– Последняя умерла в результате несчастного случая, оставив его ни с чем, кроме дочерей на выданье. Ему нужен наследник. И вы, моя прелестная зеленоглазая иностранка, выглядите достаточно крепкой, чтобы родить ему его.
– Вы слишком много на себя берете, мадам, – ответила Элеонора, борясь с румянцем, выступившим от боли при упоминании о детях. Вместо этого она дала волю злости. Неужели вся Франция сошла с ума? – Я не хочу больше выходить замуж.
– Не делайте каких-нибудь глупых выходок, – предостерегла маркиза. – Я заверила вашу тетю, что слухи по поводу Касьяна всего лишь грязная завистливая ложь, но вам бы следовало поиметь их в виду и не отказывать ему.
Конюх подвел гарцующего черного мерина к месту седлания лошадей и подал знак Элеоноре.
– Зачем вам это нужно? – прошипела Элеонора маркизе. – У нас нет ничего общего.
Мадам де Рашан потрепала Элеонору по щеке, прежде чем та успела отстраниться.
– Не хмурьтесь так, моя дорогая графиня. Женщина всегда должна помнить о своем лице. – Она весело улыбнулась Элеоноре. – И просто подумайте, что, когда вы выйдете замуж, мы станем соседями. От де Касьяна наш особняк отделен только садом. – И, небрежно махнув рукой, она ушла.
Элеонора подошла к ожидавшей ее лошади, подумав, как было бы замечательно свернуть шею этой женщине. «Святой Стефан, прости меня за то, что замышляю убийство в своем сердце». Ей захотелось домой. Ей захотелось вернуться к благоразумию. Даже проповеди ее матери и споры братьев были лучше, чем это!
Элеонора взобралась на мерина и направила его между завывавшими гончими. В окружавшей ее суматохе она увидела почти незаметные движения пальцев любовников, воздушные поцелуи, и Дюпейре вынужден был спустить рвущихся, фыркающих собак, морды которых были искажены жаждой крови. Прощание было фальшивым – скука, заученные жесты, томные позы, – здесь было все, что она ожидала от гостей замка Дюпейре.
И в центре всего этого находился граф Д'Ажене, островок невозмутимой изысканности, отделенной от громогласной толпы.
Незаметно на своей лошади подъехала мадам де Рашан.
– Дюпейре говорит, что вы умелая наездница, – сказала она, щурясь от утреннего солнца.
– Мой дядя очень любезен.
Маркиза издала неприличествующее леди фырканье.
– Он сказал это в порыве раздражения, что говорит об истинности. Я бы хотела предупредить вас. Опытные наездницы имеют привычку скакать там, где им захочется, но сегодня вам следует быть умницей и оставаться со всеми, графиня.
– Конечно, мадам маркиза, – ответила Элеонора, хотя в сердце поднималась тревога. – А почему?
– Вы впервые поедете с нами, французами. Вы можете… потеряться. – Взгляд ее сощурившихся глаз замер на Д'Ажене, а рот изогнулся в злой торжествующей улыбке. – Я особенно рекомендовала бы вам находиться подальше от старого оврага угольщика, расположенного к югу от готических развалин, построенных Дюпейре в прошлом году. Неосмотрительность чаще заводит в подобные запрещенные места, нежели риск.
– Я буду иметь в виду ваш… совет. – Элеонора устремила мерина вперед, прокладывая себе дорогу среди гарцующих и танцующих на месте лошадей.
«Итак, – тихо пробормотала она, – ее предупредили, так ведь?» Элеонора оказалась в передней линии рядом со своим дядей. Дюпейре увидел ее и, перестав выкрикивать приказания, неодобрительно проворчал что-то в ее адрес, но не попросил удалиться, вероятно понимая, что Элеонора не замедлит их движения.
Элеонора, небрежно поправляя юбки, оглянулась. Справа от нее скакал граф Д'Ажене, сразу же за ним маркиз де Рашан.
«Предупреди Д'Ажене, – кричал ее внутренний голос. – Нет, пусть сын дьявола попадет в ловушку. Пусть будет укрощен! Тогда он последует за мной».
Элеонора почувствовала тревогу, оставляя даже такого человека, как граф, среди волков. Под рукой, укрытый несколькими слоями верхних и нижних юбок, находился придающий уверенность пистолет. Его-то, по крайней мере, она могла принимать в расчет.
Проиграл рожок, и собак спустили. Почти все как одна, ведущие лошади скакнули вперед, в их числе и мерин Элеоноры. Опьянение охватило ее, когда она позволила себе быть захваченной великолепной будоражащей кровь скачкой.
Осознание других всадников растворилось, словно во сне. Элеонору не волновали ни лай собак, ни олень, которого они искали, – она была вся в скачке. Инстинкты многих поколений мадьярских наездников проснулись в ее крови. Энергия лошади была ее собственной; триумф мускулов и сухожилий, нарастающий и звенящий в каждом шаге галопа, был ее триумфом. И в этом не могло быть сомнений. Никакой неопределенности, никакой тревоги. Она была своей в этом мире единства человека и животного.
Элеонора скакала и скакала, позабыв об окружающих. Мимолетный взгляд ослепил ее, и она моргнула, нарушив чары, вернувшись к какофонии лая, крика и ругани, ворвавшейся в уши.
Ее дядя разразился бранью в адрес старшего егеря. Собаки потеряли след. Охотящиеся сбавили темп. Впереди на зеркальной поверхности небольшого озерка отражалось солнце. Старший егерь повел всех по западному берегу, очевидно, надеясь, что там, в кустарнике, собаки снова возьмут след. На дальнем берегу у крутого обрыва виднелись причудливые развалины готических башен Дюпейре.
Элеонора внимательно рассмотрела их, в ней зародились сомнения. Она перевела взгляд на юг. Изреженный лес рос прямо на берегу озера. Он выглядел как ухоженный сад с подлеском, и в нем не было никакой дикой, ужасной угрозы Черного леса, который она ярко помнила из своего путешествия. Там Д'Ажене вряд ли будет застигнут врасплох.
«Предупреди его!» Маркиза сказала, что овраг угольщика находится к югу. Элеонора нахмурилась, зная по своей родине, как скоро лес становится густым, темным и таинственным.
«Предупреди его!» Элеонора оглянулась. Тучный де Рашан тяжело дышал от напряжения, в то время как впереди его покачивалась гибкая фигура Д'Ажене, нетронутого такой случайностью, как вдохновенная скачка. Она улыбнулась при мысли, что Д'Ажене мог направляться куда угодно помимо воли Рашана.
Это была бы успокаивающая мысль, если бы Д'Ажене тоже не изучал лес к югу.
– Предупреди его! – в третий раз закричал ей голос.
– Зачем? Почему я должна предупреждать его. Я буду выглядеть дурой. У него нет причины двигаться на юг.
– Ах, – ответил голос, – ты так его хорошо понимаешь, что знаешь мотивы его поступков?
– Конечно, нет.
– Тогда почему ты не предупредишь его?
– Потому что я не хочу подвести свою семью. И я не оправдываю их ожиданий… Подумай о ночи со свечами! Как легко его руки сплели чары, которые я почти не могла разорвать.
– Не могла? Или не захотела?
– Не могла! Как я могла захотеть такого…
– Удовольствия? – Элеонора покачала головой, пытаясь отогнать навязчивый голос своего сознания. – Разве ты не видишь, – сказала она ему, – если я проиграю, он никогда не последует за мной. В этом же случае, когда он увидит, насколько для него сложилась неприятная ситуация, он пойдет со мной.
– Ты уверена, что он охотно пойдет за тобой?
– Конечно! Что может удержать такого человека, как он?
– Вероломство. Намного большее, чем ты собиралась применить.
Собаки вдруг начали лаять, взяв след. Элеонора облегченно вздохнула, когда старший егерь показал на север. Ей хотелось покинуть это место. Уже когда она и граф двигались на север, Элеонора подумала, бросая взгляд через плечо, что ее двойственность прекратит проявлять себя…
Д'Ажене не было.
Ее сердце словно остановилось, и она застыла. Ее мозгу потребовалось значительное время, чтобы оттаять и вернуться к реальности. Может, он просто устремился вперед вместе со всеми? Глаза Элеоноры скользнули вбок на суетящуюся толпу, следовавшую за собаками.
Элеонора повернула к краю толпы. По двое, по трое мимо нее проехали Виньи, вечно флиртующий мерзавец Флери, даже Рашан, увлеченные поиском ускользающей добычи, но Д'Ажене среди них не было. Скоро проехали все. Она посмотрела сквозь деревья на юг. Там в тени исчезал темный силуэт.
«Поверни на север, – настаивала часть ее, – поверни на север к обычным мужчинам и к их повседневной лжи. Поверни на север. Последуй за мужчинами, чьи поцелуи не обжигают, чьи ласки не разжигают огня…» Элеонора зажмурила глаза. Лай гончих удалялся. Ветер нетерпеливо теребил кончики ее волос, выбившихся из прически. В воздухе пахло сыростью. Утреннее солнце грело лицо, но надвигалась гроза. Элеонора задрожала. Она ненавидела грозу.
Ее рука, казалось, сама собой натянула поводья, направляя лошадь к югу. Протестующее нытье покинуло ее, и Элеонора открыла глаза, чтобы увидеть тропинку, ведущую в лес, тропинку, оказавшуюся совсем близко.
«Нет, гроза не придет», – подумала Элеонора поеживаясь. Она сама поедет к ней.
Ахилл вел своего коня, Широна, по сужающейся к пройденным расстоянием лесной тропинке к месту встречи с сыном Боле Жаном-Батистом. В суматохе подготовки к охоте конюх вложил ему в руку записку. Ахилл уклонился от низкорастущей ветки, шуршание бумаги было неотличимо от шороха листьев.
Был момент, мимолетное мгновение, когда он посмотрел на сложенную записку и почувствовал наплыв ожидания. Любовная записка от графини Баттяни? Ахилл не сомневался, что ее тело будет принадлежать ему, когда он захочет взять его, но письмо будет означать, что он добился большего.
Потом он вернулся к своему нормальному состоянию. Печать была обычной, поставленной второпях. Но он достаточно узнал графиню, чтобы понять, что то, что она может послать, она вряд ли открыто скрепит собственной печатью.
Ахилл нетерпеливо надорвал послание, открыл его и узнал почерк Жана-Батиста. Что так быстро узнал о графине юноша? Несколько искаженным почерком он настоятельно просил графа встретиться с ним в заброшенном лагере угольщика к югу от развалин Дюпейре.
Такая секретность не была присуща Жану-Батисту. Это заставило Ахилла насторожиться, и он удивился, что было такого в сведениях о графине Баттяни, что потребовало встречи для рассказа в таком странном месте. Действительно ли она была связана с Рашанам? А если так, то как он собирается заставить ее заплатить?
Тропинка повернула на восток. Она пройдет через заброшенный лагерь угольщика и в конце концов приведет к готическим развалинам Дюпейре на востоке от озера.
Ахилл иронично улыбнулся этому. Меньше чем в полумиле на север от лагеря находился грот влюбленных. Его мышцы напряглись, когда он представил, как будет обладать Элеонорой там, как она будет отвечать на его ласки, которые приведут их к полному страстному удовлетворению.
Что же было в Элеоноре такого, что его так неуклонно тянуло к ней? Желание познать страсть с нею как последнее воспоминание, которое он мог бы взять с собой на войну, а может, и на тот свет?
Она была настоящей женщиной, сложной, и эта сложность манила.
Приглушенный треск, как удар лошадиного копыта о камень, заставил Ахилла придержать Широна. Он пробежал прищуренными глазами по деревьям позади себя, все его чувства обострились. Там не было никакого постороннего движения, никакой неестественной тени. Тот, кто следовал за ним, умел прятаться. Это мог быть всего браконьер, ожидавший, когда он пройдет.
Однажды под Филипсбургом он попал в засаду в точно таком же лесу и к точно такому же молчаливому невидимому врагу.
Ахилл поднял бровь. Враги? Он мрачно улыбнулся и тронул коня, внимательно прислушиваясь к сигналам, за которыми он по-прежнему следил. Они были здесь. Едва заметные, но были.
Он горько поблагодарил тех венгерских гусар, которые тогда поймали его в ловушку. Если бы не они, он не знал бы сейчас, за чем смотреть, не знал бы, что за ним следит графиня Баттяни.
Его постигло разочарование. Итак, в итоге она работала на Рашана. Зачем еще следить за ним? Вне всякого сомнения, именно это хотел сообщить ему Жан-Батист, ожидавший его впереди, но внимание Ахилла оставалось прикованным к тени позади.
Разочарование превратилось в злость. Прекрасная Элеонора захватила его врасплох. Дурачила его своей ложью, своим изощренным притворством. Это поднимало ставки. Это действительно поднимало ставки очень высоко.
И он увидит, как она заплатит – заплатит сполна.
Элеонора следила сквозь скрывающую ее листву за графом Д'Ажене. Полчаса назад он остановился, и она была уверена, что он заметил ее или услышал, хотя Элеонора не могла сказать, что было громче – удар копыта о камень или стук ее сердца. Но Ахилл поехал вперед, сердце ее слегка успокоилось, и его биение стало напоминать барабанную дробь.
Она попыталась держаться на расстоянии, как этому учил ее дедушка, но возросшее число пней в подлеске сказало ей, что они приблизились к заброшенному лагерю угольщика.
Вьющееся растение погубило стоящее впереди дерево, и его длинные стебли скрыли Д'Ажене от ее взгляда. Элеонора осторожно и медленно продвигалась вперед, сконцентрировавшись на мешающих ей побегах.
– Свидание, мадам графиня? – Граф Д'Ажене сидел на своем коне на краю поляны, глядя на нее холодными черными глазами.
– Едва ли, месье, – ответила Элеонора, смотря мимо него на поляну. Она казалась пустынной. Элеонора подъехала ближе. – По крайней мере, не для меня. Но, возможно, вы?..
Он изучал ее, прищурив глаза.
– Возможно, я… что, мадам? Вы думаете, я встречаюсь с проституткой, чтобы удовлетворить себя, пока вы не окажетесь в моей постели? – Ахилл наклонился к Элеоноре почти вплотную. – Зачем вы ехали за мной?
Резкие слова заставили Элеонору вздрогнуть. Птицы умолкли, создавалось впечатление, что в лесу наступила тишина, нарушаемая только тяжелыми ударами ее повинного сердца.
– Кажется, я последовала за вами просто так. – Элеонора посмотрела на мирную поляну. Она оказалась дурой. Ей следовало бы знать, что Рашаны больше болтают, чем делают. – Я думала…
Д'Ажене схватил ее голову и закрыл ей рот рукой.
– Вниз. – Он перекинул ногу через круп коня и спрыгнул на землю, увлекая Элеонору за собой как раз в тот момент, когда пистолетный выстрел ворвался в тишину.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49