— Хорошо сказано, мисс Физеренгтон! — воскликнула леди Данбери, делая жест восхищения. — Это именно то, что я думала, но не могла подобрать слова.
Она повернулась к Колину.
— Она очень умна, знаете ли.
— Я знаю, — ответил он, и странное чувство гордости заполнило его до краев.
— Большинство людей просто не замечают этого, — сказала леди Данбери, поворачивая голову так, чтобы ее слова были слышны — и не только ему одному — Колину.
— Я знаю, — пробормотал он, — И я замечаю.
Он улыбнулся поведению леди Данбери, явно уже вызвавшему злость у Крессиды, которая не любила, чтобы ее игнорировали.
— Я не должна быть оскорблена этой …этой мисс Никто! — кипятилась Крессида.
Она с яростью повернулась к Пенелопе и прошипела:
— Я требую извинений.
Пенелопа лишь медленно кивнула и сказала:
— Это твое право.
И больше она ничего не сказала.
Колин буквально физически ощутил, как его губы раздвигаются в широкой улыбе.
Крессида явно что-то хотела сказать (возможно, совершить акт насилия прямо здесь), но она сдержалась, и лишь резко отвернулась, по-видимому, сообразив, что Пенелопа среди друзей. Она была известна своей уравновешенностью, поэтому Колин не удивился тому, что она сдержалась, и, повернувшись к леди Данбери, проговорила:
— Что вы планируете сделать с этой тысячей фунтов?
Леди Данбери долго смотрела на нее, затем повернулась к Колину — о, Господи, последняя вещь, которую он хотел сделать, это быть вовлеченным в этот конфликт — и спросила:
— А вы, что думаете, мистер Бриджертон? Говорит ли наша леди Туомбли правду?
Колин церемониально ей улыбнулся.
— Вы, должно быть, сошли с ума, если думаете, что я выскажу свое мнение и влез в ваш спор.
— Вы, удивительно умный человек, мистер Бриджертон, — одобрительно сказала леди Данбери.
Он скромно кивнул, затем разрушил весь эффект, словами: — Я горжусь этим.
Но, черт подери, не каждый день, леди Данбери называла мужчину умным. Большинство ее разнообразных и многочисленных прилагательных имели в основном отрицательный смысл.
Крессида даже не собиралась пытаться кокетничать с ним; поскольку, думал Колин, она была не глупа, это могло означать, что после более дюжины лет в обществе, она поняла что он ее недолюбливает, и конечно, не станет жертвой ее обаяния. Вместо этого, она смотрела прямо на леди Данбери, и старалась говорить медленно и спокойно:
— И что же мы будем делать в этом случае, миледи?
Губы леди Данбери, плотно сжатые до этого момента, скривились в гримаску, и она сказала:
— Мне нужны доказательства.
Крессида моргнула.
— Прошу прощения?
— Доказательства! — трость леди Данбери стукнулась об пол с заметной силой. — Значение, какого слова, вы не понимаете? Я не отдаю королевскую ставку без доказательств.
— Одна тысяча фунтов едва ли похожа на королевскую ставку, — сказала Крессида, по выражению ее лица читалась сильное раздражение.
Глаза леди Данбери сузились.
— Тогда почему, вы так стремитесь заполучить их?
Крессида замолчала на некоторое время, но осанка ее и подбородок стали заметно напряженнее. Все вокруг знали, что ее муж оставил ее в незавидном финансовом положение, на это сразу бы намекнул любой, кто заметил бы ее напряжение.
— Достаньте мне доказательства, — сказала леди Данбери, — И я дам вам деньги.
— Вы говорите, — проговорила Крессида (даже, несмотря на то, что Колин ее недолюбливал, он был восхищен ее самообладанием), — Что моего слова недостаточно?
— Это именно то, что я говорю, — почти рявкнула леди Данбери, — Господи, девочка, ты еще не в моем возрасте, чтобы иметь право оскорблять почти любого, кто тебе не нравится.
Колину показалось, будто он слышал судорожный вздох Пенелопы, но когда он украдкой бросил на нее взгляд, она стояла рядом с ним, наблюдая обмен ударами.
Ее карие глаза казались огромными и фосфоресцирующими на ее лице, и они восстановили присущие им оттенки, которые поблекли, после того, как Крессида сделала свое неожиданное заявление. Фактически, сейчас Пенелопа выглядела заинтригованной в том, что же будет дальше.
— Прекрасно, — произнесла Крессида, ее голос звучал низко и опасно, — Я принесу вам доказательства через две недели.
— Какого рода доказательства? — спросил Колин, и тут же мысленно отвесил себе пинка.
Как будто ему нужно было лезть в этот обмен ударами, но его любопытство победило его.
Крессида повернулась к нему, ее лицо было удивительно спокойно, несмотря на все оскорбления, со стороны леди Данбери перед бесчисленными свидетелями.
— Вы узнаете, когда я принесу их, — сказала она ему.
И затем она подала руку, ожидавшему ее одному из своих кавалеров, чтобы он увел ее отсюда.
Что было весьма удивительно, потому что молодой человек (точнее опьяненный дурак) словно материализовался из воздуха, когда она протянула руку. Мгновение, и они ушли.
— Ладно, — проговорила леди Данбери, после того как все замерли — или окаменели, в течение почти целой минуты. — Это было довольно неприятно.
— Мне она никогда не нравилась, — сказал Колин, не обращаясь ни к кому в частности.
Вокруг них собралась небольшая толпа, и его слова могли слышать ни только Пенелопа и леди Данбери, но не очень заботился об этом.
— Колин!
Он повернулся, и увидел Гиацинту, которая проталкивалась сквозь толпу, таща за собой Фелицию Физеренгтон, и спеша в его сторону.
— Что она говорила? — спросила Гиацинта, затаив дыхание, — Мы пытались добраться сюда побыстрей, но здесь была такая давка.
— Она сказала именно то, что ты ожидала от нее услышать, — ответил он.
Гиацинта скривила личико.
— Мужчины никогда не умеют преподносить сплетни. Я хочу услышать точные слова.
— Это очень интересно, — неожиданно произнесла Пенелопа.
Что-то в ее задумчивом голосе привлекло всеобщее внимание, и толпа вмиг успокоилась и замолчала.
— Говори, — потребовала леди Данбери, — Мы все слушаем.
Колин ожидал, что от такого требования Пенелопе станет неловко, но та внутренняя стойкость, которая у нее появилась несколькими минутами ранее, все еще была с ней, поскольку она стояла прямо и гордо.
— Почему кто-то открывает сам себя, и говорит, что она леди Уислдаун?
— Из-за денег, разумеется, — ответила Гиацинта.
Пенелопа покачала головой.
— Да, но разве вы не думаете, что леди Уислдаун сейчас довольно богатая. Мы все платили за ее газеты долгие годы.
— Господи, она ведь права! — воскликнула леди Данбери.
— Возможно, Крессида просто стремилась привлечь всеобщее внимание, — предположил Колин.
Это не была такая уж невероятная гипотеза; Крессида потратила большую часть своей жизни, стараясь быть в центре внимания.
— Я думала об этом, — сказала Пенелопа, — Но неужели, она по-настоящему хочет такого внимания? Леди Уислдаун нанесла оскорбления довольно большому количеству людей за эти годы.
— Никого, кто имеет какое-нибудь значение для меня, — сказал Колин.
Затем, когда стало очевидно, что его собеседницам требуется объяснение, он добавил:
— Разве вы не заметили, что леди Уислдаун оскорбляет тех людей, которые нуждаются в оскорблении.
Пенелопа деликатно откашлялась.
— Я упоминалась, как перезревший цитрус.
Он отмахнулся от ее возражения.
— Не считая моды, разумеется.
Пенелопа решила не возвращаться больше к этому вопросу, она просто посмотрела на Колина долгим оценивающим взглядом, затем повернулась к леди Данбери и сказала:
— У настоящей леди Уислдаун нет резона открывать саму себя. Крессида, очевидно, именно так и подумала.
Леди Данбери неожиданно лучезарно улыбнулась, затем ее лицо немного нахмурилось.
— Я думаю, мне придется дать ей две недели, чтобы она придумала свои “доказательства”. Честная игра и все такое.
— Мне, со своей стороны, очень интересно, с чем же она придет через две недели, — произнесла Гиацинта, повернувшись к Пенелопе, она добавила:
— Я тебе говорила, что ты очень умна, не так ли?
Пенелопа скромно покраснела, затем она повернулась к своей сестре, и сказала:
— Нам пора, мы должны идти, Фелиция.
— Так скоро? — спросила Фелиция, и к своему ужасу, Колин осознал, что он тоже произносит те же самые слова.
— Мать хотела, чтобы мы вернулись домой пораньше, — сказала Пенелопа.
Фелиция выглядела очень озадаченной: — Она так хотела?
— Она так хотела, — решительно подтвердила Пенелопа, — И, кроме того, мне немного нехорошо.
Фелиция хмуро кивнула.
— Я пойду, отдам приказания лакею, и прослежу, чтобы наш экипаж был подан к крыльцу.
— Нет, оставайся здесь, — произнесла Пенелопа, кладя руку на плечо сестры. — Я прослежу за этим.
— Я прослежу за этим, — неожиданно заявил Колин.
Действительно, как можно оставаться джентльменом, когда леди приходиться все делать самой?
И затем, прежде даже, чем он осознал, что он делает, он ускорил отъезд Пенелопы, и она покинула бал, так и не услушав его извинений.
Он подумал, что должен был считать весь вечер по этой причине крайне неудачным, но, по правде сказать, он не мог так сделать.
В конце концов, он провел неплохой вечер, в котором лучшие пять минут, он просто держал ее за руку.
Глава 12
Как только Колин на следующее утро проснулся, он понял, что до сих пор, так и не принес извинений Пенелопе. Строго говоря, вероятно в этом больше не было необходимости, даже притом, что они едва поговорили вчера на балу у Максфилдов, они пришли к молчаливому перемирию.
Однако Колин не думал, что он будет чувствовать себя нормально до тех пор, пока не скажет слова:
“Прости меня”.
Это было, по его мнению, очень правильная вещь.
Он все-таки джентльмен, в конце концов.
И, кроме того, ему хотелось увидеть ее сегодня утром.
Он сходил в дом Номер Пять на завтрак со своей семьей, но он рассчитывал попасть к себе домой, после встречи с Пенелопой, так что он запрыгнул в свой экипаж для поездки к дому Пенелопы на Маунт-стрит, хотя расстояние до него от дома матери было совсем небольшое, и почувствовал себя ленивым, раз он поехал в экипаже.
Он удовлетворенно улыбнулся и откинулся назад на сиденье, наблюдая чудесный весенний пейзаж в окно экипажа. Сегодня был один из тех прекрасных весенних дней, когда все вокруг цвело и распускалось. Солнце сияло, он чувствовал возбуждение, охватившее его, утром у него был отличный завтрак…
Жизнь просто не может быть лучше, чем сейчас.
И он ехал в экипаже, чтобы увидеть Пенелопу
Колин не хотел анализировать, почему он с таким нетерпением стремиться увидеть ее; это были именно та вещь, о которой неженатому мужчине в возрасте тридцати трех лет вообще не хотелось думать.
Вместо этого, он просто наслаждался чудесным утром: солнцем, воздухом, даже тремя опрятными особняками, мимо которых он проехал на Маунт-стрит, чтобы оказаться перед домом Пенелопа.
Не было ничего отдаленно интересно или оригинального ни в одном из них, но сегодня было такое чудесное утро, что они казались просто очаровательными, стоя рядом с друг другом и красуясь стенами из серого портлендовского камня.
Это был удивительный день, теплый и безмятежный, солнечный и спокойный…
За исключением того, что когда он начал подниматься с сидения, его глаза уловили небольшое движение через улицу.
Пенелопа.
Она находилась на углу Маунт и Пентер-стрит, причем стояла так, что никто не смог бы ее увидеть из окна дома Физеренгтонов. И она забиралась в наемный экипаж.
Очень интересно.
Колин нахмурился, мысленно постучав себя по лбу. Это не было интересно. О чем, черт подери, он думает? Это совсем не было интересным. Это могло бы быть интересным, если бы она была, скажем, мужчиной. Или это было бы интересно, если бы экипаж принадлежал Физеренгтонам, а не был старым и потрепанным наемным кэбом.
Но нет, это была точно Пенелопа, которая точно была не мужчиной, и она залазила в экипаж одна, по-видимому, направляясь в какое-то абсолютно не подходящее место, потому что если бы она собиралась сделать что-то соответствующее и нормальное, она бы забиралась в экипаж Физеренгтонов. Причем с одной из своих сестер, или с горничной, или с кем-нибудь еще, но ни в коем случае, черт подери, ни одна.
Это не было интересно, это было очень глупо.
— Глупая женщина, — пробормотал он, выпрыгивая из своего экипажа, с намерением мчаться к потрепанному кэбу, выломать дверь, и вытащить ее оттуда.
Но, как только он выбрался из своего экипажа, его охватило то же самое безумие, заставляющее его блуждать по свету.
Любопытство.
Несколько проклятий сорвалось с его языка, все самоуничижительные. Он не мог ничего с собой поделать. Это была так непохоже на Пенелопу, уезжать не понятно куда в наемном кэбе; он должен знать, куда она направляется.
И так, вместо того, чтобы некоторым насильственным способом, вбить в нее немного здравого смысла, он направил свой экипаж вслед за наемным кэбом, на север прямо через Оксфорд-стрит, где, конечно, думал Колин, Пенелопа просто намеривалась посетить какую-нибудь лавку. Можно найти целый ряд причин, по которым она не стала использовать экипаж Физеренгтонов. Возможно, он поврежден, или в плохом состоянии одна из лошадей, или Пенелопа собралась купить подарок кому-нибудь, и хотела держать это в секрете.
Нет, это все не правильно. Пенелопа никогда бы не пошла за покупками одна, она бы непременно взяла бы с собой горничную или даже одну из своих сестер.
Прогулка одной по Оксфорд-стрит, тут же вызвало бы сплетни. Женщина, совершившая такое, точно бы стала героиней следующего выпуска газеты леди Уислдаун.
Или могла бы стать, мысленно поправился он. Было трудно привыкнуть к мысли о жизни, без леди Уислдаун. Он до сих пор не осознавал, как привык читать ее за завтраком, находясь в Лондоне.
И говоря о леди Уислдаун, он был все еще уверен, что она, есть, никто иная, как его сестра Элоиза. На следующий день, после того разговора с ней, он пришел на завтрак в дом Номер Пять со специальной целью расспросить ее, но был информирован, что она все еще чувствует себя плохо и не выйдет на завтрак. От внимания Колина не ускользнуло, какой здоровый поднос отнесли в комнату Элоизы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47