https://wodolei.ru/catalog/rakoviny/nakladnye/
Баджи останется с тобой. Тебя нельзя оставлять без прикрытия.
Я знал, что спорить бесполезно.
– Вы будете держать меня в курсе? – настойчиво спросил он.
– Да.
– Не беспокойся, я сделаю все, чтобы часовщик мог нормально работать.
Он сел в «Шафран», а мы с Баджи направились к стоянке такси. Ситуация развивалась стремительно.
Мы приехали к Жаклин Делаэ около полудня. Обе подруги сидели на полу, посреди феноменального бардака этой квартиры в седьмом округе. По правде говоря, здесь было еще хуже, чем в Лондоне, поскольку Жаклин тут давно не жила, и на правах хозяйки выступала пыль.
Они отодвинули стол в угол, положили картины рядом с собой и, сидя по-турецки в центре комнаты среди груды книг и рукописей, работали над заметками моего отца.
Нас впустила Жаклин, которая, к моему удивлению, пылко меня обняла и в крайнем возбуждении потащила в гостиную, оставив Баджи стоять в дверях, как последнего дурака. Телохранитель, проскользнув в комнату, деликатно устроился на диване и взял в руки иллюстрированный журнал.
– Ты сейчас увидишь, лапочка, что мы раскопали! – воскликнула математичка, жестом показав, чтобы я садился рядом с Софи.
Значит, и она перешла со мной на «ты», да еще стала называть «лапочкой»! Я не мог опомниться от удивления. Но предпочел не думать, о чем могли говорить две подруги до нашего прихода, и разместился на полу, высвободив себе местечко в этом кавардаке. Конечно же мне не терпелось узнать об их открытиях.
– Это потрясающе! – подтвердила Софи, которая даже не взглянула на меня, почти уткнувшись носом в какую-то огромную книгу.
– Ну так рассказывайте! – взмолился я.
– О'кей. Предупреждаю, это расползается в разные стороны, мы пока еще не свели воедино все концы…
– Сам увидишь, с ума сойти! – вставила Софи.
Обе были совершенно невыносимы, и я подозревал, что они сговорились вывести меня из себя…
– Так расскажите же!
– О'кей. С тысяча триста девятого года, прежде чем перебраться на Мальту, госпитальеры обосновались на Родосе, после того как захватили остров у Византии. Ты следишь за ходом моих рассуждений?
– Еще бы!
– Орден получил во владение остров стратегического значения как с военной, так и с коммерческой точки зрения. Пользуясь этой благоприятнейшей конъюнктурой, банкиры из Флоренции, Монпелье и Нарбонна устремились на остров с целью взять под контроль рынок пряностей и тканей.
– О'кей. И что же?
– Все шло хорошо вплоть до конца пятнадцатого века, когда Восток вновь начинает просыпаться. Уже в тысяча четыреста сорок четвертом году султан Египта осадил остров, а в тысяча четыреста восьмидесятом это сделал Магомет II Константинопольский. И тогда орден решил, что разумнее будет переправить в другое место часть своих богатств. Корабль с госпитальерами на борту выходит в море вслед за флорентийскими банкирами, которые возвращаются домой. Так наши рыцари оказались во флорентийском госпитале. Самое ценное достояние ордена будет храниться здесь до тех пор, пока рыцари не обретут, новое пристанище на Мальте. Ну, а кто находится во Флоренции в тысяча четыреста восьмидесятом году?
– Леонардо да Винчи! – воскликнула Жаклин.
– По мнению твоего отца, – продолжала Софи, – художник несколько раз посетил флорентийскую резиденцию ордена госпитальеров и обнаружил там бесценную реликвию. Йорденский камень.
– К тому времени, – нетерпеливо подхватила Жаклин, – Леонардо уже давно страстно увлекался естественными науками, геометрией, техникой и даже криптографией! Например, он не жалеет времени, чтобы писать справа налево, как в зеркальном отражении…
– Знаю! – прервал я. – Отец в своих записях делал то же самое!
– Вот именно. Между тем в «Кодексе Тривульциано» Леонардо говорит об увиденном во Флоренции предмете, который будто бы содержит в себе некий тайный код. И добавляет, что расшифровал его и так этим гордится, что хочет воспроизвести. Дополнительных разъяснений он не дает, но тут на помощь нам приходит рукопись Дюрера!
– Немецкий художник, – продолжила Софи, – утверждает, что Леонардо поведал ему о своих планах. С целью доказать потомству, что код Камня раскрыт, он решил воспроизвести его в усложненном виде.
– В «Джоконде»?
– Да. Ему понадобилось двадцать пять лет для того, чтобы разработать эту методику! Двадцать пять лет, ты только представь!
– Непостижимо! В целом это все означает, что «Джоконда» является субститутом Йорденского камня?
– Именно. Леонардо воспроизвел в «Джоконде» скрытый в реликвии код. Вот почему твой отец сосредоточился на изучении работ да Винчи. Он ведь знал, что не сможет получить Камень, который находится в руках «Бильдерберга».
– Короче говоря, – резюмировал я, – если удается открыть код в «Джоконде», можно обойтись без Камня. Теперь нам не хватает только зашифрованного текста…
– Absolutely, my dear!
– Угу, но раздобыть этот чертов текст будет нелегко, – предостерег я. – Не уверен, что типы из «Акта Фидеи» согласятся одолжить его нам!
– Посмотрим.
– Ладно. А каким образом спрятан код в «Джоконде»? – требовательно спросил я.
– Мы пока движемся ощупью, – призналась Жаклин. – Но зацепка у нас есть. Тебе что-нибудь известно о стеганографии?
– Хм, нет. Стенография с добавлением лишнего слога?
– Очень остроумно! – парировала Жаклин. – Нет, это такой способ шифровки, при котором одно послание скрыто в другом, быть может, даже внутри какого-нибудь изображения. Вместо шифра, который бросается в глаза, используется код, скрытый внутри внешне безобидной картинки. Сейчас, с наступлением эры информатики, этот прием встречается часто: нет ничего проще, чем спрятать код внутри компьютерного изображения, поскольку оно само оцифровано и также является кодом.
– Вспомни фотографию, которую Сфинкс попросил нас опубликовать в «Либерасьон». Вполне возможно, что это и есть стеганография!
– Чтобы спрятать послание в информационном кадре, достаточно, к примеру, изменить несколько элементов изображения, каждый из которых имеет свой номер. Эти элементы заменяются другими, их оцифровка становится кодом для букв послания. Невооруженным глазом подмену обнаружить нельзя.
– Гениально! – согласился я.
– Так вот, – продолжала Софи, – есть предположение, что Леонардо использовал похожий способ. Говоря иными словами, его в какой-то мере можно считать отцом информативной стеганографии…
– После него, – добавила Жаклин, – другие художники стали забавляться тем, что скрывали какие-то вещи в своих полотнах. Один из самых знаменитых примеров – картина Ганса Гольбейна «Послы». Она была написана в тысяча пятьсот тридцать третьем году, то есть через четырнадцать лет после смерти Леонардо. В самом низу спрятан человеческий череп. Чтобы увидеть его, нужно смотреть на картину, скосив глаза, поскольку рисунок деформирован. Это принцип анаморфозы…
– Как в синемаскопе? Потрясающе! Так что же «Джоконда»?
– Ну, где-то в ней спрятан код. Похоже, недоступный невооруженному взгляду.
– Если верить твоему отцу, – пояснила Софи, – в «Джоконде» скрыты тридцать четыре знака. Ты помнишь? Он пометил эти места кружками.
Она показала мне обгоревшую копию «Джоконды». Действительно, я насчитал тридцать четыре пометы карандашом.
– А вы что-нибудь разглядели?
– Нет, – ответила Жаклин. – Мы не знаем, что именно надо искать. Возможно, крохотные буковки, но это меня удивило бы, ведь «Джоконду» рассматривали в лупу миллионы раз на протяжении нескольких веков, и если бы что-нибудь было написано, это увидели бы уже давно.
– Судя по всему, – уточнила Софи, – разглядеть эти значки можно только с помощью знаменитой машины!
– О черт! – вскричал я. – С ума сойти!
– Мы тебя предупреждали!
– И это еще не все, – подхватила Жаклин, все больше возбуждаясь. – Твой отец обнаружил это не случайно. Похоже, способ шифровки спрятан в «Меланхолии» Дюрера. Посмотри хотя бы сюда. Магический квадрат.
– Ну?
– Сумма всех горизонтальных, вертикальных и диагональных линий всегда составляет число тридцать четыре.
– Столько же знаков скрыто в «Джоконде», – добавила Софи.
– Потрясающе!
– Пока мы только нащупали связь между «Меланхолией» и «Джокондой». В обоих случаях на переднем плане – женский персонаж с ярко выраженными мужскими чертами. Многогранник «Меланхолии» прямо отсылает к Леонардо. Наконец, пропорции. «Джоконда» написана на доске размером семьдесят семь на пятьдесят три сантиметра, и она ровно в три раза больше, чем «Меланхолия». Думаю, что именно с помощью «Меланхолии» мы узнаем, как пользоваться машиной, сконструированной Леонардо, и расшифруем код «Джоконды». Софи сказала мне, что в машине есть три различные оси, что позволяет рассматривать картину с многих позиций, главное же лупы и зеркала… Это так?
– Да.
– Я готова держать пари, что имеется тридцать четыре позиции, позволяющие разглядеть тридцать четыре скрытых значка. Проблема в другом. Я не уверена, что значки эти уцелели. «Джоконда» дошла до нас в не очень хорошем состоянии. Леонардо, будучи хорошим химиком, сам смешивал краски. Конечно, это давало ему большую свободу, и, как я вам уже говорила, он сумел добиться изумительной техники мазка, однако в результате многие цвета сильно потемнели от времени. Кроме того, живопись на дереве сохраняется хуже, чем на полотне…
– Не говоря уж о том, – добавила Софи, – что я плохо себе представляю, как мы вломимся в Лувр с целью простукать «Джоконду».
– Придется попробовать с копией, – предложил я. – Посмотрим, что из этого выйдет.
– Мы пришли к такому же выводу.
Я посмотрел на две картины, лежавшие на полу. Глубоко вздохнул и перевел взгляд на Жаклин с Софи.
– Девчонки, вы гениальны! Приглашаю вас в ресторан, конечно же, с нашим другом Баджи!
На глазах у изумленного Стефана мы все трое обнялись. У нас было общее ощущение, что мы решили многовековую загадку, и это нас просто опьяняло.
– Что будем делать со всем этим? – спросила Софи, показав на бумаги и картины, лежавшие на полу.
– Возьмите «Джоконду», – предложила Жаклин. – Она вам наверняка понадобится для расшифровки, когда часовщик восстановит машину. Остальное пусть будет у меня, я еще поработаю сегодня вечером и, может быть, сумею обнаружить что-нибудь еще.
Через полчаса мы четверо уже обедали в маленьком ресторане на первом этаже дома Жаклин. Мы чувствовали себя необыкновенно легко, почти забыв о напряжении, стремительно возраставшем все последние дни.
Трапеза подходила к концу, когда мне позвонил Франсуа.
– Я вам не помешал?
– Мы в ресторане, – сознался я.
– Ну, не все могут себе это позволить!
– Как там у вас? – спросил я смущенно.
– Прекрасно. Твой часовщик приехал, уже оборудовал маленькую мастерскую в гараже и приступил к работе. Я предложил ему немного передохнуть, но он прямо сгорает от желания построить твою машину. Уж не знаю, что ты ему наговорил, но мотивация у него превосходная!
Я улыбнулся:
– Симпатичный мужик?
– Чудо! Словно вылез из комиксов, очень похож на Джепетто в своих крохотных очочках и со старенькими инструментами. Я отвел ему спальню на втором этаже и сказал, чтобы он чувствовал себя как дома.
– Спасибо, Франсуа. Не знаю, что бы мы делали без тебя.
– Те же самые глупости, почти уверен.
Пожелав мне удачи, он сказал, что сумел высвободить и завтрашний день, затем потребовал, чтобы я обязательно позвонил ему днем и сообщил все новости.
Остаток дня мы провели у Жаклин, за работой. К одиннадцати вечера мы устали настолько, что продолжать уже не могли и, попрощавшись с подругой Софи, пошли в сторону площади Звезды. Я предложил заглянуть в интернет-кафе, чтобы посмотреть, нет ли новостей от Сфинкса. Тут нам не повезло. Хакера на линии не было.
Выждав почти целый час и просмотрев множество разных сайтов, мы решили бросить это дело и отправились в отель.
Баджи назначил нам встречу на завтрашнее утро, и я проводил Софи в ее номер. Она попросила меня остаться с ней, Той ночью мы не занимались любовью, но она крепко обняла меня и, прижавшись ко мне, уснула буквально через несколько минут, такая нежная, такая красивая.
Одиннадцать
На следующее утро меня разбудил звук льющейся воды. Софи встала рано и принимала душ. Я немного понежился в постели, потом встал, надел халат и включил кофеварку, стоявшую на столике возле окна. Затем наполовину раздвинул шторы, чтобы впустить утренний свет. Врубив телевизор, я поднял подсунутую под дверь газету и удобно устроился в одном из двух больших кресел.
Я еще не вполне проснулся. Откинув голову на спинку, я закрыл глаза. Софи вышла из ванной. Остановившись за креслом, она обвила руками мою шею и поцеловала меня. Я открыл один глаз и улыбнулся ей.
– Еду на «Канал», – сказала она, отойдя к зеркалу, чтобы причесаться.
– Да?
– Мне обязательно надо там показаться. Мой главный редактор, наверное, уже на стенку лезет.
– А мне что делать? – спросил я. – Проводить тебя?
– Нет. Попытайся узнать, вышел ли Сфинкс в сеть. Возможно, он раздобыл информацию об «Акта Фидеи». Теперь нам остается только ждать, пока часовщик не закончит машину. Тогда мы попытаемся найти код, спрятанный в «Джоконде». Ближе к вечеру соберемся в доме Шевалье.
– Не очень-то мне нравится, что мы разойдемся…
– Так дело пойдет быстрее. И потом, ты не можешь заявиться на «Канал» вместе со мной.
Я видел все ее движения, отражавшиеся на экране телевизора. Она так изменилась. Или изменился мой взгляд. Она казалась мне более хрупкой и одновременно более нежной. Менее жесткой, менее загадочной. И лицо у нее было другое. Новые морщинки от улыбки. Новые губы, более сладкие. Плечи. Грудь. Софи была живой картиной. Моей собственной Джокондой.
– Ладно, я побежала! – объявила она, схватив пальто, висевшее у входа. – Поеду на метро, а ты, если хочешь, бери «Фольксваген». Пока!
– Будь осторожна!
Она улыбнулась и исчезла за дверью.
Я еще посидел перед телевизором, переключаясь с Эл-си-ай на Си-эн-эн в надежде выяснить, какой из этих каналов отличается меньшей объективностью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
Я знал, что спорить бесполезно.
– Вы будете держать меня в курсе? – настойчиво спросил он.
– Да.
– Не беспокойся, я сделаю все, чтобы часовщик мог нормально работать.
Он сел в «Шафран», а мы с Баджи направились к стоянке такси. Ситуация развивалась стремительно.
Мы приехали к Жаклин Делаэ около полудня. Обе подруги сидели на полу, посреди феноменального бардака этой квартиры в седьмом округе. По правде говоря, здесь было еще хуже, чем в Лондоне, поскольку Жаклин тут давно не жила, и на правах хозяйки выступала пыль.
Они отодвинули стол в угол, положили картины рядом с собой и, сидя по-турецки в центре комнаты среди груды книг и рукописей, работали над заметками моего отца.
Нас впустила Жаклин, которая, к моему удивлению, пылко меня обняла и в крайнем возбуждении потащила в гостиную, оставив Баджи стоять в дверях, как последнего дурака. Телохранитель, проскользнув в комнату, деликатно устроился на диване и взял в руки иллюстрированный журнал.
– Ты сейчас увидишь, лапочка, что мы раскопали! – воскликнула математичка, жестом показав, чтобы я садился рядом с Софи.
Значит, и она перешла со мной на «ты», да еще стала называть «лапочкой»! Я не мог опомниться от удивления. Но предпочел не думать, о чем могли говорить две подруги до нашего прихода, и разместился на полу, высвободив себе местечко в этом кавардаке. Конечно же мне не терпелось узнать об их открытиях.
– Это потрясающе! – подтвердила Софи, которая даже не взглянула на меня, почти уткнувшись носом в какую-то огромную книгу.
– Ну так рассказывайте! – взмолился я.
– О'кей. Предупреждаю, это расползается в разные стороны, мы пока еще не свели воедино все концы…
– Сам увидишь, с ума сойти! – вставила Софи.
Обе были совершенно невыносимы, и я подозревал, что они сговорились вывести меня из себя…
– Так расскажите же!
– О'кей. С тысяча триста девятого года, прежде чем перебраться на Мальту, госпитальеры обосновались на Родосе, после того как захватили остров у Византии. Ты следишь за ходом моих рассуждений?
– Еще бы!
– Орден получил во владение остров стратегического значения как с военной, так и с коммерческой точки зрения. Пользуясь этой благоприятнейшей конъюнктурой, банкиры из Флоренции, Монпелье и Нарбонна устремились на остров с целью взять под контроль рынок пряностей и тканей.
– О'кей. И что же?
– Все шло хорошо вплоть до конца пятнадцатого века, когда Восток вновь начинает просыпаться. Уже в тысяча четыреста сорок четвертом году султан Египта осадил остров, а в тысяча четыреста восьмидесятом это сделал Магомет II Константинопольский. И тогда орден решил, что разумнее будет переправить в другое место часть своих богатств. Корабль с госпитальерами на борту выходит в море вслед за флорентийскими банкирами, которые возвращаются домой. Так наши рыцари оказались во флорентийском госпитале. Самое ценное достояние ордена будет храниться здесь до тех пор, пока рыцари не обретут, новое пристанище на Мальте. Ну, а кто находится во Флоренции в тысяча четыреста восьмидесятом году?
– Леонардо да Винчи! – воскликнула Жаклин.
– По мнению твоего отца, – продолжала Софи, – художник несколько раз посетил флорентийскую резиденцию ордена госпитальеров и обнаружил там бесценную реликвию. Йорденский камень.
– К тому времени, – нетерпеливо подхватила Жаклин, – Леонардо уже давно страстно увлекался естественными науками, геометрией, техникой и даже криптографией! Например, он не жалеет времени, чтобы писать справа налево, как в зеркальном отражении…
– Знаю! – прервал я. – Отец в своих записях делал то же самое!
– Вот именно. Между тем в «Кодексе Тривульциано» Леонардо говорит об увиденном во Флоренции предмете, который будто бы содержит в себе некий тайный код. И добавляет, что расшифровал его и так этим гордится, что хочет воспроизвести. Дополнительных разъяснений он не дает, но тут на помощь нам приходит рукопись Дюрера!
– Немецкий художник, – продолжила Софи, – утверждает, что Леонардо поведал ему о своих планах. С целью доказать потомству, что код Камня раскрыт, он решил воспроизвести его в усложненном виде.
– В «Джоконде»?
– Да. Ему понадобилось двадцать пять лет для того, чтобы разработать эту методику! Двадцать пять лет, ты только представь!
– Непостижимо! В целом это все означает, что «Джоконда» является субститутом Йорденского камня?
– Именно. Леонардо воспроизвел в «Джоконде» скрытый в реликвии код. Вот почему твой отец сосредоточился на изучении работ да Винчи. Он ведь знал, что не сможет получить Камень, который находится в руках «Бильдерберга».
– Короче говоря, – резюмировал я, – если удается открыть код в «Джоконде», можно обойтись без Камня. Теперь нам не хватает только зашифрованного текста…
– Absolutely, my dear!
– Угу, но раздобыть этот чертов текст будет нелегко, – предостерег я. – Не уверен, что типы из «Акта Фидеи» согласятся одолжить его нам!
– Посмотрим.
– Ладно. А каким образом спрятан код в «Джоконде»? – требовательно спросил я.
– Мы пока движемся ощупью, – призналась Жаклин. – Но зацепка у нас есть. Тебе что-нибудь известно о стеганографии?
– Хм, нет. Стенография с добавлением лишнего слога?
– Очень остроумно! – парировала Жаклин. – Нет, это такой способ шифровки, при котором одно послание скрыто в другом, быть может, даже внутри какого-нибудь изображения. Вместо шифра, который бросается в глаза, используется код, скрытый внутри внешне безобидной картинки. Сейчас, с наступлением эры информатики, этот прием встречается часто: нет ничего проще, чем спрятать код внутри компьютерного изображения, поскольку оно само оцифровано и также является кодом.
– Вспомни фотографию, которую Сфинкс попросил нас опубликовать в «Либерасьон». Вполне возможно, что это и есть стеганография!
– Чтобы спрятать послание в информационном кадре, достаточно, к примеру, изменить несколько элементов изображения, каждый из которых имеет свой номер. Эти элементы заменяются другими, их оцифровка становится кодом для букв послания. Невооруженным глазом подмену обнаружить нельзя.
– Гениально! – согласился я.
– Так вот, – продолжала Софи, – есть предположение, что Леонардо использовал похожий способ. Говоря иными словами, его в какой-то мере можно считать отцом информативной стеганографии…
– После него, – добавила Жаклин, – другие художники стали забавляться тем, что скрывали какие-то вещи в своих полотнах. Один из самых знаменитых примеров – картина Ганса Гольбейна «Послы». Она была написана в тысяча пятьсот тридцать третьем году, то есть через четырнадцать лет после смерти Леонардо. В самом низу спрятан человеческий череп. Чтобы увидеть его, нужно смотреть на картину, скосив глаза, поскольку рисунок деформирован. Это принцип анаморфозы…
– Как в синемаскопе? Потрясающе! Так что же «Джоконда»?
– Ну, где-то в ней спрятан код. Похоже, недоступный невооруженному взгляду.
– Если верить твоему отцу, – пояснила Софи, – в «Джоконде» скрыты тридцать четыре знака. Ты помнишь? Он пометил эти места кружками.
Она показала мне обгоревшую копию «Джоконды». Действительно, я насчитал тридцать четыре пометы карандашом.
– А вы что-нибудь разглядели?
– Нет, – ответила Жаклин. – Мы не знаем, что именно надо искать. Возможно, крохотные буковки, но это меня удивило бы, ведь «Джоконду» рассматривали в лупу миллионы раз на протяжении нескольких веков, и если бы что-нибудь было написано, это увидели бы уже давно.
– Судя по всему, – уточнила Софи, – разглядеть эти значки можно только с помощью знаменитой машины!
– О черт! – вскричал я. – С ума сойти!
– Мы тебя предупреждали!
– И это еще не все, – подхватила Жаклин, все больше возбуждаясь. – Твой отец обнаружил это не случайно. Похоже, способ шифровки спрятан в «Меланхолии» Дюрера. Посмотри хотя бы сюда. Магический квадрат.
– Ну?
– Сумма всех горизонтальных, вертикальных и диагональных линий всегда составляет число тридцать четыре.
– Столько же знаков скрыто в «Джоконде», – добавила Софи.
– Потрясающе!
– Пока мы только нащупали связь между «Меланхолией» и «Джокондой». В обоих случаях на переднем плане – женский персонаж с ярко выраженными мужскими чертами. Многогранник «Меланхолии» прямо отсылает к Леонардо. Наконец, пропорции. «Джоконда» написана на доске размером семьдесят семь на пятьдесят три сантиметра, и она ровно в три раза больше, чем «Меланхолия». Думаю, что именно с помощью «Меланхолии» мы узнаем, как пользоваться машиной, сконструированной Леонардо, и расшифруем код «Джоконды». Софи сказала мне, что в машине есть три различные оси, что позволяет рассматривать картину с многих позиций, главное же лупы и зеркала… Это так?
– Да.
– Я готова держать пари, что имеется тридцать четыре позиции, позволяющие разглядеть тридцать четыре скрытых значка. Проблема в другом. Я не уверена, что значки эти уцелели. «Джоконда» дошла до нас в не очень хорошем состоянии. Леонардо, будучи хорошим химиком, сам смешивал краски. Конечно, это давало ему большую свободу, и, как я вам уже говорила, он сумел добиться изумительной техники мазка, однако в результате многие цвета сильно потемнели от времени. Кроме того, живопись на дереве сохраняется хуже, чем на полотне…
– Не говоря уж о том, – добавила Софи, – что я плохо себе представляю, как мы вломимся в Лувр с целью простукать «Джоконду».
– Придется попробовать с копией, – предложил я. – Посмотрим, что из этого выйдет.
– Мы пришли к такому же выводу.
Я посмотрел на две картины, лежавшие на полу. Глубоко вздохнул и перевел взгляд на Жаклин с Софи.
– Девчонки, вы гениальны! Приглашаю вас в ресторан, конечно же, с нашим другом Баджи!
На глазах у изумленного Стефана мы все трое обнялись. У нас было общее ощущение, что мы решили многовековую загадку, и это нас просто опьяняло.
– Что будем делать со всем этим? – спросила Софи, показав на бумаги и картины, лежавшие на полу.
– Возьмите «Джоконду», – предложила Жаклин. – Она вам наверняка понадобится для расшифровки, когда часовщик восстановит машину. Остальное пусть будет у меня, я еще поработаю сегодня вечером и, может быть, сумею обнаружить что-нибудь еще.
Через полчаса мы четверо уже обедали в маленьком ресторане на первом этаже дома Жаклин. Мы чувствовали себя необыкновенно легко, почти забыв о напряжении, стремительно возраставшем все последние дни.
Трапеза подходила к концу, когда мне позвонил Франсуа.
– Я вам не помешал?
– Мы в ресторане, – сознался я.
– Ну, не все могут себе это позволить!
– Как там у вас? – спросил я смущенно.
– Прекрасно. Твой часовщик приехал, уже оборудовал маленькую мастерскую в гараже и приступил к работе. Я предложил ему немного передохнуть, но он прямо сгорает от желания построить твою машину. Уж не знаю, что ты ему наговорил, но мотивация у него превосходная!
Я улыбнулся:
– Симпатичный мужик?
– Чудо! Словно вылез из комиксов, очень похож на Джепетто в своих крохотных очочках и со старенькими инструментами. Я отвел ему спальню на втором этаже и сказал, чтобы он чувствовал себя как дома.
– Спасибо, Франсуа. Не знаю, что бы мы делали без тебя.
– Те же самые глупости, почти уверен.
Пожелав мне удачи, он сказал, что сумел высвободить и завтрашний день, затем потребовал, чтобы я обязательно позвонил ему днем и сообщил все новости.
Остаток дня мы провели у Жаклин, за работой. К одиннадцати вечера мы устали настолько, что продолжать уже не могли и, попрощавшись с подругой Софи, пошли в сторону площади Звезды. Я предложил заглянуть в интернет-кафе, чтобы посмотреть, нет ли новостей от Сфинкса. Тут нам не повезло. Хакера на линии не было.
Выждав почти целый час и просмотрев множество разных сайтов, мы решили бросить это дело и отправились в отель.
Баджи назначил нам встречу на завтрашнее утро, и я проводил Софи в ее номер. Она попросила меня остаться с ней, Той ночью мы не занимались любовью, но она крепко обняла меня и, прижавшись ко мне, уснула буквально через несколько минут, такая нежная, такая красивая.
Одиннадцать
На следующее утро меня разбудил звук льющейся воды. Софи встала рано и принимала душ. Я немного понежился в постели, потом встал, надел халат и включил кофеварку, стоявшую на столике возле окна. Затем наполовину раздвинул шторы, чтобы впустить утренний свет. Врубив телевизор, я поднял подсунутую под дверь газету и удобно устроился в одном из двух больших кресел.
Я еще не вполне проснулся. Откинув голову на спинку, я закрыл глаза. Софи вышла из ванной. Остановившись за креслом, она обвила руками мою шею и поцеловала меня. Я открыл один глаз и улыбнулся ей.
– Еду на «Канал», – сказала она, отойдя к зеркалу, чтобы причесаться.
– Да?
– Мне обязательно надо там показаться. Мой главный редактор, наверное, уже на стенку лезет.
– А мне что делать? – спросил я. – Проводить тебя?
– Нет. Попытайся узнать, вышел ли Сфинкс в сеть. Возможно, он раздобыл информацию об «Акта Фидеи». Теперь нам остается только ждать, пока часовщик не закончит машину. Тогда мы попытаемся найти код, спрятанный в «Джоконде». Ближе к вечеру соберемся в доме Шевалье.
– Не очень-то мне нравится, что мы разойдемся…
– Так дело пойдет быстрее. И потом, ты не можешь заявиться на «Канал» вместе со мной.
Я видел все ее движения, отражавшиеся на экране телевизора. Она так изменилась. Или изменился мой взгляд. Она казалась мне более хрупкой и одновременно более нежной. Менее жесткой, менее загадочной. И лицо у нее было другое. Новые морщинки от улыбки. Новые губы, более сладкие. Плечи. Грудь. Софи была живой картиной. Моей собственной Джокондой.
– Ладно, я побежала! – объявила она, схватив пальто, висевшее у входа. – Поеду на метро, а ты, если хочешь, бери «Фольксваген». Пока!
– Будь осторожна!
Она улыбнулась и исчезла за дверью.
Я еще посидел перед телевизором, переключаясь с Эл-си-ай на Си-эн-эн в надежде выяснить, какой из этих каналов отличается меньшей объективностью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41