Утешали себя надеждой, что королева с королем были в наилучших отношениях и что королева подарила народу инфанту.
Влияние Изабеллы усилилось в связи с этим, и в некоторых неудачах и дурных поступках обвиняли ее советников, министров.
В Санта Мадре, вечером двадцатого декабря, сидели в совещательной зале у длинного, покрытого черным сукном стола три великих инквизитора Испании — Антонио, Маттео и Мерино. Им было сообщено о благополучном разрешении королевы. Это событие породило некоторые вопросы, которые должны были быть основательно обсуждены патерами.
Круглолицый Маттео, духовник королевы-матери, только что сообщил своим высокопочтенным братьям, что за последнее время влияние монахини Патрочинио на Изабеллу весьма ослабло и что, следовательно, необходимо найти средство овладеть королевой посредством приставленного к ней исповедника-духовника.
— Сегодняшнее событие нанесло нам сильный удар, — спокойным голосом отвечал престарелый Антонио, — последствия которого трудно рассчитать. Изабелла получит через него такую силу, которой нам нельзя будет противодействовать ни через короля, ни через Мурильо!
Мерино, младший из монахов, фанатик в душе, с мрачно блестящими глазами до сих пор молча прислушивался к изречениям своих собратьев. Теперь и он хотел излить скопившийся яд против Изабеллы и ее любимцев.
— Сестра Патрочинио вытесняется новым влиянием Франциско Серрано, с непонятной скоростью возвысившегося до герцога и маршала! Изабелла находится под влиянием этого генерала и Жуана Прима, которому пожалован титул графа Рейса! Сколько трудов и хлопот стоило президенту Мурильо, чтобы хоть на краткое время удалить третьего любимца, этого хитрого Олоцагу!
— Их необходимо устранить для всемогущества Санта Мадре!
— Ведь нам же удалось низвергнуть герцога Валенсии! — сурово отвечал Антонио.
— И все-таки этот Нарваэц опять вблизи Мадрида и, при всей нашей силе, нам все-таки не удалось добиться от непостоянной Изабеллы Бурбонской, чтобы ради блага страны мечом покончить с тем тайным обществом…
Маттео Нахмурил брови, они вспомнили с Мерино ночь святого Франциско.
— С тем тайным обществом Летучей петли, даже о предводителе которого мы ничего положительного не можем добиться. Известно только, что имя его дон Рамиро.
— И что они собираются в развалинах Теба, — прибавил Антонио.
— Скажи — собирались, престарелый, почтенный брат, — сказал разгоряченный Мерино, — с тех пор, как мы безотлучно стережем развалины, чтобы подкараулить это опасное общество, ни один из его членов не подойдет к зданию, как будто кто из нас выдал им тайный план Санта Мадре.
— Но все-таки наблюдения брата Жозэ для нас очень важны.
— Ты говоришь о поимке вампира? — Конечно, оно чрезвычайно важно! Но еще важнее схватить этого тайного предводителя, осмелившегося проникнуть в наши стены. Перед ним открываются замки наших дверей, он, вероятно, живет под землей, так как наши фамилиары не могут найти его следа. Кажется, Изабелла Бурбон-ская боится Летучей петли!
— Ты прав, высокопочтенный Мерино, — отвечал Маттео, — она, вероятно, боится, так как колеблется позволить арестовать их.
— Так Санта Мадре заставит ее! — вскричал Мерино со зловещим блеском в глазах. — Верховная власть в наших руках. Тот, кто захочет похитить ее, должен погибнуть!
— Соблаговолите, мои достопочтенные братья, принять от меня доказательство, — говорил Маттео, — что Изабелла Бурбонская в глубине души не принадлежит отцам церкви и что она не признает их власти.
— Мы рады слушать твои основательные обвинения, брат Маттео, — отвечал старец Антонио.
— Вам известно, мои дорогие братья, что мы разрешили Марии Кристине, когда она была в материальном затруднении во время войны с доном Карлосом, взять бриллианты со статуи святого Исидора, оцененные в миллион дуро, и заменить их поддельными. С тех пор прошло уже десять лет. Благочестивые прихожане церкви святого Исидора не заметили подмены. Теперь же прошел назначенный нами срок. Уже полгода тому назад я строго и настойчиво напоминал Изабелле Бурбонской о возвращении бриллиантов. Напрасно! Она отвечала пустыми обещаниями, а святой старец до сих пор лишен своего украшения.
— Так ее надо заставить возвратить бриллианты из казенной кассы! — сказал патер Антонио.
— Изабелла уклонилась от этого предложения.
— Если она откажется, то будет святотатницей, она приняла обязательства своей матери, — мрачно сказал Мерино.
— Теперь она будет опираться на влияние, приобретенное ею над народом рождением ребенка! — пояснил Маттео. Саркастическая улыбка озарила его круглое лицо.
— Беда ей, если она еще осмелится сопротивляться могуществу Санта Мадре, она не первая, которая дорого за это поплатится, — говорил бледный страстный Мерино.
— А если она станет надеяться на помощь других?
— То должна умереть! — вскричал Мерино.
Сгорбленный старый патер Антонио невольно взглянул на молодого брата, при последних словах вскочившего с места. Казалось, он был готов на все, у него уже раз вырвались подобные слова. А фанатизм, блестевший в его глазах, явно показывал, что он способен был исполнить свои угрозы.
— Санта Мадре старше престола и дворца Мадрида, — заговорил престарелый великий инквизитор, — Санта Мадре могущественно и непреклонно, Изабелла Бурбонская знает это от матери и по истории! Она не должна забывать, что она только под нашей властью остается на своей высоте. Если же она захочет возвыситься над нами, тогда ей грозит гибель! Прошу достопочтенных братьев, собравшихся здесь, через четыре недели произнести по этому делу окончательный приговор. До тех пор должно выясниться, будет ли это опасное общество Летучей петли преследовать Изабеллу Бурбонскую, и желает ли она возвратить святому Исидору его украшения. Увеличения срока мы не можем допустить!
— Мы согласны с тобой, достопочтенный брат Антонио, — говорили Маттео и Мерино.
Никто не подозревал, что было решено во дворце на улице Фобурго.
Сестра Патрочинио, допущенная к королеве через несколько дней, получила предписание дружески предложить больной эти два вопроса, важности которых она и не подозревала.
Изабелла ответила монахине, чтобы впредь не являлись к ней с подобными вопросами и что государственная казна до того истощена, что если бы она даже и пожелала возвратить бриллианты, то была бы не в состоянии исполнить своего желания. К тому же камни были пожертвованы статуе святого Исидора королем, а следовательно, королева имеет право взять их обратно по-своему усмотрению.
Через четыре недели после совещания трех великих инквизиторов, они опять собрались, по уговору, в мрачной зале Санта Мадре; что там произошло и о чем говорилось, ни единое человеческое ухо не слышало. Только верно то, что по окончании этого возбужденного совещания каждый из трех великих инквизиторов опустил руку в урну, стоявшую на столе, покрытом черным сукном. Младший из трех патеров дьявольски улыбнулся, когда увидал попавшийся ему жребий, но и этого жребия человеческое око не видало, так как великие инквизиторы отошли к камину и каждый собственноручно бросил свою бумажку в пламя, ярко блестевшее в камине тайного здания.
Здоровье королевы заметно поправлялось. Бюллетени о здоровье с каждым днем были все более и более удовлетворительны. Лейб-медики по неотступным просьбам духовников и министров дали свое согласие на служение благодарственной обедни. Королева назначила этот церковный праздник на второе февраля 1852 года.
Никто и не предполагал, что ожидало королеву. Изабеллу только мучило какое-то странное, беспокойное предчувствие чего-то недоброго. Чем ближе приближался назначенный день, тем больше ею овладевало беспокойство, дошедшее до того, что она хотела даже отложить церемонию до другого дня, но побоялась заслужить гнев Пресвятой Девы и церкви, а потому, поборов себя, она назначила церковь святого Антиоха для служения благодарственного молебна.
Королева, рассылая приглашения высокопоставленным лицам, особенно любезно приглашала маршала Серрано, графа Рейса и контр-адмирала, чувствуя, что чем ближе они будут к ней, тем лучше для нее.
В три часа пополудни королева с королем отправились в церковь святого Антиоха. Они ехали в праздничной карете, запряженной великолепными серыми лошадьми. На паперти старой, всеми чтимой церкви они были встречены Примом, Серрано и Топете, а в самой церкви министрами во главе с Браво Мурильо и некоторыми старыми генералами. За королевой вошла в церковь Мария Кристина с супругом.
Изабелла приблизилась со своим супругом к нише, в которой находилась мраморная статуя Пресвятой Девы, изображенная в человеческий рост.
Ни один священник не встретил королеву, шедшую приносить свою благодарственную молитву, ни один из исповедников церкви святого Антиоха не явился к ней.
Изабелла удивленно поглядела вокруг — страшное предчувствие овладело выздоравливающей. Маленький болезненный король искал глазами духовенство, но не осмелился сделать никакого замечания.
На алтаре, к которому подошла Изабелла со своим супругом, горели свечи. Противоположный боковой алтарь, к которому подошла Мария Кристина с герцогом Рианцаресом, тоже был ярко освещен, кавалеры и дамы свиты и всего двора заняли места в почтительном отдалении от царственной четы.
Звук органа торжественно гудел в высокой церкви, а мерцающие ч свечи, благоговейно действуя на молящихся, освещали своды храма, сливаясь с курящимся фимиамом.
Изабелла была бледна и озабочена. Гладко причесанные прекрасные темные волосы окаймляли ее лицо. Взамен всякого украшения на ней было наброшено белое покрывало, которое, падая на плечи и платье, придавало ей особую прелесть. Милые голубые глаза на минуту остановились на Серрано, а потом, следуя невольному порыву сердца, устремились на престол Пресвятой Девы со Спасителем на руках, милосердно взиравшей на нее. Никогда еще Изабелла не была так хороша, как в настоящую минуту. Франциско Серрано невольно любовался ею. Закончив молитву, королева встала и, сопровождаемая супругом, направилась к церковной трапезе. Мимо них прошел монах, прячась в свой капюшон. Никто не обратил на него внимания. Один Прим с удивлением заметил его. Он поднял глаза и увидел стоявшего у главного престола в полном церковном облачении престарелого Антонио. Сгорбленный монах поспешно подошел к королеве. Франциско де Ассизи отступил в сторону, предполагая, что монах явился к королеве с какой-нибудь просьбой. Изабелла заметила стоявшего перед ней служителя церкви.
— Патер Мерино! — удивленно прошептала она…
— Да, это он… изменница! — воскликнул монах. — Вот тебе проклятие Санта Мадре!
Изабелла с содроганием отступила назад, сдавленный страшный крик вырвался из ее бледных губ. Она увидела, как Мерино, скрежеща зубами, вытащил из-под капюшона блестящий кинжал и замахнулся им на нее. Все это произошло в одну минуту. Придворные онемели от ужаса.
Мерино вонзил кинжал в грудь королевы. Она уже чувствовала, как холодная сталь проникла в ее тело. Из уст присутствующих вырвался крик ужаса. Еще минута — и кинжал проколол бы сердце королевы…
Дамы закрыли лицо руками, другие попадали в обморок. Мужчины в страшной суматохе кричали о помощи. Король, вместо того чтобы схватить преступника, окропившего престол Всевышнего кровью королевы и неслыханно обесчестившего церковь, шатаясь, подался назад.
В ту минуту, когда уже убийственный кинжал вонзился в жертву и кровь уже обагрила белое кружево, окаймлявшее грудь королевы, монах почувствовал, как чья-то железная рука схватила его за локоть и с неодолимой силой отдернула назад. Раненая королева опустилась на руки маршала Серрано. Скрежеща зубами, в фанатическом бешенстве глядел Мерино в лицо Прима, верная рука которого удержала его преступный кинжал в последнюю минуту. Он уже не сомневался в успехе своего покушения, увидев пролитую им кровь. Живо и ловко пропустил сумасшедший монах свой острый кинжал из одной руки в другую, намереваясь проколоть им грудь своего нового врага.
Но Серрано, поддерживая королеву, в ожидании приближающихся придворных дам, закричал другу, чтобы он остерегался монаха. Прим схватил Мерино за шиворот, лишая его всякой возможности вредить кому-либо. В эту минуту с престола раздались угрожающие слова Антонио:
— Осмеливающийся бесчестить церковь и ее служителей, да будет проклят!
— Проклятие убийце Мерино! — ответили тысячи голосов громящему инквизитору.
Церковь представляла потрясающее зрелище: жалобные крики женщин, беготня адъютантов, плач приближенных. Королева-мать с супругом в ужасе приблизились к раненой королеве, Серрано и маркиза де Бевилль смачивали ее лоб святой водой. Королева открыла глаза и увидела, что Франциско держит ее в своих руках!
— О, бесценный! — шептала она ему едва внятным голосом и взором, исполненным страдания, поглядела на избранника своего сердца, а потом на мать.
Прибежавшие лейб-медики объявили, чтобы успокоить окружающих, что рана безопасна, но необходим тщательный уход за ослабевшей королевой.
Прим и Топете передали преступника дежурному караула. С трудом охраняло войско фанатика-монаха от ярости рассвирепевшего народа.
Великого инквизитора Мерино посадили в государственную тюрьму, а там Вермудес заковал его в кандалы. Согласие на это приказание Серрано с трудом вырвал от королевы. Никто другой из высокопоставленных лиц, даже Браво Мурильо, не осмелился бы выполнить этот приговор.
ДОН РАМИРО
Прежде чем мы начнем описывать волнение, происшедшее во дворце, а еще более в Санта Мадре, бросим беглый взгляд на большую государственную тюрьму Мадрида. Мы с удовольствием узнаем, что отвратительный монах, не побоявшийся пролить кровь царственной особы на самих ступенях алтаря, надежно сидит под ключом и запорами.
Вблизи от Растро находится большая площадь Изабеллы. Ее дома почти все ветхи и серы, в нижних этажах которых помещаются лавки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89