— Я говорю то, что есть, — ответил Уилок, — и я вам скажу больше: как только газеты возьмут нас в работу, с Бэнтом у нас разладится. Вот увидите. Не забудьте про Холла. Бэнт сразу же от нас откажется, как только мы попадем в газеты, а без этой заручки с Тэккером тоже нелегко будет справиться. Вы не присматривались к Тэккеру, как я. Я его знаю. Он, очертя голову, бросится в драку, и к нему тогда уж не подступишься. Все, все полезет из него, как гной, если его припрут к стене. Вот о чем я думаю и спрашиваю себя, что же с нами со всеми будет?
Разбежимся по норам, как крысы, думал Джо. На мгновение ему стало жаль Уилока. Только что человек этот был так уверен в себе и так к себе располагал. От него веяло успехом. И вдруг одно сказанное ему на ухо имя сразило его, как пуля. Джо поднял было руку, собираясь ободряюще потрепать Уилока по плечу, но уронил ее и подумал: «А я… я-то, ради чего я старался всю свою жизнь?»
Что-то клокотало в нем, кипело и пенилось. Все пласты сознания работали одновременно. Он думал о том, что его ожидает и что будет с ним и с Лео, и о том, что он всю жизнь желал лишь добра Лео и что из этого никогда ничего путного не получалось. А теперь вот и из синдиката ничего не получится, и даже синдикат — наихудшее из всего, тогда как он рассчитывал, что это будет для Лео лучшим из всего, будет так хорошо, что вычеркнет из памяти все остальное и все возместит, а оно оказалось худшим, худшим из худшего.
Джо хотел заговорить, но что-то сдавило ему горло. Он откашлялся.
— Когда такое случается, — сказал он, — самое лучшее, как я убедился, не задумываться, идти своей дорогой и делать свое дело.
— Не все так могут. Я вот думаю все время.
У Джо в голове теснилось столько мыслей, что это мешало ему находить нужные слова.
— Я хочу сказать, что не надо пугаться, — объяснил он. — Надо обдумать, что делать, и делать то, что надо, но не пугаться, не видеть все в дурном свете, с плохой стороны. Я, кажется, не совсем ясно выражаюсь, но я хочу сказать вот что: со мной всегда бывало так… Вот смотрите: я делец. Значит, я в каком-то бизнесе, и я делаю все, что нужно, чтобы остаться в нем. Это закон. Оставаться в бизнесе. Держаться бизнеса. Все так делают. Это закон для всех. И вдруг приходится туго. Тогда вы решаете, что надо делать, чтобы остаться в бизнесе, делаете это, и все получается хорошо. А если хорошо не получится, ну так что ж? Может быть, это даже и к лучшему, потому что когда вас побьют и вышибут из бизнеса, может быть, вам же будет лучше. Я не знаю. Не знаю.
Джо чувствовал, что говорит слишком громко. Он замолчал и потер рукой лоб. Мысли одолевали его. Он не мог ни собрать их, ни разобраться в них. Бизнес никогда не вызывал в нем никаких сомнений. Бизнес есть бизнес, и всякий должен зарабатывать на жизнь, если не родился богатым. Он никогда не задумывался над тем, что сделал с ним бизнес. Разве бизнес что-то делает с человеком? Человек делает бизнес. Таково было бы его мнение, если бы он когда-нибудь потрудился составить себе мнение об этом. Но теперь, в трудную минуту, сознание его выворачивалось наизнанку, и то, что он находил там, ставило его в тупик. Он говорил слова, которых не понимал, и мысли, мелькавшие в его голове, ему самому были непонятны.
Когда Джо потер себе лоб, он вдруг стал удивительно похож на Лео. У него появилось то же грустное и робкое выражение. Уилок впервые заметил, что между братьями существует сходство, и хотел было это сказать.
— Не знаю, — вдруг резко сказал Джо. — Всю жизнь я хотел идти правильным путем. Даже когда был ребенком, малым ребенком, и ничего не смыслил, все равно хотел этого. Я бессознательно к этому тянулся, и все, пытался, пытался, и все время мне что-нибудь да становилось поперек дороги. На каждом шагу. Я хотел идти тем же путем, что и все, а мне не давали. Всякий раз что-нибудь да случалось.
До сих пор Джо во всех неудачах винил либо свой «характер», либо своих соперников. Но теперь он запутался. Теперь ему казалось, что не он один создал свой характер. Что он был создан помимо него. А если не сам он создал свой характер, то кого же тогда винить? Что же тогда винить? Если не себя, то кого? Он не мог разобраться в собственных мыслях, и это сбивало его с толку.
— Со всеми так, — сказал Уилок.
— Нет, не так. Что бы я ни предпринял, всякий раз что-нибудь непременно становится мне поперек дороги, не поймешь даже, откуда и с чего оно берется. Вы думаете, до Фикко в моей жизни не случалось, чтобы мне преграждали путь? Но почему это так бывает? Почему это только мне так не везет? Можете вы мне объяснить?
— Право же, со всеми бывает то же самое. Это бизнес, человек человеку волк.
Джо не слышал Уилока. Он был слишком поглощен собственными мыслями и бесплодными усилиями в них разобраться.
— Нет, уверяю вас, нет! — вскрикнул он. — В чем же причина? Можете вы мне назвать хоть одну причину, почему всякий раз, как я пытался идти правильным путем, что-нибудь непременно становилось мне поперек дороги, что-нибудь извне, то ли юристы, или дельцы, полиция, собственные друзья, наконец, родной брат — и это всякий раз, черт подери, словно весь мир сговорился против меня, куда бы я ни подался, в любом штате нашей страны, и в Канаде, куда я ездил, и по ту сторону океана тоже, во Франции, в Париже? Почему это так?
— Это система наживы. Человек человеку волк. Ваш убыток — моя прибыль. Таков мир. Что же вы хотите, изменить мир?
— Но почему же человеку не дают жить? Почему? Посмотрите на меня: разве на мне клеймо какое? Разве я крыса, чтобы меня травили, травили, травили, и вот я вынужден огрызаться, а меня опять травят, я огрызаюсь, а меня опять травят, и травят, и травят, пока не загонят в какой-нибудь угол, и я там сижу и огрызаюсь; а потом опять травля и травля. Что же, значит, я так и должен всю жизнь метаться из угла в угол, кусаться, а меня будут травить? Неужели только в этом и состоит жизнь?
— Шшш… не горячитесь, — сказал Уилок. — Поспокойнее. У всех то же самое.
— Нет, нет, не то же самое. Я хочу выбиться, как все. И что же? Я берусь за какое-нибудь дело. И дело хорошее, и мне хорошо. Но мне мешают. Пусть! Не стану драться. Не хочу лезть в драку, не хочу наживать неприятности; кому охота иметь неприятности? Я бросаю свое дело и начинаю заниматься чем-нибудь еще, но и этого мне не дают. И куда бы я ни подался, всюду повторяется одно и то же. Почему это так? Вот вы человек умный, образованный. Так почему это? Объясните мне, почему? Может быть, вы вычитали из книг или еще откуда-нибудь знаете, почему человек, который хотел бы идти самым обычным мирным путем, как полагается, вынужден жить, как зверь, и все его травят?
Джо вопросительно смотрел на Уилока. Но на его лице он прочел только недовольство тем, что Джо так повышает голос.
— Уж доберусь я до этого сукина сына Фикко, — сказал Джо, — и собственными вот этими руками выцарапаю ему глаза. — И он вытянул вперед руки с согнутыми, как когти, пальцами.
— По-моему, не мешало бы выпить, — сказал Уилок.
— Э-эх! — Джо распрямил пальцы и безнадежно махнул рукой.
— Это нам обоим полезно.
— Вы только и думаете, как бы выпить, — сказал Джо. — Когда предстоит работа, я не пью, да и вам не советую прятать голову в виски, как страус — в песок.
— Про страусов это все враки.
— Ну, конечно, вас этому только и выучили, больше ничему. Только это вы и вычитали из ваших книг.
— Что ж делать, — улыбнулся Уилок, — если страусы на самом деле не прячут головы в песок.
— А мне в высшей степени наплевать и на них и на вас. — И Джо быстро зашагал по вестибюлю. Проходя мимо Лео, он отрывисто бросил ему: — Завтра увидимся. — Он отворил дверь, и прежде чем она захлопнулась, выскочил на улицу и вскоре скрылся за углом.
Уилок последовал за ним. Он шел, держа руки в карманах, слегка вразвалку, словно прогуливался. Поравнявшись с Лео, он остановился и задумчиво посмотрел на него.
— Ну что, мистер Минч, все обошлось благополучно? — сказал он.
Лео что-то ответил, но Уилок его не слышал. Он старался сосредоточить свои мысли на виски. Но это было нелегко.
— Всего хорошего, — оказал Уилок.
Он помахал рукой и сделал общий поклон, предназначавшийся и Лео, и служащим, которые стояли вокруг него. Теперь виски все яснее вырисовывалось перед ним. Все остальное отступало куда-то. «Буду воображать все виски, какое только есть в Нью-Йорке», — оказал он себе и громко причмокнул губами, чтобы заглушить то, что еще звучало у него в ушах. Он мысленно видел длинные шеренги коричневых и черных бутылок за стойками баров. Он думал о том, как они безмолвно стоят и ждут его, такие гладкие и холодные снаружи и такие убаюкивающие, горячие и забористые внутри.
Он шел к бутылкам словно больной, ищущий, где бы ему прилечь.
2
Лео устал и проголодался, но вопрос о Бауере был так серьезен, что от него нельзя было отмахнуться, и Лео заставил себя тотчас же заняться им. План действий рисовался ему так: сначала показать Бауеру, как скверно он поступил, затем объяснить ему, как это для него опасно, а когда он размякнет, простить его совсем или хотя бы взять на испытание. Но ему не хотелось тратить на это слишком много времени. Он сказал Бауеру, что подвезет его до станции метро, откуда ему удобно добраться домой.
— А я не домой, — сказал Бауер.
— Но ведь сейчас уже девять часов, десятый. Куда это вы собрались так поздно?
— Разве я обязан отчитываться перед вами и в том, что я делаю в неслужебное время?
Они стояли на тротуаре у выхода из суда. Лео глядел на Бауера в упор, пока тот не опустил глаз. Он думал, сколько вреда этот человек причинил его делу, его служащим и его отношениям с ними. Он старался изо всех сил не отступать от своего плана. Но это ему не удалось. Все, что он мог сделать, — это не повышать голоса.
— С вами никакого терпения не хватит, — проговорил он.
— Вот и хорошо, — угрюмо ответил Бауер. — Может быть, вы оставите меня в покое.
— Не драться же мне с такой мразью, как вы. Садитесь в машину.
Бауер не двинулся с места. Он стоял, угрюмо понурив голову.
— Вы знаете, в какую вы попали историю? — сказал Лео. — Вы знаете или нет? Вам грозит такое, что вам и во сне не снилось. Знаете вы это или нет? Так вот, садитесь в машину и скажите, куда вам надо.
Бауер, не подымая головы, буркнул:
— Мне надо купить булочки к кофе.
Машина Лео стояла у ближайшего перекрестка. Направляясь к ней, они прошли мимо нового форда, в котором сидел миниатюрный зеленолицый юноша, работавший у Барни Коха. Юноша выглянул из окна машины.
— Эй, Фред, — позвал он, — подвезти вас?
Бауер посмотрел на него. Он никак не мог сообразить, кто этот юноша.
— А, здравствуйте, — медленно проговорил он, стараясь вспомнить его имя.
— А то я еду в вашу сторону, — сказал юноша.
— Спасибо. — Бауер отрицательно покачал головой. Уолли, вот как зовут его. Уолтер, Уолтер… как его… из бильярдной Бойла. Он помахал ему рукой. — Меня подвезут, Уолли, — сказал он и пошел дальше с Лео.
Лео с любопытством посмотрел на юношу, но от расспросов воздержался. Он не хотел раздражать Бауера.
— Рядом с вашим метро есть булочная, — сказал он, когда они сели в машину Лео. — Там чудные свежие булочки, их пекут к вечеру. Мы туда и заедем.
— Делайте, что хотите, — сказал Бауер, — то, что я хочу, вам все равно безразлично.
Лео с трудом себя сдерживал.
— Вот там ваши булочки, — указал он.
На улице было холодно и темно. Во мраке холодным зеленоватым светом мерцали огни фонарей. Лео вел машину быстро. Он думал о Джусе, о Делиле с ссадинами на плечах, о Мюррее, который хотел поступить в полицию, и о том, как он дал Бауеру работу, когда Бауер пришел к нему и сказал, что у него дети голодают.
— Скажу вам прямо, — проговорил он сдавленным от сдержанной ярости голосом, — после того, что вы сегодня натворили, между нами все кончено.
— Что вы хотите сказать? — воскликнул Бауер. — Что я натворил?
— Что я хочу сказать? Вы прекрасно знаете, что я хочу оказать. Кончено. С сегодняшнего дня вы для меня, как вон та собака на улице, и я вам советую почаще оглядываться назад.
— Ну и ладно, — неуверенно сказал Бауер. Он отодвинулся от Лео и обеими руками ухватился за ручку дверцы. — Я хочу выйти, — сказал он.
Лео понял, что обращается с Бауером совсем не так, как надо. Это окончательно вывело его из себя.
— Мы еще не доехали, — сказал он.
— Вы меня не заставите здесь сидеть. Я хочу выйти.
— Нет, вы будете здесь сидеть.
— Выпустите меня. Почему вы меня не выпускаете?
Лео круто свернул к тротуару и резко остановил машину.
— Выходите, пожалуйста, — оказал он.
Бауер бросил на него нерешительный взгляд. Он все еще держался за ручку.
— Ну, выходите. Чего вы? — сказал Лео. — Валяйте. Но уж заботьтесь о себе сами.
В наступившей тишине слышалось только тяжелое дыхание Бауера. Он повернул голову и глядел на Лео, ноздри его то сжимались, то раздувались.
— Я не понимаю, о чем вы говорите, — сказал он. Подбородок у него задрожал, он отвернулся и стал глядеть прямо перед собой.
— Вы не знаете? Вот это ловко. Так-таки ничего и не знаете? Ровным счетом ничего? Ну так я знаю. Я знаю, что вы наделали, и мне надоело возиться с вами. Выходите, пожалуйста. Выходите к чертовой матери на улицу, где вам и место. Чего же вы ждете?
Бауер молчал. Он сидел, понуря голову. Ручку дверцы он выпустил, и руки его безжизненно лежали на коленях.
Лео немного подождал, потом включил мотор, и они поехали дальше. Только было Лео собрался сказать Бауеру, что готов помочь ему, если тот выразит сожаление и обещает больше этого не делать, как увидел булочную.
— Вот где вы достанете ваши булочки, — сказал он.
В магазине было уютно и очень светло, белый кафельный пол ослепительно сверкал. Витрина была пуста. И только одна проволочная корзинка с румяными булочками и несколько коричневых хлебцев виднелись внутри магазина на белых фаянсовых полках. Две полные блондинки беседовали возле кассы в глубине булочной. Их пухлые сдобные руки и лица розовели на фоне белых халатов.
Бауер поспешно открыл дверцу машины и чуть ли не вывалился на тротуар. Лео изумленно на него посмотрел. Одно мгновение ему показалось, что он вот-вот бросится бежать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71