Мы бы пошли, но ни один из них не отважился выговорить вслух эту кратк
ую, ясную и раскованную фразу, и сколь же велико было их смятение, если они
даже не вспомнили, что могли бы, в сущности, и произнести ее безо всякого д
ля себя риска, поскольку эта мразь из третьей палаты отдает предпочтение
женщинам, ну да, предпочтение отдает, а их самих, наоборот, берет.
Да, мужчины не вспомнили, зато вспомнили женщины, ибо чем иным можно было о
бъяснить тишину, которая мало-помалу объяла палату, где бурлила эта стыч
ка, вспомнили и словно бы поняли, что для них победа в словесной перепалке
ничем не отличается от поражения, а оно не замедлит, и, надо полагать, в про
чих палатах происходила такая же полемика, поскольку известно, что рассу
ждения человеческие часто повторяются, как, впрочем, и безрассудства. А з
десь финальная реплика принадлежала женщине лет, наверно, уже пятидесят
и, находившейся в карантине вместе со старенькой матерью, которую надо в
едь чем-то кормить: Я пойду, сказала она, не зная, что слова ее эхом откликну
лись на те, что сию минуту произнесены были женой доктора в первой палате
правого крыла: Я пойду, где протесты были не столь бурными оттого, наверно
, что женщин мало, и в самом деле, жена первого слепца, девушка в темных очка
х, регистраторша, горничная из отеля, потом та, про кого ничего не известно
, да еще та, которая не спит по ночам, но она, впрочем, уж такая несчастная, та
кая убогая, что лучше бы, право, оставить ее и покое, освободить от этой пов
инности, дело известное, от женской солидарности мужчины Ц в проигрыше.
Первый слепец завел было речи о том, что жена его не опозорит себя, не отда
ст свое тело неизвестно кому во имя чего бы то ни было, что не захочет пойт
и на это, да и он не допустит, что достоинство и честь ценнее всего остальн
ого, что стоит лишь раз поступиться чем-то на первый взгляд пустячным, как
утратишь вскоре и самый смысл жизни. Доктор спросил его тогда, какой смыс
л усматривает он в жизни, где сложилась ситуация, в которую сейчас попали
они все, голодные, до ушей заросшие грязью, заеденные вшами, искусанные бл
охами, заживо сожранные клопами: Может быть, и я свою жену не хочу отпускат
ь туда, но от моего хотения ничего не изменится, она сказала, что пойдет, и э
то ее выбор, и я знаю, что моя мужская гордость, то, что мы называем мужской г
ордостью, если после всех этих унижений сохранилось нечто, заслуживающе
е этого названия, так вот, моя мужская гордость пострадает, уже пострадал
а, и это неизбежно, но, вероятно, иначе просто не выжить. Каждый поступает в
соответствии со своими моральными принципами, я думаю не так, как вы, и мен
ять свои убеждения не собираюсь, довольно запальчиво ответил первый сле
пец. Тогда сказала девушка в темных очках: Там ведь не знают, сколько тут ж
енщин, и потому вы можете оставить жену исключительно для собственного у
потребления, мы вас обоих прокормим, я только хотела бы знать, как тогда бу
дут у вас обстоять дела с достоинством и честью, не горек ли будет принесе
нный нами хлеб. Вопрос не в том, начал первый слепец, а в том, но фраза повисл
а в воздухе, потому что он и сам не знал в чем, и все сказанное прежде было не
более чем некими разрозненными суждениями из другого, не этого мира, и сл
едовало бы, наверно, воздеть руки да возблагодарить небеса, что ниспосла
ли счастливую возможность оставить позор в черте семейного круга, а не т
ерзаться стыдом за то, что поступаешь на содержание к чужим женам. К жене д
октора, если быть совсем точным, потому что у остальных обитательниц пер
вой палаты, исключая девушку в темных очках, особу незамужнюю и свободну
ю, о чьей рассеянной жизни мы уже получили более чем исчерпывающие сведе
ния, мужья если и были, то не здесь. Молчание, повисшее за этой оборванной ф
разой, будто просило, чтобы кто-нибудь окончательно разъяснил ситуацию,
и вот заговорила та, кто и должен был, то есть жена первого слепца: Я такая ж
е, как все, и делать буду то же, что все, произнесла она недрогнувшим, что наз
ывается, голосом. Делать будешь, что я скажу, прервал ее муж. Ты бы оставил э
тот тон, а, потому что видишь не больше, чем я. Это недостойно. В твоей власти
поступить достойно, с этой минуты откажись от еды, прозвучал ответ, неожи
данно жестокий в устах женщины, которая до сих пор казалась всем человек
ом кротким и глубоко почитающим мужа. Внезапно зашлась пронзительным см
ехом горничная: Да как же он, бедняжка, откажется, и смех вдруг сменился пл
ачем, и слова послышались другие: Что ж делать, и звучали они почти как воп
рос, на который нельзя ответить иначе, как уныло покачать головой, что и сд
елала регистраторша, прибавив: Что ж делать. По выражению глаз, вскинутых
женой доктора к висящим на гвозде ножницам, можно было бы сказать, что и он
а спрашивает о том, однако направление взгляда отвечало на встречный, им
и заданный вопрос: Что ты хочешь делать нами.
Впрочем, всему свой черед, и кому судьба ночью помереть, уж будьте уверены
, до рассвета не дотянет. Слепцы из третьей палаты левого крыла, как люди п
орядливые, решили начать с тех, кто поближе, то есть с женщин своего крыла.
Применение метода ротации, а слово это здесь совершенно уместно, предост
авляет все выгоды и избавляет от неудобств потому, прежде всего, что позв
оляет знать, что было сделано, что делается сейчас, это все равно как взгля
нуть на часы и сказать о минувшем дне: Я прожил от сих до сих, еще ого-го ско
лько, или: Ах, как мало осталось, а во-вторых, потому, что, когда вереница пал
ат будет пройдена и круг замкнется, возвращение к изначальным истокам ос
вежит легким сквознячком новизны, и особенно тех, у кого неважная сенсор
ная память. Стало быть, женщинам правого крыла скомандовано стоять вольн
о или гуляй пока, ведь, как известно, чужое горе вполгоря горевать, этих сл
ов никто не произнес, но подумали все именно так, и, по правде вам сказать, е
ще не родилось на свет первое человеческое существо, лишенное этой второ
й кожи, называемой эгоизмом, что куда прочней первой, которая закровит, чу
ть только ткни ее. Ну, впрочем, следует отметить, что женщины довольно свое
образно исполнили отданную им команду, ибо непостижимо таинственны изг
ибы души нашей, и близость неминуемой и несомненной опасности и унижения
, которым совсем скоро должны будут их подвергнуть, разбудила и обострил
а тягу к другой близости, разожгла во всех палатах волчий телесный голод,
неутолимый плотский аппетит, сильно поутихший за время карантина, так чт
о мужчины словно бы с неким отчаянием впечатывали в женщин свой след, мет
или, пока их не увели, своим тавром, а те хотели покрепче запечатлеть в пам
яти ощущения, полученные добровольно, чтобы выстоять под грядущим натис
ком ощущений, навязанных насильно, тем паче что их может и не быть. И, взяв д
ля примера первую палату правого крыла, неизбежно должны будем спросить
себя, как удалось преодолеть столь значительную количественную диспро
порцию между представителями обоих полов, даже если не считать негодных
к половой жизни, а они тут наверняка должны быть, взять хоть старика с черн
ой повязкой, да найдутся ему под стать и другие, старые и молодые, по тем ил
и иным причинам оказывающиеся в данном вопросе некомпетентны, чтоб не ск
азать похуже, но в рифму. Ибо ведь уже давно известно, что женщин в первой п
алате всего семь, включая ту, которая не спит по ночам, и ту, про кого ничего
не известно, а супружеских пар всего две, и это обстоятельство выводит, из
вините, из игры непомерно значительное число мужчин, косоглазый мальчуг
ан пока не в счет. Быть может, в соседних палатах больше женщин, однако неп
исаный закон, здесь родившийся и от долгого применения обретший свойств
енную закону непреложность, велит решать все проблемы там, где они возни
кли, не вынося их за стены палаты, тем более что пример этого подан был еще
в старину и отлит в бронзе народной мудрости, не устающей снова и снова во
схищать нас: Ступил за порог да смутился, к жене прилег Ц излечился. И зна
чит, потребности мужчин первой палаты правого крыла удовлетворяют толь
ко женщины, находящиеся с ними под одной крышей, все, кроме жены доктора, к
оторую неведомо почему никто не осмеливается домогаться ни словесно, ни
посредством протянутой руки. Вот и жена первого слепца, сделав столь реш
ительный шаг, каким следует признать резкий ответ мужу, делает, стараясь,
правда, чтобы вышло понезаметней, то же, что все остальные, о чем в свое вре
мя и предупреждала. Случается, однако, и не поддающееся ни доводам рассуд
ка, ни сердечной нежности сопротивление вроде того, которое оказывает де
вушка в темных очках аптекарю, и сколько бы ни множил тот свои аргументы, к
ак бы ни растекался в мольбах, так ничего и не добился, поплатившись таким
образом за слишком развязную реплику, отпущенную некогда из-за прилавка
вместе с глазными каплями. И вот эта самая девушка в темных очках, поди их,
женщин, пойми, а она здесь самая красивая, лучше всех сложена и сильней про
чих, едва лишь разнеслась весть об ее достоинствах, желанна, однажды ночь
ю наконец сделала свой выбор и сама, своей волей, легла в кровать к старику
с черной повязкой, а тот принял ее как летний дождь после засухи и расстар
ался как мог, и, кстати, для своего возраста очень даже недурно, доказав эт
им, причем в очередной раз, что внешность обманчива и что не гладкостью ли
ца и не ладным кроем фигуры определяется сердечная крепость. Все обитате
ли палаты поняли, что девушка в темных очках предложила себя старику с че
рной повязкой из чистого сострадания, но иные мужчины, наделенные нравом
чувствительным и мечтательным и к тому же раньше уже имевшие случай нас
ладиться ею, задумались о том, что нет, наверно, в этом мире награды выше, че
м так вот лежать одному в своей постели, грезя о недостижимом и невозможн
ом, и вдруг почувствовать, как женщина откидывает одеяло, проскальзывает
под него, медленно протягивается рядом, едва касаясь телом тела, и затиха
ет, замирает, безмолвно ожидая, когда вскипевшая кровь уймет внезапную д
рожь ошеломленной кожи. И ни за что, за так, просто потому, что ей так захоте
лось. Значит, судьба-то не всегда рассыпает свои дары вслепую и наугад, зн
ачит, иногда хорошо быть стариком и закрывать черной повязкой пустую гла
зницу. А может быть, и вообще есть на свете такое, что не надо даже и пытатьс
я объяснить, ни доискиваясь причин, ни копаясь в чужой душе, как и поступил
а жена доктора, когда ночью поднялась с кровати, чтобы укрыть одеялом раз
метавшегося во сне косоглазого мальчика. А легла потом не сразу. Прислон
ившись к стене, в узком пространстве между двумя рядами коек, она через вс
ю палату с отчаянием смотрела на дверь, в которую в один прекрасный день, н
ыне кажущийся таким далеким, вошли они и из которой теперь им нет выхода н
икуда. Так стояла она, пока вдруг не увидела, что муж встает и, как лунатик, у
стремив перед собой неподвижный невидящий взор, направляется к той кров
ати, где спит девушка в темных очках. Она даже не попыталась остановить ег
о. Не шевелясь, смотрела, как он поднял одеяло, прилег рядом, и как девушка п
роснулась, приняла его безропотно, как поискали и нашли друг друга губы, к
ак потом случилось то, что и должно было случиться, смотрела, как дарят и п
олучают, обмениваясь им, наслаждение, слушала, как на приглушенно прошеп
танное: Доктор, что могло бы прозвучать смешно и нелепо, но почему-то не пр
озвучало, шепчут в ответ: Прости, сам не знаю, что на меня нашло, ну, так оно и
есть, как было заявлено нами чуть выше, и в самом деле, как можем мы, посторо
нние, всего-то лишь свидетели и очевидцы, судить о чем-то, раз уж он и сам не
знает. Лежа на узкой кровати, не могли представить себе те двое, что за ним
и наблюдают, но доктор вдруг встревожился, спросил себя, спит ли жена, може
т быть, как всегда по ночам, бродит где-нибудь в коридоре, и уж приподнялся
было, чтобы вернуться к себе, но раздался голос: Лежи, и рука, легче присевш
ей на ветку птички, легла ему на грудь, он хотел что-то сказать, может быть,
объяснить, что сам не знает, что на него нашло, но вновь раздался голос: Есл
и ничего не будешь говорить, я лучше пойму. Девушка в темных очках заплака
ла: Какие мы все несчастные, пролепетала она, а потом: Это я сама, сама, я тож
е хотела, доктор не виноват. Молчи, мягко ответила жена доктора, мы все пом
олчим, бывает, что от слов никакого проку и толку, ах, если бы я тоже могла пл
акать, все высказать слезами и обойтись без слов, чтоб тебя поняли. Она при
села на край кровати, простерла руку над обоими, словно обнимая разом и ег
о и ее, и, всем телом перегнувшись к девушке в темных очках, еле слышно прош
ептала ей на ухо: Я вижу. Та осталась спокойна и неподвижна, хоть и удивила
сь, что не чувствует никакого удивления, будто знала об этом с самого перв
ого дня, но просто считала, что нельзя вслух говорить об этом, как нельзя р
азглашать доверенный тебе секрет. Чуть повернула голову и в свой черед ш
епнула на ухо жене доктора: Я знала, не знаю, что сейчас уверена в этом, но, м
не кажется, знала. Только это тайна, никому ни слова. Будьте покойны. Смотр
и, я тебе доверилась. Не подведу, не выдам, умру, а не обману вас. Говори мне т
ы. Не могу, это я не могу. Все это говорилось на ухо, то на одно, то на другое, и
губы скользили по волосам, дотрагивались до мочки, и разговор шел о сущих
пустяках, и разговор шел о самом главном, если только могут сочетаться та
кие противоположности, и это был разговор сообщниц, и вроде бы не касался
мужчины, лежавшего между двух женщин, но вовлекал его в себя логикой, кото
рая была не от мира сего с расхожими его идеями, с обыденной действительн
остью. Потом жена доктора сказала ему: Побудь еще, если хочешь. Нет, я пойду
к нам. Постой, я помогу. Она привстала, освобождая ему место, и мгновение ра
зглядывала две слепые головы на грязной подушке, немытые лица, сбитые в к
олтун волосы, и только вот глаза, да, глаза сияли неистово и бесполезно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44