Капитан сидел на кухне и завтракал. Кроме него, за столом сидели его дети-подростки. Жена в утреннем кимоно подавала на стол.
Миллетти предложил Лео чашку кофе, но Лео сказал:
— Нет, благодарю. Что такое произошло между нами вчера? — Миллетти провел его в столовую, прикрыл двери и спросил, что он имеет в виду — налет? — Да, налет, — сказал Лео, и Миллетти ответил, что понятия не имеет, в чем тут дело. Он получил приказ из Главного полицейского управления, и ему ничего другого не оставалось, как выполнить предписание.
— Обычно так не делается? — спросил Лео.
— Это не против правил. Управление может давать нам поручения.
— Я понимаю. Ну а другие две лотереи, в том же здании?
— Насчет этого я никаких указаний не получал.
— Значит, все остается по-старому? Вы никого не трогаете, пока вам не прикажут?
— Правильно, — сказал Миллетти. — Я никому на причиняю беспокойства, пока мне не прикажут.
Лео опять прошел через черный ход, дошел до угла, где Эдгар ждал его в машине, и поехал к себе в контору. До разговора с Миллетти он все еще надеялся, что налет не был подстроен Тэккером, а что полиция сама начала кампанию против лотерей. Теперь уже на это надеяться не приходилось. Было ясно, как день, что это Тэккер. «Ну, я вам даром в руки не дамся, мистер Тэккер, не рассчитывайте на это, — думал Лео. — Война, так война».
Война, в сущности, уже началась. Лео с самого начала подозревал, что налет был организован Тэккером, чтобы принудить его войти в объединение, и еще в тот же день, дожидаясь вместе со всеми в комнате рядом с залом суда, когда кончится процедура взятия на поруки, обдумал план действий. Самое главное — чтобы лотерея продолжала работать. Прежде всего нужно было найти новое помещение — за старым полиция установила надзор вплоть до окончания дела. Лео поручил своему юристу снять новое помещение, а Эдгара послал собрать контролеров и доставить их к нему, в его личную контору. Необходимо было закрепить всех контролеров за собой и закрепить так прочно, чтобы они не переметнулись к Тэккеру, когда узнают о его синдикате.
Это было не так-то просто. Контролеры работали на комиссионных, и налет не мог не ударить их по карману. Прежде всего те из их клиентов, которые выиграли в день налета, не получат своих выигрышей, потому что полиция конфисковала билеты, и установить, кто выиграл, было невозможно. Клиенты, конечно, будут злиться, и все их родственники и знакомые тоже будут злиться, и до тех пор, пока случай этот не изгладится в их памяти, нечего и думать заработать на них. Кроме того, всякий, кто услышит про налет, будет считать, что лотерея Минча ненадежна и, значит, с этих клиентов, — а их будут тысячи, — тоже никаких комиссионных не получить. Но если только у него будет время, чтобы оправиться, думал Лео, он вернет всех игроков и снова поставит свой банк на ноги. Главное — время. От этого очень много зависит. А чтобы выиграть время, он должен помешать Тэккеру переманить контролеров.
Как только арестованные сделали заявление о том, что не признают себя виновными и судья согласился отложить разбор дела и отпустить их на поруки, Лео поспешил к своим контролерам. Он провел с ними почти всю ночь, уговаривая и убеждая их. Он намекал, что тесно связан с Танкером, что он и его брат Джо заодно, а Тэккер — большой человек и мигом все уладит. Контролеры и сами с первого дня своей работы у Лео считали, что он один из тэккеровцев, но Лео хотел напомнить им об этом, чтобы они, узнав о тэккеровском синдикате, сделали такой вывод: если у Лео лотерейное дело не ладится, так и у Тэккера, верно, будет не лучше. А к тому времени, как они узнают правду, банк Лео, может быть, уже оправится и им незачем будет от него уходить. «Может быть, может быть, может быть, — думал Лео, — а пока что нужно драться. Пусть Тэккер узнает, с кем имеет дело, пусть не воображает, что я дамся ему в руки, как ягненок».
Еще не было девяти часов, когда Лео приехал к себе в контору, а его там уже поджидали: банкиры явились выразить свое соболезнование, а заодно разнюхать, не грозит ли и им опасность; сборщики не знали, что говорить своим клиентам и, не доверяя контролерам, хотели получить указания от самого хозяина; игроки, чьи номера, по их словам, выиграли накануне, пришли за своими выигрышами.
Лео решил лично принять всех. Ему казалось, что это и есть борьба. Снова и снова объяснял он игрокам, что рад бы заплатить, да лишен возможности узнать, кто сколько выиграл.
Игроки спрашивали, вернет ли полиция конфискованные билеты, когда дело будет закончено, и смогут ли они хоть тогда получить свои деньги.
— В этом-то вся и беда, — терпеливо повторял Лео. — Ведь мы вынуждены отрицать, что эти билеты принадлежат нам.
Никто из игроков не желал слушать его доводов. У них были свои доводы. Они поставили деньги на номер. Их номер выиграл — быть может, первый раз в жизни, — а где выигрыш? Кое-кто начал шуметь, и Лео должен был перестать думать о Тэккере и о том, что Тэккер намерен предпринять, и перенести свое внимание на человека, который стоял перед ним, потому что человек говорил: — Это мои деньги, и плевать мне на ваши почему да отчего, да если бы, да кабы, да что полиция сказала, да что вы сказали, да что он сказал, — я хочу гнать, где мои деньги?
— Я верю, что вы выиграли, — убеждал его Лео. — Я вижу, — у вас хорошее, честное лицо, и я убежден, что вы выиграли. Но если я заплачу вам без билета, тогда ко мне сбежится весь Гарлем, и каждый скажет, что он выиграл, и я должен буду всем платить. Не все ведь такие честные, как вы.
— Нечего сказать, хороший ответ! Говорите лучше, где мои деньги? — сказал игрок и, постояв еще немного, ушел обиженный — это уже был не клиент Лео, отнюдь уж больше не клиент Лео.
Они все приходили обиженными и уходили обиженными. Так какой от всего этого толк? Зря он это затеял. Зря стал с ними разговаривать — даром только время потратил и устал, как черт. Но все же это была борьба. Даже если и не такая, как нужно, и не с тем, с кем нужно, но все же это была борьба.
Однако против Лео было возбуждено дело. Нужно что-то предпринимать. Исход дела зависел от Тэккера. В акте было сказано: «Задержаны с лотерейными билетами». Это была обычная формула, достаточно гибкая, чтобы ее можно было толковать как угодно. В большинстве случаев на основании такого акта доказывалось владение лотерейными билетами, но это квалифицировалось всего лишь как судебно наказуемый поступок, и дела такого рода разбирал судья без присяжных. Адвокат Лео и Рудди, его поручитель, без труда уладят это дело с судьей. Ну, а если полиция постарается доказать, что Лео — основатель и хозяин лотерейного банка? Это уже уголовное преступление, и судья должен будет передать дело суду присяжных. Там у Лео не было «заручек». Он не знал там никого, кто бы мог за него похлопотать, кроме Тэккера. Тэккер хозяйничал в полиции, и там все делалось по его указке, он хозяйничал и в низшей судебной инстанции, и там тоже все делалось по его указке, и в суде присяжных он тоже хозяйничал.
«Итак, — думал Лео, — меня посадят в тюрьму». Ему вспомнился тюремный запах полицейского автомобиля. Тот же запах был и в суде. От этого запаха так свербило в носу, словно туда забралось насекомое. Лео зажимал кончик носа пальцами и крутил его из стороны в сторону, но не мог освободиться от запаха. Тогда он попытался его выдавить. Он захватил двумя пальцами переносицу и стал оттягивать нос книзу, но и это не помогло. Ему показалось, что он просто раздавил что-то в носу. И запах раздавленного был еще тошнотворнее.
Сейчас этот запах припомнился Лео так отчетливо, что ему опять почудилось, будто запах, как насекомое, заползает к нему в нос. «Ладно, — подумал он. — Буду валяться в грязи, в сырости, на цементном полу. Клопы и крысы будут бегать по лицу всю ночь. Матрац будет вонять так, словно он набит раздавленными клопами. Но Тэккер узнает меня. Я его поучу, как нужно драться».
Служащих его, решил Лео, Тэккер, во всяком случае, не станет трогать. Тэккер возбудит уголовное дело только против одного Лео, рассчитывая, что тот прибежит к нему и предложит мировую. Остальные отделаются штрафом, и Рудди с адвокатом о них позаботятся. Значит, какой ни на есть бизнес останется. Контролеры связаны с ним крепко, и Эдгар может ими руководить, а Бауер будет управлять банком и, таким образом, что-то вроде бизнеса на худой конец останется, и, когда он отсидит свой срок, ему будет с чего начать.
Нет, вдруг подумал Лео, ничего не выйдет. Будут еще налеты, и еще налеты, и еще, и еще, и еще налеты. Если ему пришьют сейчас уголовное дело, у него, конечно, снимут отпечатки пальцев. Пусть даже ему удастся на этот раз сторговаться с уголовным судом, и дело против него будет прекращено, — все равно там останутся отпечатки его пальцев и будут подстерегать его. Он станет рецидивистом, и ни один судья, даже такой, которого ему удалось бы перекупить у Тэккера, не сможет до бесконечности прекращать дела против него. Нет! Нелепо даже думать об этом. У него уже брали однажды отпечатки пальцев — после истории с грузовиками. Тогда он попал в списки как бутлегер. В связи с новым возбужденным против него делом все будут думать, что его не зря обвиняли в бутлегерстве и он просто сумел вывернуться, а дело с бутлегерством заставит думать, что он виновен и в деле с лотереей. Судьи должны будут все это учесть, даже если и захотят сторговаться с ним. Ну, а если им придется и во второй, и в третий, и в четвертый, и в пятый раз разбирать дело по обвинению его в содержании лотереи? Нет, все пропало. Его хотят убрать с дороги и уберут.
У Лео мелькнула было мысль повидаться с Джо. «Нет, пусть он сдохнет раньше, — тут же сказал он себе. — Это все он подстроил. Пусть-ка сам приедет ко мне». А Джо ждал Лео у себя в конторе. Он даже не пошел завтракать, боясь, что Лео может прийти и не застать его. Но Лео был убежден, что Джо сам придет к нему. «Совесть в нем заговорит, — решил он и сейчас же подумал: — У таких людей нет совести». Но тут же мелькнула новая мысль: «Так или иначе, в суд мне являться не раньше, чем через три недели, а если они передадут дело в уголовный, так это протянется еще три-четыре месяца». Он решил, что к Джо не поздно будет пойти в последнюю минуту, а пока что можно драться. Пусть он проиграет, но прежде он сдерет с Тэккера шкуру. Сдерет шкуру и послушает, как он завизжит. Тэккер визжит, как зарезанный! Это будет приятнее всякой музыки.
Пухлые руки Лео, лежавшие на краю стола, сжались в кулаки. «Я — маленький человек, — говорил он себе, и голова его качалась в такт его словам. — А Тэккер — большой человек и думает, что до него не добраться. Но я его пройму. Я его так пройму, что у него кишки повылазят, и пусть он удавится на своих кишках. Вы слышите, господин бандит, мистер Бен Тэккер?» Он огляделся вокруг с таким выражением, словно ждал, что стены конторы рухнут от бушевавшей в нем ярости. Но стены продолжали стоять как ни в чем не бывало, и он с минуту сидел, уставившись на них, пока не понял, что он, конечно, никогда и не предполагал, будто они могли рухнуть.

Оставив свою контору, битком набитую угрюмыми, недовольными людьми, Лео отправился по новому адресу — проверить, явились ли туда его служащие. Он был уверен во всех, кроме Бауера. Остальные очень быстро оправились от налета и примирились с ним. Но Бауер, когда его допрашивали в полицейском участке, стоял, понурив голову, и в ожидании суда сидел, уставясь в пол, и даже в судебной камере, когда заявлял, что не признает себя виновным, не поднял головы.
Лео под руку вывел Бауера из здания суда на улицу, где его ждал Эдгар в большом зеленом автомобиле. Лео старался быть внимательным к Бауеру, так как рассчитывал, что Бауер будет вести дело, если самое худшее все же произойдет.
— Я знаю, что вам сейчас не по себе, — сказал Лео, — но так или иначе, а завтра нужно выйти на работу.
Бауер хотел было ответить, но спазма сдавила ему горло, и он издал только какой-то сиплый звук. Он сделал несколько вялых попыток откашляться, после чего снова умолк.
— Вы знаете, как бывает в таких случаях, — сказал Лео. — Нужно все уладить, и потому сегодня и завтра и вообще в ближайшие дни у меня будет столько хлопот, что я не смогу заниматься делами в банке. Так вы придете, наверное?
— Постараюсь, мистер Минч.
— Нет, вы обещайте мне. Если вам трудно будет ехать в автобусе, я пришлю за вами машину. Но вы должны быть на месте.
— Пришлете, правда? — Бауер поднял голову.
— Непременно пришлю, даже если вы будете здоровы. — Бауер сразу приосанился. Ему тридцать лет, подумал Лео, у него дети, а им можно вертеть, как ребенком. — Я не на ветер говорю, — сказал он. — Завтра все зависит от вас.
Бауер поднял сжатые в кулаки руки и потряс ими перед грудью с самым решительным видом.
— Обещаю, обещаю вам постараться изо всех сил, — сказал он.
Эдгар открыл дверцу автомобиля, и Лео медленно влез в машину, думая о том, что он скажет контролерам, затем вспомнил, что не позвонил Сильвии и не предупредил ее, что запоздает к обеду.
— Вы можете положиться на меня, я вас не подведу, мистер Минч.
Лео уже забыл про Бауера. Услышав его слова, он высунул руку из машины и потрепал Бауера по плечу. Пока Эдгар включал мотор и отъезжал от стоянки, Лео смотрел вслед удаляющемуся Бауеру. У него был столь решительный вид, что Лео чуть не рассмеялся. «Прямо, как девчонка — покатай ее на машине, и она уже готова», — подумал он.
Но теперь, сидя на подоконнике своей новой конторы и поглядывая на улицу, Лео вовсе не был уверен, что эта детская приманка могла всерьез повлиять на взрослого человека, и обдумывал, как ему быть, если Бауер откажется приехать с Эдгаром.
«И все Тэккер! — думал он. Нога его стала непроизвольно раскачиваться, и с каждым взмахом в голове проносились проклятия. — Тэккер! Шакал окаянный! Падаль, дерьмо! Железная утроба была у твоей матери — выносила такого. Змеиный яд, а не семя у отца — породил такую мразь. И как только жена с тобой целуется? И чего он только живет на свете? Как это такую гниль, плесень, такую бездушную, безмозглую тварь земля носит, а ведь живет, зараза этакая!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71