцом. Она обычно говорила, что он нас бросил, когда мне был всего год, но чем старше я становилась, тем яснее понимала, что в действительности она сама не знала, кто был моим отцом. Так-то вот.»
ГЛАВА 7
Когда двадцать два года назад, за неделю до их свадьбы, во время посещения адвокатской фирмы, которая представляла интересы Жюля Мендельсона, Паулине Макэдоу было предложено подписать брачное соглашение, ограничивающее сумму ее содержания в случае развода, Паулина прочла его, не проронив ни слова. Когда Маркус Штромм, многие годы бывший адвокатом Жюля Мендельсона, протянул ей ручку из чернильного прибора на его письменном столе, чтобы она подписала брачное соглашение, Паулина с такой силой оттолкнула его руку, что ручка выпала, оставив пятно от черных чернил на монограмме рубашки Маркуса, сшитой по заказу. Затем Паулина поднялась, не глядя на Жюля, который сидел рядом и молча наблюдал происходящее, и вышла из конторы. Никакие заверения Жюля, высказанные им, пока она спускалась в лифте, не убедили Паулину. Она села в первую попавшуюся машину и захлопнула дверцу, не ответив ему и даже не посмотрев на него. Для Паулины, вышедшей из семьи, известной не только в Нью-Йорке, но и на всем Северо-Восточном побережье, предложение подписать такого рода соглашение, как будто она какая-то поклонница, выходящая замуж за рок-звезду, было оскорблением. Этот инцидент подтвердил опасения, которые ее сестры высказывали с самого начала, когда она впервые заявила им, что собирается выйти замуж за Жюля Мендельсона, как только ее развод с Джонни Петуортом будет оформлен. Ее брак с Джонни Петуортом, о котором много писали в колонках светской хроники, был полным разочарованием почти с самого начала, и она не могла представить свою дальнейшую жизнь с человеком, амбиций которого хватало на то, чтобы быть лучшим игроком в сквош, триктрак или бридж в клубах на модных курортах.
– Нет, нет, Паулина, – говорили ей сестры то поодиночке, то вместе, – неважно, сколько денег у мистера Мендельсона. Он не подходит. Не подходит абсолютно.
Ее отец, перед которым она благоговела и который, со своей стороны, души в ней не чаял, в попытке отговорить дочь от предстоящего замужества сказал только одно: «Жюль очень хороший и, конечно, очень богатый, но он не может быть членом ни одного из клубов». Она знала, что это значит. Эту фразу она слышала всю свою жизнь как от знатных людей, каковыми являлись они, Макэдоу, так и от других. Для их стиля жизни клубы имели очень важное значение. Макэдоу – основатель династии – составил себе состояние на судоходстве, торговле, железных дорогах, земле, текстильной промышленности. Но за последнее столетие оно сошло почти на нет, так что нынешнее состояние Макэдоу было минимальным по теперешним стандартам, хотя это не сказалось на социальном статусе Макэдоу.
– Это меня ничуть не беспокоит, папочка, – сказала Паулина.
– Обеспокоит со временем, – ответил ее отец. Неодобрительное отношение семьи только подхлестнуло ее намерение выйти замуж за Жюля. Главное, она чувствовала, что Жюль будет идеальным отчимом для Киппи, которому тогда было только три года и который был «просто душкой», как о нем говорили все, но нуждался в мужском надзоре.
В тот вечер, после инцидента с Маркусом Штроммом, Паулина уехала из Лос-Анджелеса в Нью-Йорк. Тогда в ее жизни был еще мужчина, которого она любила больше, чем Жюля Мендельсона, но у которого было меньше перспектив. К нему-то она и летела. Жюль, восхищенный ее независимостью и робеющий перед ее происхождением, последовал за ней и надел ей на палец кольцо с бриллиантом, который был намного больше, чем в том кольце, что он подарил ей неделей раньше.
– Я сдержу слово, – сказала Паулина, пораженная размером бриллианта. А про себя подумала, что он слишком велик и не уступает по величине бриллианту, владелицей которого была актриса Фей Конверс. Она знала, что сестры осмеют этот подарок Жюля, но была уверена, что, в конце-концов, они скажут: «О, Паулина, ты такая высокая, что вполне сможешь носить его».
– Этот бриллиант – «Де Ламбалль», – сказал Жюль с гордостью.
Так же горд он был накануне, когда в качестве свадебного подарка преподнес ей картину Ван Гога «Белые розы».
– Я сдержу слово, – повторила Паулина, слышавшая о «Де Ламбалль» раньше. Жюль рассказывал ей о происхождении бриллианта: он красовался на руке французской принцессы, потом дочери немецкого военного промышленника, побывал у богатой американской наследницы, затем в течение двадцати лет о нем ничего не было известно, пока он вновь не появился на аукционе в Женеве.
– Он очень красив, – сказала Паулина.
На следующей неделе состоялось бракосочетание Паулины и Жюля в Париже в присутствии одного Симса Лорда, который сменил Маркуса Штромма в качестве адвоката Жюля. Хотя Жюль никогда не оставлял свой финансовый бизнес больше, чем на несколько дней, тем не менее в свадебное путешествие они отправились в Марракеш, где остановились в гостинице «Мамуния». Однажды вечером они сидели на террасе своего номера, наблюдая заход солнца. Жюль тогда сказал:
– Я кое-что должен тебе рассказать.
– Что же?
– Когда я был молодым, то попал в один переплет. Только, пожалуйста, не спрашивай, в какой. Что случилось, то случилось. Не могу забыть.
– Тогда зачем говорить об этом, если ты не хочешь? – спросила Паулина.
– Пожалуйста, будь ко мне снисходительна, Паулина.
– На тебя завели досье в полиции?
– Нет. Одно из преимуществ сыновей богатых родителей, – сказал Жюль.
Он выглядел в ту минуту таким несчастным, что Паулина решила не докапываться до сути. Она чувствовала, что со временем он все ей расскажет.
– О, да, я знаю о таких случаях, – сказала она, чтобы подбодрить его. – У меня был дядя Гарри. Гарри Куртис. Муж сестры моей матери. Он был найден мертвым в убогой гостинице в Вестсайде, и ни одна из газет Нью-Йорка не написала, что он был в женской одежде. Папочка все устроил.
– Гарри Куртис? В женской одежде? Я многое слышал о Гарри Куртисе, но об этом никогда, – сказал Жюль.
– Бедняжка тетя Мод. Она так никогда больше и не оправилась.
Паулина засмеялась. Предмет этого разговора, если он и заслуживал того, больше никогда не затрагивался.
Жюль готов был жить там, где только пожелает Паулина. Это была ее идея поселиться в Лос-Анджелесе и купить старый особняк фон Штерна на вершине горы, чтобы, отремонтировав его, превратить в великолепное имение, известное как «Облака».
Объявленная стоимость дома составляла пять миллионов долларов, непомерно огромную по тем временам сумму, но Жюль Мендельсон никогда не жалел денег, когда хотел что-то получить, а он знал, что его жене очень хочется приобрести именно этот дом. Для окончательного решения он и Паулина приехали осмотреть дом, и после этого он протянул чек на полную сумму ошарашенному Гельмуту фон Штерну.
– Я вот что подумал, мистер Мендельсон, – сказал фон Штерн, жадными глазами разглядывая чек в своей руке.
– Что вы подумали, мистер фон Штерн?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65