Раздался легкий стук в окошко.
– Прошу прощения, мадам, – сказал Эрве, когда Элеонора открыла его. – Не хочу тревожить вас, но нам придется проехать еще одну горную гряду, прежде чем мы достигнем Пассау, а сзади к нам быстро приближается всадник.
– Майор! – вскрикнула Элеонора. – Я с ним управлюсь, Эрве. Возможно, он стремится к своему ужину. Если нет, не препятствуй ему. Он может заставить тебя пожелать вернуться к тому хирургу, а я, по крайней мере, могу заставить его поколебаться, прежде чем он нападет на графиню. – Эрве кивнул.
Карета увеличила скорость, хотя Элеонора не была уверена, можно ли это было сделать. Дорога пошла на подъем и ухудшилась. Выбоины после последней бури не были заделаны, и карету бросало из стороны в сторону, когда Эрве старался въехать на гору.
Элеонора слышала, как он кричит на лошадей, ругает их, уговаривает, стараясь добиться большей скорости. Она повисла на кожаном ремне, придумывая и отвергая одно объяснение за другим в ожидании того, что ее остановят и станут задавать вопросы. Может ли она быть очень дальней кузиной Д'Ажене? Отвергнутая любовница, не имеет значения, насколько это верно, может породить какие-то мысли, но что касается жены…
Она отбросила эту идею. Нет, это должно быть проще, чтобы легче верилось. Она была венгерской графиней, возвращающейся домой, и монсеньор Д'Ажене был так великодушен, что предложил ей свою карету. «Это сработает, – говорила Элеонора себе. – До тех пор пока майор не спросит почему», – добавил внутренний придирчивый голос.
Карета начала замедлять ход – гора оказалась слишком крутой. Не стук ли подков она слышала? Элеонора вспомнила о пистолете, который потеряла в лагере угольщика. Надо будет поручить Эрве купить новый.
Элеонора напряглась. Всадник был уже близко, потом он резко послал свою лошадь вперед. Элеонора выпрямила спину, сложила руки на коленях, подняла подбородок и надменно уставилась в точку высоко над головой. Дверца кареты распахнулась.
– Wie konnen Sie sich unterstehen? – требовательно спросила она. – Как вы посмели?
Элеонора услышала мужской смешок. Подобный она уже слышала раньше. Она сглотнула комок в горле и опустила взгляд.
– Ахилл! – выдохнула она. Ахилл стоял в открытом проеме дверцы, рукой держась за крышу снаружи и слегка подавшись к ней. Лучи заходящего солнца окрасили в золотистый цвет все позади Ахилла. Он был в грязи и обветрен после скачки, но глаза смотрели на Элеонору с тревогой и напряжением. – Ахилл, ты здесь!
– Как видишь, – ответил он и влез в карету. – Хотя мне потребуется некоторое время, чтобы согреться после твоего приветствия.
Вздрогнув, в свою очередь, Элеонора подобрала юбки, чтобы они не касались Ахилла.
– Что ты здесь делаешь? Зачем ты приехал?
– Я приехал, чтобы сопровождать тебя до Вены.
Холодные паучьи пальцы ночных кошмаров Элеоноры вернулись.
– Нет, ты не должен! Меня не нужно сопровождать.
Со мной будет все в порядке. У меня не было неприятностей по пути во Францию.
– Это было до объявления войны, – ответил Ахилл с яростным спокойствием.
– Правда, Ахилл, мне не нужно…
– Тогда давай скажем, что у меня есть кое-какие незаконченные дела с твоими братьями.
– Нет! – закричала Элеонора. – Это закончилось.
– Твоя часть, по крайней мере, – заметил он. – Меня вызвали на дуэль, ты ведь так говорила? А ты – секундант своих братьев. – Ахилл приложил руку к груди и поклонился. – Туше, мадам. Я признаю, первая кровь – ваша. И вы получили ее так успешно, что я предполагал, что это не было кровью. Возможно, теперь я встречу ваших братьев на коленях, предлагая свою шпагу и жизнь в обмен на их милость.
Ахилл говорил в прежней манере, которую Элеонора помнила с той первой ночи на балконе замка Дюпейре, – провоцирующей, язвительной, отчужденной. Человек у камина, которого она узнала так близко, ушел.
– А возможно, нет, – произнесла Элеонора, зная, что Ахилл никогда и ни перед кем не встанет на колени.
– А возможно, нет, – согласился он. – Но я могу проследить, чтобы ты добралась до Вены в безопасности.
Карета дернулась в выбоинах и начала взбираться на гору. Немного погодя Эрве снова постучал в окошко. И Элеонора, и Ахилл потянулись открыть его, и когда их пальцы соприкоснулись, Элеонора вспыхнула и отдернула руку назад.
– Еще один всадник быстро скачет, – сообщил кучер Ахиллу. – И на этот раз, конечно, майор. Все это золотое шитье почти ослепляет меня.
– Чертов немец. Святой Стефан, забери его, – выругалась Элеонора.
– Майор? – спросил Ахилл, бровь его криво поднялась. – А он что сделал вашим братьям? Я подумывал пару раз спросить о его происхождении. У немцев более отвратительный характер в отношении этого вопроса, нежели у французов. – Ахилл поднял руку и добавил: – Говоря абстрактно, разумеется, поскольку я, кажется, не отношусь ни к тем, ни к другим.
– Как ты можешь так клеветать на моих братьев, когда здесь именно ты – главная проблема! Этот майор долго-долго смотрел на крест на дверце кареты. Без сомнения, он часть твоего пользующегося дурной славой прошлого. Я почти ждала, что он распахнет дверцу, приставит мне к горлу шпагу и закричит: «Вспомни Страсбург!»
Мгновение Ахилл смотрел на Элеонору темными, сверкающими, словно сигнальный огонь, глазами, потом уголки его рта приподнялись.
– Я не был в Страсбурге с тех пор, как мне исполнилось семь. И он во Франции.
Элеонора скрестила руки, обиженно откинулась на спинку сиденья и резко бросила:
– Тогда в Хейджельберге. – Понимание и смущение заставили ее потерять самообладание. – Хотя я не сомневаюсь, что и в семь ты был так не по годам развит, что мог так оскорбить любое количество будущих майоров. Как бы то ни было, иметь с ним дело тебе. Он интересовался твоим крестом. Меня это не касается.
Карета добралась до вершины холма, натяжение подпруги исчезло. Эрве дико и ликующе закричал, и они понеслись вниз по холму к воротам города Пассау. Элеонора ухватилась за ремень и приготовилась к сумасшедшей езде, как она уже делала неоднократно прежде.
– У ворот мы будем первыми! – услышала Элеонора крик Эрве.
Карета повернула, опасно накренившись на два колеса. В душе Элеоноры поднялся страх. На секунду кожаный ремень качнулся, и она увидела, что там, на востоке, факелы на воротах Пассау состязались с оранжевым светом сумерек, который окрашивал воды Дуная в цвет мерцающего золота.
Но Элеонора вряд ли видела золотую реку – ее взгляд застыл на отряде стоящих в карауле солдат. Элеонора перевела глаза на человека, сидевшего напротив нее. До нее дошло, что он вместо солдат изучает ее профиль.
– Есть какие-нибудь предложения? – спросила Элеонора.
– Одно или два, – ответил Ахилл бархатным голосом.
– Относительно солдат. А что, если они ждут нас? Крик на немецком позади кареты послужил ответом:
– Не пропускайте их!
Ахилл отряхнул штаны и поправил кружевные манжеты.
– Святой Стефан, что ты делаешь? Нас почти арестовывают, а ты…
Ахилл развалился на сиденье, натянул шляпу на глаза и принял невыразимо скучающий вид.
– Извините меня, что оторвала вас от послеобеденного сна.
– Так ты ничего и не усвоила из того, чему я учил тебя? – спросил Ахилл.
– Я поняла, что ты испорченный, эгоистичный…
– С претензиями и абсолютно невозможный, – закончил за нее Ахилл. – Все это делает французских аристократов самыми замечательными созданиями в мире – и очень трудно арестовываемыми.
Навязчивый зуд оскорбленности Элеоноры рассеялся как комариное облако. Она расправила свои юбки так, что они целиком заняли сиденье, затем откинулась на спинку, надув губы.
– О да! Эта поездка так утомительна. Вода для моей ванны вчера вечером была холодной, говорю я вам. Несчастному мальчишке пришлось бегать четыре раза, чтобы сделать ее нормальной. – Элеонора изящно вздрогнула. – Представьте себе, что холодная вода могла бы сделать с моей кожей. Я бы выглядела в два раза старше. – Она элегантно повела плечами и посмотрела на Ахилла из-под опущенных ресниц. – Я хочу сказать, в три раза.
– Отлично, – тихо проговорил Ахилл, когда карета начала замедлять ход. – Помни, никакого страха, никакой слабости – и будь несносной, насколько сможешь.
– Другими словами, быть похожей на тебя, – прошептала в ответ Элеонора. В глубине темных глаз Ахилла вспыхнул свет. Приближающийся стук копыт не дал услышать его остроумной реплики, но она знала, что ответ лишь отложен, но не забыт.
– Не пропускайте их! – вновь закричал всадник. Лошадь негромко заржала, когда ее пришпорили.
– Halt mahen, – скомандовал другой, грубый и более резкий голос.
Элеонора ощутила, как дрогнула карета, когда Эрве соскочил со своего места. Она услышала обрывки горячего немецко-французского спора между двумя людьми, не понимающими ни единого слова в речи собеседника, но каждый из которых более чем понимал, что хотел сказать другой.
Воцарилось грозное молчание, за которым последовал вежливый стук в дверцу. Ахилл открыл ее, затем слегка отодвинул уголок кожаной занавески. Эрве усердно и скромно поклонился, и у Элеоноры вдруг зародилось подозрение, что они раньше разыгрывали эти роли. Достаточно странно, но эта мысль помогла ей расслабиться. Если они уцелели однажды, значит, это может повториться.
– Покорнейше прошу прощения, месье. Знаю, что побеспокоил вас, остановив лошадей, – произнес кучер, бросая взгляд через плечо на старшего офицера, – но этот… «танцор» хотел бы поговорить с вами.
– Ну а я не хотел бы разговаривать с ним, – сказал Ахилл с притворной манерной медлительностью, которой мог бы позавидовать принц крови. – Он разговаривает невнятно.
– Он говорит по-немецки, – ответил кучер.
– Вырази ему мою признательность и трогай. – Ахилл опустил кожаную занавеску.
Элеонора прыснула со смеху, забавляясь, и была уверена, что достаточно громко, чтобы ее услышали снаружи. Она расставила руки в молчаливом вопросе: «И что теперь?»
Им было слышно, как снаружи гремят уздечки и лошади вокруг перебирают копытами под седоками. Ахилл наклонился к Элеоноре и произнес вполголоса:
– Сомневаюсь, что они позволят нам сразу же уехать.
– Было бы лучше постараться, – ответила она почти так же еле слышно.
Ахилл нахмурился.
– Наверное. Но эти люди не принадлежат к городской охране. Это солдаты епископа.
– Майор тоже из них.
– Да-а, – сказал Ахилл и сел, в его глазах горел понимающий огонек. Элеонора почувствовала, как он освобождается от их мгновения близости. – Уже дважды я недооценил противника.
– Про?..
– Мою мать.
Раздался резкий стук в дверцу.
– Ммм? – ухитрился ответить Ахилл, поднимая откидной борт.
Майор поклонился, в руках он держал лист бумаги.
– Вы – граф Д'Ажене, так, – скорее утверждал, чем спрашивал, он, запинаясь, по-французски. – Этот крест – средиземноморский сокол, так ведь, ja? Средиземноморский, значит, крест рода Д'Ажене, ja?
Ахилл нетерпеливо посмотрел на майора, выражая чисто французское недовольство.
– Ja, – было все, что он ответил. Майор стал пунцовым.
– Вы пойдете с нами. Придержим сокола.
Позади него старший офицер открыл маленькую дверцу для ног, и потом, перекрестившись, появился священник. Майор обернулся посмотреть, кто это был.
– Монсеньор, – закричал он и бросился к священнику.
Дикое рычание раздалось из горла Ахилла, и его глаза превратились в черные точки ненависти. Элеонора не была уверена, понимал ли он, что делает. Она дотронулась до коленей Ахилла. Он дернулся, но успокоился.
– Иезуит, – сказал он тихим голосом, каким люди обычно отзываются о предателе и убийце. Как говорили, иезуиты были и тем, и другим.
В манеры Ахилла вернулась томность. Элеонора знала, что для этого требовалось сверхусилие. У него был опыт дуэлей чести, где он глядел сопернику прямо в лицо, но если бы дуэлянтом был иезуит, смерть настигла бы его еще до того, как прозвучал вызов.
Священник кивнул майору, потом подошел к карете. Элеонора подвязала кожаную занавеску, чтобы полностью открыть окно, боясь, что Ахилл заставил бы иезуита разговаривать с ним через барьер, словно на исповеди.
Мужчина склонил голову в приличествующем духовному лицу признании титула Ахилла.
– Тысяча извинений, монсеньор, – сказал иезуит на плавном и свободном французском. – Я отец Эдуард. – Не глядя на священника, Ахилл нахмурился и потянул свои кружевные манжеты, словно приведение их в порядок имело огромную важность.
Священник без запинки продолжил:
– Боюсь, что майор Фрейтаг, самый усердный офицер, поверьте мне, неправильно понял приказ епископа. Вы гость его превосходительства, месье. Герой прошлой войны. Пожалуйста, пожалуйста, прошу вас, нам оказано достаточно чести. Когда все мчатся на север, мы вдвойне польщены тем, что вы выбрали для визита наш маленький аванпост на границе с врагом. – Он закончил свою речь с самой искренней улыбкой, какую когда-либо видела Элеонора. Она почувствовала дрожь.
Элеонора не видела выхода. Ахилл сидел и дергал свои манжеты, когда, без сомнения, ему хотелось выдернуть шпагу из ножен и наброситься на этого человека.
– Невозможно! – спокойно вставила Элеонора. Иезуит уставился на нее. – Мы, конечно, благодарны его превосходительству, – добавила она беззаботно, – но вы сами видите, что вопрос совершенно не уместен.
– Мадам… Д'Ажене? – спросил священник, ища подтверждения у Ахилла. Но тот в ответ не отреагировал ни словом, ни жестом. – Мадам, я не вижу…
– Не видите? Как можно не видеть? – спросила Элеонора, ее голос взвился от возмущения. Она бросила на Ахилла взгляд раздраженной жены. – Разумеется, мы не можем остаться. У меня нет одежды.
– Его превосходительство никогда не обратит внимания…
– День за днем, – бросила Элеонора, глядя на Ахилла и не замечая умиротворяющих слов священника, – лига за лигой, я еду без единого приличного платья. Он настоял на том, чтобы нанять самых дохлых сопляков в качестве посыльных. Я говорила ему, что из этого получится.
Ахилл округлил глаза:
– Ты неутомима в мелочах, моя лилия среди шипов.
– Мадам, я…
– И я была права, – сказала ликующе Элеонора.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49