Расплатившись, я решил продолжить путь пешком.
Я двинулся вдоль Сены по направлению к набережной Франсуа-Мориак. Эту часть левого берега я узнавал с трудом, настолько она изменилась со времени моего отъезда. Новый облик, новый мост, новые эспланады, новые прохожие. И еще новые названия улиц. Было нечто завораживающее в четырех башнях, выросших на серых камнях, но я невольно вспоминал старую набережную, где так часто гулял в юности. Очарование старого Парижа – конечно, грязного и суматошного, но полного жизни!
Медленно поднимаясь по серым ступенькам Величайшей из Библиотек, я восхищался роскошью ансамбля и одновременно ужасался при виде больших панно из оранжевого дерева, выставленных в окнах четырех башен. Досадная дисгармония с серо-голубоватым колоритом здания. Я шел по гигантскому двору, уговаривая себя проникнуться прелестью простоты. В конце концов, через несколько столетий именно это будет старым Парижем.
Дойдя до середины эспланады, я вдруг увидел, ощутив немалую радость, цветущие сады во внутреннем дворике библиотеки. Не все здесь было из стекла и бетона. Но все более или менее сочеталось. Я помню, как незадолго до отъезда в Соединенные Штаты сходное впечатление произвела на меня пирамида Лувра… Сначала сама идея показалась мне смехотворной, даже скандальной, но когда я пришел посмотреть на монумент, его природная красота очаровала меня. В этой стеклянной пирамиде не было ничего скандального. Напротив, никогда Лувр не казался мне таким прекрасным.
Подгоняемый ветром, который проникал в библиотечный двор, я быстро зашагал ко входу. Выполнив все административные формальности, я приступил к поискам микрофильма, хотя понятия не имел, что именно ищу. У меня был только шифр. Но мысль о том, что я ищу микрофильм, о котором ровно ничего не знаю, возбуждала меня.
Несмотря на все мое нетерпение, для начала мне следовало отыскать нужный зал. Национальная библиотека имеет две секции: над садами, где доступ свободный, и на одном уровне с садами, куда допускаются только исследователи, имеющие специальное разрешение. Оба этажа окружают этот удивительный прямоугольный сад. Припав к стеклу, я залюбовался многочисленными деревьями: заслуженный знак почтения к тем, что были использованы для создания десятков тысяч книг, заполнивших хранилища четырех высоких башен.
Если отдел микрофильмов находится внизу, я пришел напрасно, и Софи нужно будет явиться самой со своим журналистским удостоверением. Но, покопавшись в каталоге, введенным в библиотечные компьютеры, я обнаружил, что этот отдел находится в секции над садами и, стало быть, доступен для меня.
Я немного заплутал, прежде чем нашел верную дорогу в этом стеклянном лабиринте и оказался наконец в зале J, расположенном в промежуточной галерее, которая вела к башне Филологии. Это был отдел философии, истории и гуманитарных наук. Можно было вздохнуть с облегчением: я очень боялся попасть на какой-нибудь заумный математический трактат.
Поднявшись по ступенькам, я вошел в громадный читальный зал с высокими потолками. Там было очень тихо и тепло. На какой-то миг меня поразила уникальная атмосфера библиотеки. Незаметное, но осязаемое присутствие других читателей. Священное безмолвие молитвенного дома. Шелест переворачиваемых страниц, легкое потрескивание клавиатуры компьютеров, еле слышные разговоры шепотом.
Я обвел взглядом зал и галерею наверху. Затем подошел к дежурной, сидевшей за круглым окошком. Она неотрывно глядела в экран монитора, но, услышав шаги, тут же подняла на меня глаза. Это была девушка лет примерно двадцати, с темными короткими волосами и очками в толстой оправе. Своей худобой она напоминала английский манекен 90-х годов. На вид несколько бестолковая, но улыбчивая.
– Я могу вам помочь? – тихо спросила она.
Я назвал номер микрофильма, и она стала рыться в каталожном ящике, стоявшем в нескольких метрах от окна. Я ждал с нетерпением и отчасти с тревогой. А вдруг Софи ошиблась? И этот документ не имеет ничего общего с нашим делом?
Похоже, девушке никак не удавалось найти микрофильм. Ее опытные пальцы быстро перебирали сотни карточек. Дойдя до конца, она удивленно подняла брови и начала искать вновь.
Я уже с трудом сдерживал нетерпение. Быть может, нас опередили? И сумели украсть микрофильм?
Дежурная вернулась с кислой улыбкой.
– Я не смогла найти, – сказала она огорченно.
– Да? А его не могли забрать отсюда?
– Нет. Это против правил. Документы нельзя выносить из библиотеки. Но может быть, кто-то взял посмотреть. Я сейчас проверю.
Я застыл на месте. Внезапная мысль, что кто-то другой сидит в читальном зале и смотрит микрофильм, показалась мне не только правдоподобной, но и пугающей. Быть может, человек из «Бильдерберга» или «Акта Фидеи» находится всего в нескольких метрах отсюда. Быть может, он тайно следит за мной! Стараясь не показывать своей тревоги, я огляделся вокруг.
– Как странно, – вдруг сказала дежурная, не сводя глаз с экрана своего компьютера.
– Что? – поспешно спросил я.
– Этот микрофильм поступил в библиотеку почти десять лет назад, еще до того, как мы сюда переехали. За три последних года его не спрашивали ни разу, у меня сведения только за этот период… а вот за последние две недели было сразу четыре заказа! Это какая-то актуальная тема?
– Хм, в некотором роде да, – пробормотал я.
– Занятно, но никто сейчас его не смотрит, значит, он должен быть в ящике… Подождите…
Она начала вновь стучать по клавиатуре.
– Да. Вот. Вам повезло. Существует копия этого микрофильма, под другим шифром. Подождите, я посмотрю, находится ли она в ящике.
Дежурная вновь исчезла.
У меня было ощущение, что за мной наблюдают. В затылке словно покалывало. На лбу у меня выступили капли пота. А на языке – вкус, который я уже начал узнавать. Привкус тревоги. Паранойя, со вчерашнего дня покусившаяся уже на мое здоровье.
Девушка вернулась, сияя улыбкой. В руке она что-то держала.
– Вот. Это копия. Мне придется провести небольшое расследование относительно судьбы оригинала. Надеюсь, это не кража…
Она протянула мне микрофильм, лежавший в маленькой картонной коробочке.
– Спасибо, – с облегчением выдохнул я.
– Вы знаете, как с этим работать? – спросила она, усаживаясь на свое место.
– Нет.
– Пройдите в тот зал, – сказала она, указывая на галерею, – там стоят проекторы, вам нужно вставить микрофильм в прорезь под лампой… Если сами не справитесь, позовите меня.
– Большое спасибо, – ответил я, направляясь к антресолям.
Я шел быстро, поглядывая направо и налево, присматриваясь к другим посетителям, стараясь предугадать любое подозрительное движение. Однако, похоже, никто не обращал на меня внимания. Ощущение, что за мной следят, постепенно исчезало.
Поднявшись по лестнице, я вошел в небольшую комнату и с облегчением убедился, что там никого нет. На двух длинных столах стояло несколько проекторов, и я выбрал самый удаленный от двери.
Мне не сразу удалось включить его. Наконец я вставил микрофильм в прорезь. На белом экране появился длинный рукописный текст. Страницы возникали одна за другой, словно на наборной доске печатника. При малейшем неловком движении изображение менялось – мне нужно было приноровиться, чтобы увеличить тот или иной фрагмент текста. Я медленно перемотал микрофильм назад – до страницы с римской цифрой «один».
Тут я и увидел название микрофильма: «Убежище ассаев». Я с любопытством начал читать текст. Написан он был в псевдорепортерском стиле, но с явными потугами на изысканность, что для рукописи выглядело удивительным. Автор нигде не был упомянут, ничего не говорилось и о том, при каких обстоятельствах появился этот текст. Но очень скоро меня захватило его содержание. Затем я понял, что связь с нашей историей имеется, хотя, в чем она состоит, мне было еще неясно.
«…Иудейская пустыня тянется вдоль берегов Мертвого моря. Солнце раскаляет там камни уже в десять часов утра. У подножия скалы прячется монастырь, который устоял под натиском и людей, и времени. Неужели ни одному пришельцу из Европы, ни одному кочевнику из глубин пустыни не удалось пока осквернить это место? Неужели монахи, живущие в этом унылом краю, являются прямыми потомками секты ассаев, маргинальной религиозной общины, современной Иисусу?…»
Я нетерпеливо пропускал отдельные строки, чтобы понять содержание текста в целом, а уж потом углубиться в детали. Автор облекал свою историю в таинственные фразы, напомнившие мне речи отца в пересказе Софи:
«…Похоже, ни один из бедуинов даже и не пытался сорвать таинственный покров с судьбы этих духовных диссидентов, укрывшихся в пещерах! Затворники пустыни…
О да! Две тысячи лет ассаи не сдавали своих позиций. Они сохранили верность расколу, отделившему их от других течений иудаизма, удалившись в самые знойные части Палестины – бывшее царство Иудея, где ныне есть только пустыня, каньоны, скалы и аскеты.
«Обратитесь, ибо близится уже Царствие Небесное», – провозгласил здесь Иоанн Креститель».
Дальше в микрофильме приводились мнения историков, считавших, что эта община исчезла:
«…Однако в семидесятом году после Рождества Христова, в эпоху разрушения Иерусалимского храма и за три года до падения Массады, отшельники этого бесплодного края были истреблены, а убежище их стерто с лица земли. Все в это верили…»
История резни рассказывалась в деталях. Я пропустил еще несколько абзацев. Я чувствовал, что автор приближается к главной теме своего повествования. В самом тоне его фраз и даже в почерке угадывалось нарастающее возбуждение. Стиль выдавал стремление убедить читателя в том, что сейчас ему поведают нечто чрезвычайно важное. И вот он сообщает, что в монастыре, укрывшемся в горах Иудейской пустыни, по-прежнему живут прямые потомки этих странных ассаев. В наши дни. Почти два тысячелетия спустя. Я начинал понимать, как это может быть связано с нашей историей…
В этот момент дверь в комнату внезапно распахнулась. Я вздрогнул всем телом, и микрофильм, выскользнув из прорези, упал на деревянный стол. Обернувшись, я увидел человека лет тридцати, который вошел с микрофильмом в руках. Черного плаща моих друзей из «Акта Фидеи» на нем не было, но его физиономия кровожадного мафиози отнюдь не внушала мне доверия. Хотя, возможно, в игру опять включилась моя паранойя.
– Добрый день, – сказал он, усаживаясь и включив стоявший перед ним проектор.
Я ответил улыбкой и взял микрофильм со стола. Я уже собирался вставить его в прорезь под лампой, но тут голос нового посетителя вновь заставил меня вздрогнуть.
– Чего только не найдешь в этих микрофильмах, с ума можно сойти, верно? – сказал он, не взглянув на меня.
Была ли то моя чрезмерная подозрительность или он в самом деле на что-то намекал? Я знал, на что способны наши враги, и решил не искушать судьбу.
– Да, с ума можно сойти, – не слишком искренне отозвался я, поднявшись с места.
Я сунул микрофильм в коробочку и не раздумывая устремился к выходу. Оглянуться я не посмел и сразу пошел к лестнице. Дежурная по-прежнему сидела за окошком. Я быстрым шагом направился к ней.
– Вы уже закончили? – спросила она, подняв очки на лоб.
– Хм, да.
Я быстро взглянул в сторону галереи. Дверь маленькой комнаты была закрыта. Однако незнакомец вполне мог выйти, пока я спускался по лестнице. Возможно, он дожидался меня в зале.
– Один маленький вопрос, – сказал я, наклонившись к окошку. – Вы не могли бы посмотреть, кто отдал этот микрофильм в Национальную библиотеку?
– Конечно.
Она сделала запрос компьютеру. Руки у меня стали липкими, а в ботинки словно заползли муравьи.
– Некий Кристиан Борелла. Десять лет назад.
– У вас имеются его координаты? – спросил я.
– Увы, нет. Мне очень жаль.
– Это не так уж важно. Спасибо и до свиданья.
Она кивнула и вернулась к своей работе. Я обливался потом и, направляясь к выходу, не мог избавиться от тревожного чувства. Не столкнусь ли я с этим незнакомцем? Придется ли мне снова спасаться бегством? И хватит ли у меня сил?
Озираясь по сторонам, я осторожно вышел из читального зала. Незнакомца нигде не было видно. Я улыбнулся при мысли, что проявил излишнюю торопливость, но полностью успокоиться все еще не мог. Особенно же неприятно было то, что я не прочел текст до конца.
Я пересек длинный коридор библиотеки и подошел к дверям. Похоже, никакой слежки за мной не было. Но я решил не задерживаться здесь. Оказавшись на улице, я взял такси и пришел в себя только через несколько минут, когда окончательно убедился, что никто меня не преследует.
К авеню Турвиль мы подъехали в полдень, по боковой дорожке. Передо мной был белый фасад отеля. Я расплатился с таксистом и устремился внутрь. Мне не терпелось рассказать Софи о своем маленьком приключении и узнать, что она успела перевести.
Но тут меня окликнула стоявшая за стойкой женщина:
– Мсье!
Я с удивлением обернулся. Обычно, когда вас окликают из-за стойки портье, это означает, что вам хотят передать послание. Однако я полагал, что никто не знает о моем пребывании здесь. Кроме Софи. А Софи должна быть наверху, в нашем номере…
– Мсье, – сказала молодая женщина со смущенной улыбкой. – Ваша жена ушла полчаса назад и просила меня передать вам эту записку.
Я схватил сложенный вдвое листок бумаги и прочел записку тут же, у стойки.
«Дамьен – пришлось сменить отель – вещи наши взяла – не расплатилась по счету – встретимся в 14 часов перед зданием, где работает тот, кому служат люди из моего любимого фильма».
Я прочел записку дважды, желая убедиться, что не сплю наяву, и еще потому, что последняя фраза выглядела совершенно непонятной. Она походила на какое-то анонимное письмо из старого шпионского фильма. Но я знал, что здесь все серьезно. Мне больше не нужны были доказательства того, что нам с Софи постоянно угрожает опасность. Вот только о каком здании она говорит?
Я на мгновение задумался и наконец понял. Тот, кому служат. Алан Дж. Пакула. «Вся президентская рать».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41